Алька. 89 - Алек Владимирович Рейн

с Урала моя любимая тётка, тётя Аня. Они с мужем – дядей Сашей – работали и жили в ЗАТО «Челябинск-70», было у них двое маленьких детей, Володька и Люда, и дядя прилететь не смог. Были оба московских дяди, дядя Ваня и дядя Миша, с жёнами, были подруги Катькины, друзья Гоши. Всё было, как полагается на русской свадьбе, тот, кому положено было напиться, – напился, кто хотел сплясать – сплясал, пели песни за столом. Даже драка была, какая ж свадьба без драки? Пустяковая, правда, но всё же. Один из Гошиных друзей играл на свадьбе на аккордеоне, наш какой-то дальний родственник, которого я видел первый раз в жизни, подпил и, стоя рядом с играющим, стал нажимать на клавиши, мешая игре. Играющий попросил его не мешать, затем сделал ещё замечание, после третьего раза снял аккордеон и двинул родственнику моему по глазу. И правильно, если козёл другого языка не понимает. В общем, погуляли хорошо. На второй день родители Георгия, Алексей Иосифович и Нина Григорьевна, пригласили молодых, маму и меня с Людмилой на второй день к себе в гости. Это были интересные люди, они мне понравились, Гошин отец в прошлом чекист, весёлый озорной мужик, ценитель прекрасного пола, не дурак выпить. Особенно мне понравилась его мать Нина Григорьевна, женщина удивительного ума и обаяния. В ней сочетались весёлый искромётный нрав, ум, такт, простота в общении. Она прекрасно играла на фортепьяно, была человеком образованным, добрым и умным. Это был светлый человек, но земной, глубоко порядочный, любящий своих детей, но не деспотично, оставляющая им право выбора пути, но готовая посильно помогать.

В девяностых годах, после смерти супруга, она съехалась со своим младшим сыном, жила в его семье. Сынок с женой запойно пили и, судя по всему, отбирали у неё пенсию, она голодала, ходила искать еду по помойкам, погибла под колёсами грузовика. Узнал об этом я на её похоронах.

По вечерам я ходил в вечёрку, была возможность, встречались с Людой, с пацанами, всё шло своим чередом. Однажды Людочка пришла на свидание в новом пальто и кепочке, тёща сама сострочила из синей ткани. Ткань симпатичная, и кепочка неплохая, но пальтушка что-то не очень получилась. Браться за всё это ещё не значит уметь всё. Одно плечико было существенно ниже другого, и от этого красавица моя выглядела как-то скособочено. Глянул я на неё в этом пальтеце, и сердце у меня защемило от нежности и жалости, стою и думаю: придётся жениться, кто ж её в этом пальтишке замуж возьмёт.

Сам я в то время стал одеваться франтовато, насколько позволял мой бюджет. Купить в магазине брюки или костюм было возможно, но продукция фабрики «Большевичка» в те годы не вселяла радости, как ни меряй, всё сидело как-то коробовато. Но поскольку в детстве на меня неоднократно перешивали костюмы моих дядьёв, я знал, как решить проблему своей экипировки. В середине шестидесятых вошли в моду слегка расклешённые брюки с впереди расположенными карманами, как на джинсах, в продаже таких, конечно, не было, а вот в магазинах «Ткани», в которых было с избытком тканей всех видов, расцветок хватало, включая ткани импортные. Я подобрал светлую ткань в крупную клетку и направил свои стопы к портному, который перешивал на меня костюмы с десяти лет, он обрадовался мне, как родному племяннику. Я шил у него брюки, а потом и костюмы всех видов и фасонов лет до тридцати. Забавно, но тогда одежда, сшитая в ателье, обходилась не дороже, чем купленная в магазине. В конце семидесятых или чуть раньше в продаже появилась импортная одежда, которая сидела на тебе не хуже индпошива, и шиться уже не было смысла – обычная покупка занимает меньше времени.

Мне было лет семнадцать, когда я пошил первый свой костюмчик. История его пошива забавна. Вместе с Кемелем в нашу компанию пришёл Юрка Глебов, классный парень, спортивный, с интеллектом. Юрка тоже был изрядным модником, вдобавок к тому у него был шурин, так вот шурин его был не просто модником, он был для нас гуру моды. Он ходил в настоящем английском котелке, у него был СМОКИНГ, трость, да невозможно всё перечислить. Так что когда я решил скомстролить себе костюмчик, то сомнений, с кем посоветоваться относительно фасона костюма, у меня не было. Мы вдвоём с Сашкой завалились к нему на консультацию, не заглядывая ни в какие журналы, он изрёк: «Двубортный, приталенный, на четыре пуговицы, удлинённый. Два шлица, цвет тёмный». Кемель, поскольку он участвовал во всех стадиях обсуждения, уточнил: «А насколько длинный?» Юркин шуряк объяснил: «Полторы ладошки от колена». Получив такие исчерпывающие инструкции, я кабанчиком метнулся в магазин ткани, оттуда в ателье и через месяц красовался в великолепном, как я полагал, двубортном костюме из тёмно-коричневой ткани в полоску.

Первый раз я надел его в театр, всё было, как говорили в нашей компании, – ништяк, но огорчила меня капельдинерша, которая, узрев меня перед входом в зрительный зал, заявила мне: «Вы должны сдать пальто в гардероб». Я высокомерно взглянул на неё и проследовал, с подругой мимо, но в душе меня терзали смутные сомнения. Мне ещё при первой примерке показалось, что пиджачок мой длинноват, но ведь гуру сказал, а кто я такой, чтобы сомневаться истинности знаний гуру. На следующий день мои сомнения развеял Кемель, поржав над длиной моего пиджака, он постучал меня по лбу и сказал: «Ну ты жопа, он же отвечал мне, имея в виду мои полторы ладошки». Сравнение ширины наших ладоней подтвердило: авторитет гуру незыблем, отмерив длину пиджака своими ладонями, я приплюсовал к требуемой длине порядка десяти сантиметров. Кто виноват, стало ясно, но возник извечный русский вопрос: что делать? Укорачивать? Кемель легко разрешил его, сказав: «Да не парься, кто что поймёт, ходи как есть, так даже прикольней». Я и не стал париться.

Ко мне зашёл Лёсик, давно не виделись, пошли пройтись, по дороге встретили Кемеля, было прохладно, но солнечно. За девяносто восьмой поликлиникой ребятишки, по виду пятиклашки, играли в расшибалку. Решили подурачиться, подошли к ним, спросили разрешения поиграть, пацанята затею нашу поддержали, но нагло потребовали, чтобы мы отвечали удвоенными ставками, мол, вы же выше, вам виднее, у вас будет преимущество. В этом был резон, согласились. В качестве биты взяли юбилейный рубль, играли как положено, жульничали, спорили из-за каждой проигранной копейки. Не заметили, как из-за поликлиники появился Николай Николаевич по полной форме, увидел непорядок на вверенной территории и направился к нам. Пацаны смотрят на нас, не поймут, что