Дресс-код для жены банкира - Сиверс Лиза

— Я… — неуверенно протянула Глафира, — я не понимаю…

— Есть сомнения — уходи, — он указал на дверь спальни, — сиди там, гоняй в голове свои мрачные мысли. Но вот что я тебе скажу: мы тебя из этого омута вытянули, сама бы ты не справилась, но ты это обстоятельство неправильно трактуешь — не понимаешь, что это везение большое, выйти из такой истории живой, вполне себе здоровой и в своем уме! Да ты уже удачу держишь за хвост, Глашенька, родная моя. Сейчас знаешь, как все будет…

— Ну, это ты, дед, через край хватил! Удачу за хвост — звучит-то как смешно. — Глафира улыбнулась. — Давай отменяй режим умолчания, я остаюсь и хочу знать, что там такое сделала Валерия.

— Да ничего особенного, — поспешила я вставить, — просто сводный брат Антонова, Никита, проболтался мне, что ваш дедушка, как бы это сказать, поймал не того, кого хотел, а вообще неизвестно кого. И тут как раз все запуталось…

— А-а-а, Никита… Он все спортом занимался… — неопределенно протянула Глафира.

Жарову, видимо, очень хотелось узнать, чем еще занимался Никита, но спрашивать он не решался. Над столом повисло тягостное молчание.

— Дед, ты, наверное, спросить хочешь?.. Да? Этого он не делал, там другие были. — Глафира опустила глаза. — Давай рассказывай про Стамбул.

— Что ж, это облегчает нашу задачу, — бодро, как будто речь шла о производственном вопросе, ответил Жаров. — Значит так, наш Антонов в Стамбуле и якобы занимается, чтобы не соврать… изучением в Стамбульском университете кросс-культурных связей христианских и тюркских народов в проекции на современное состояние дел — так это, кажется, звучит.

Понятно, откуда ноги растут, подумала я. Смех смехом, но вот он, заговор гуманитариев в действии. Но вслух решила ничего пока не говорить.

— Комбинация простая до безобразия, — продолжал тем временем Павел Викторович, — поэтому-то ни один аналитик и не догадался. Один берет паспорт другого и едет в Турцию собирать материалы для исследований, а этот с паспортом того, тьфу ты, тут уже запутаться можно, руководит финансовыми потоками. Кстати, Валерия, хотите знать настоящее имя вашего друга? Ну так готовьтесь. Как вы думаете, почему настоящему Антонову с его паспортом так уютно в бывшей Османской империи?

— Неужели сын турецкоподданного? Это было бы уже смешно до неприличия!

— Вот-вот, до неприличия, — хохотнул Жаров. — Но не переживайте, ваш аристократ духа других кровей. Вполне благородных, знаете ли, даже. Значит так, зовут его Василий Ипсилантов, выпускник культпросветучилища, твой, Глашенька, земляк…

— Откуда такая фамилия? — Я была потрясена.

— Дед, — не вовремя проявила любознательность Глафира. — А почему греку уютно в Стамбуле?

— Ты лучше спроси, почему выпускнику культпросветучилища уютно в финансовом учреждении. — Павел Викторович хмыкнул. — Впрочем, при нашем уровне невежества и безграмотности самозванцев везде много, для них у нас райские условия. А насчет греков в Стамбуле… Вы, наверное, Валерия, тоже не знаете, хотя гуманитарий… Про фанариотов слышали? Греческая аристократия Константинополя, ныне изведенная под корень. Мне уже справку прислали. — Он встал и взял с письменного стола папку. — «Фанариоты традиционно занимали посты наместников султанов в пограничных с Россией областях, некоторые из них со временем оказывались на российской службе, отчего и потеряли доверие турецких властей. Отойдя от власти в XIX веке, сохранили влияние в финансовой области». То есть эта любовь к банкам у вашего друга, Валерия, возможно, наследственная. Вот тут из Брокгауза и Эфрона: «Их энергия и изворотливость ценились султанами весьма высоко». А вот тут и про семью Ипсиланти… Были наместниками в Молдавии и Валахии. То есть он у нас Василис Ипсиланти, если правильно говорить. Далее: «Греко-турецкая война вынудила подавляющее большинство греков покинуть Стамбул, дело довершили инициированные правительствам погромы 1955 года». Так, так… «Последний потомок благородных фанариотов умер в конце XX века… Источник…»

— Значит, никого не осталось? Он там один как будто бы грек? — Глафира с неожиданной живостью поднялась и выдернула из рук Жарова листок.

