По следам Лейва Счастливого - Хельге Ингстадт

В Ланс-о-Мидоузе водятся привидения, об этом здесь всякий знает. Джордж Декер рассказал нам про одно привидение, причинившее ему немало хлопот. В доме была пристройка с несколькими клетями, и вот туда по ночам повадилось привидение. «Такой шум поднимет, что невозможно спать. Соскочишь с кровати, – рассказывал Джордж, – схватишь ружье – и туда, да только и успеешь заметить, как что-то белое мелькнуло и исчезло». В конце концов он смекнул, в чем дело. Привидение не унималось потому, что пристройка оказалась на его пути. А привидения очень привязаны к своим постоянным дорожкам. Декер снес пристройку, и с тех пор приведение не беспокоит его.

... У Декера очень уютно. Хозяин, дымя трубкой, сидит в уголке, поглядывает в окно на море. И вот уже рассказывает очередную историю. На полке под потолком лежит его старинное ружье, на стене висит пороховница. Джордж всю жизнь охотится с этим ружьем, унаследованным от деда. Он снимает его с полки, огромное, тяжелое, и любовно поглаживает рукой старого охотника.

– Настоящее ружье, не то что мелочь, с которой ходят на охоту нынешние. Раз я одним выстрелом пятнадцать уток уложил.

Декер тоже знает про один клад: в земле зарыт железный котел, а в нем полно золотых монет. Но это секрет. Я узнаю только, что сведения получены еще от прадеда, который «видел все своими собственными глазами». Ночью в Сакред-Бей вошел корабль, к берегу причалили лодки, с них сошли люди и принялись копать. А утром корабль исчез. Многие искали этот клад, но (Джордж снисходительно улыбается) он один знает, где надо искать. Вот только бы время выбрать...

Потом он принимается напевать старые песни. Их он знает много, все больше про моряцкую жизнь, кораблекрушения, пиратов, любовь. Мелодии обычно грустные, куплетам нет числа. В них – дыхание давно прошедших времен.

Супруга Джорджа, добросердечная, спокойная Мэй, молча слушает.

К «ФЮРДЮСТРЕНДЕР»

Капитан Сёрнес широкой улыбкой встретил мои слова о том, что пора «Халтену» снова бороздить волны. Нашей целью был Лабрадор. В прошлом году я осмотрел его с воздуха, теперь часть членов экспедиции продолжит работу уже в поле. Дело важное, надо отыскать «удивительные длинные берега» – ориентир, который винландцы назвали Фюрдюстрендер. К тому же не исключено, что норманны селились на Лабрадоре, где, вероятно, заготавливали лес.

Анна Стина будет с нами не все время. Мы договорились с «Миссией Гренфелла», что она вернется на их самолете в Ланс-о-Мидоуз и продолжит там раскопки, а остальные двинутся дальше.

Сперва идем к Белл-Айлу, одинокому островку в устье одноименного пролива. Он лежит примерно в четырнадцати морских милях к северу от Ланс-о-Мидоуза. Южный и западный берега показались нам не очень приветливыми – в море обрывались крутые скалы. Плоскогорье высотой до двухсот пятидесяти метров тоже выглядело безотрадным. Не видно было ни одной гавани, кругом плавали айсберги. В старину рыбаки называли остров Белл-Айл островом Демона; их вполне можно понять. Зато он отличный ориентир, и для винландцев тоже, наверно, был таким.

Затем мы пришли в Шато-Бей, бухту на западном берегу пролива Белл-Айл, в самом устье. Название меткое (шато – замок): на подступающей к заливу гряде причудливые базальтовые скалы местами очень похожи на колонны. В период расцвета рыболовного и китобойного промысла тут находилась одна из важнейших гаваней. В бухте и по соседству собиралось много эскимосов и индейцев, которые тогда фактически были в состоянии войны с европейцами.

На одной высоте мы нашли развалины старого форта. Его построили в 1767 г. по велению английского губернатора Пеллисера. Должно быть, Шато-Бей немало повидал в годы беззакония. Гавань хорошая, но травостой скудный; вряд ли винландцы стали бы обосновываться тут.

Идем дальше на север, вдоль лабрадорского приморья, мимо глубоких фьордов, которые мы решили исследовать на обратно пути. Да, с воздуха побережье и леса выглядели совсем иначе. С моря рисовалась угрюмая картина. Голые, иссушенные ветром островки, серые берега... И только окаймленные зеленью фьорды да лесистые пригорки вдалеке говорили нам, что там, во внутренних областях, совсем другая природа. Настоящих гор отсюда почти и не видно, на запад волнами уходили увалы.

«Халтен» шел против Лабрадорского течения, скорость которого примерно десять морских миль в день. И я особенно хорошо понял, какую роль играли течения для винландцев. От самой Гренландии норманны продвигались все время по течению, оно помогало им.

Словно причудливые бело-голубые корабли проплывали вдали огромные, до пятидесяти метров высотой, айсберги. Когда-то они вели спокойное существование, составляя часть ледника где-нибудь на Баффиновой Земле или дальше на севере. Но вот край ледника обломился, и кругом всплыла убитая мощным всплеском рыба. Это родился айсберг. С этого дня началась его самостоятельная жизнь, началось плавание на юг. Его разъедали волны, трепали штормы, точило солнце. Одни айсберги застревали на мели, другие добирались до далеких теплых краев, но все одинаково были обречены на гибель.

Отсюда вышла и та гора, которая погубила «Титаник». Немало рыболовных судов отправилось следом за ним, особенно в туман. Туман обычен для тех мест, чаще всего он появляется, когда теплый воздух с юга смешивается с холодным над арктическими водами. Мы много раз попадали в густейший туман, и тогда неприятно было думать об айсбергах и подводных камнях. Метко писал об этих местах Адам Бременский в 1070 году, почти через сто лет после походов винландцев: «За этим островом (Винландом) нет земель, пригодных для обитания, дальше идет сплошной лед и густой туман».

К северо-востоку от Сэндвич-Бея лежат острова Геннета. Мы свернули к ним, прослышав, что там на редкость много птиц. Было яркое солнце, прозрачный воздух; вскоре показались низкие островки. Заходим на лодке в маленький залив. Куда ни погляди – птицы. На скалах, как на полках, плотными рядами сидят гагарки, чистики, топорки в старомодной белой манишке и с красным попугаячьим клювом. Когда мы приближаемся, тысячи птиц шумно срываются с места, от мелькающих крыльев рябит в глазах. Высаживаемся