— Когда где-то чего-то не осталось, а оно очень нужно, следует заново завезти — закон рынка, — прервал ее Жаров.

— Зачем Турции греки?

— Затем, что в Евросоюз хочется, а грехи, прошу прощения за каламбур, не пускают. Проблемы с киприотами, к примеру. И тут специальная исследовательская программа на базе Стамбульского университета очень-очень кстати. Гуманитарные контакты — это для европейцев не пустой звук. А если некий этнический грек из России собирается изучать этот актуальный вопрос да возникший откуда ни возьмись меценат готов его содержать, сняв тем самым бремя с турецкого государства, кто же тут будет возражать? Опять же при этом кто догадается искать грека в Стамбуле? На случай если подмена вскроется, они здорово подстраховались! Не могу не признать, придумано ловко, — заключил Павел Викторович.

— А я знаю, кто это придумал, — не выдержала я. — Ольга Арсеньевна, Юрина мать.

— У нашей Валерии, как у современной барышни, кроме возлюбленного, еще имеется и законный супруг Юрий и, соответственно, свекровь, — пояснил Жаров Глафире, а потом поинтересовался: — И что же получается, свекровь каким-то образом связана с возлюбленным?

Тут я во всех красках рассказала про Ольгу Арсеньевну и ее заговорщические планы по насильственному внедрению добрых нравов и хороших манер, а также историю ее знакомства с Василием (и как я теперь буду его называть? Василиском, что ли?) и их тесную дружбу.

— М-да, недооценивал я потенциал академических кругов, — покачал головой Павел Викторович. — Такие вот наивные вроде романтические прожекты, а если надо — работают.

— Так без романтиков не было бы и науки, — встряла я.

— Да подождите вы со своими банальностями, — с досадой отмахнулся Жаров. — Скажите лучше, как я буду нашего Антонова доставать из Стамбула?

— Так пусть эта дама, Ольга Арсеньевна, поможет. Поможет ведь? — Глафира вопросительно посмотрела на меня.

— Да на университет-то и так выйти можно, только вряд ли он там сидит в читальном зале библиотеки. Поедем к ней, конечно, поговорим. Возможно, что она поможет, это же для блага ее друга, Ипсилантова: я ведь пока того не найду, этого не отпущу… — начал дед.

— Не думаю, что шантаж на нее подействует. Это же фанатичка… Вот если вы сможете произвести впечатление приличных людей, не моветонов и парвеню, прошу прощения, то…

— Нет уж это я прошу прощения, — взвился Жаров.

— Не обижайтесь, не обижайтесь. Я, к примеру, все-таки моветон. Или моветонша? Если не что похуже, а у вас как получится. Дело непредсказуемое, — развеселилась я. — И, кстати, насчет шантажа. Я ей позвоню и пойду с вами туда. Если вы мне устроите свидание с… э-э-э… Василисом.

— Вы что же, милая, думаете, мы без вашей помощи не справимся, а?

По его мрачному тону стало понятно, что шутки закончились.

— Дед! — отчаянно крикнула Глафира. — Ты что?.. Ты забыл?

— Нет, Глашенька, что ты!

С этими словами Павел Викторович поспешно натянул на лицо улыбку. Да, только мне начало казаться, что я не все понимаю и тут опять какие-то тайны. Что он, интересно, не забыл?

— О свидании в тюрьме и не думайте. — Жаров опять говорил шутливым тоном. — Ну зачем вам эта дурацкая романтика, свидание в застенках? На деле там не так романтично, как вы себе придумали. Решительно отказываюсь устраивать этот аттракцион, решительно, так и знайте. Подождите, когда он выйдет, отмоется, переоденется, отдышится… Тогда и бегите на свидание. И закроем на этом тему! Позвоните свекрови, организуйте нам с Глафирой встречу с ней, а сами… Кстати, я вас больше не держу.

— Я могу уйти и из гостиницы съехать?

— Э-э-э… Я не то хотел сказать. Насильно вас тут больше не удерживают. Вот! Но! Если вы хотите, подчеркиваю, если хотите, то мы с Глафирой будем рады видеть вас рядом. Живите, если удобно, в отеле, ну и полная свобода действий.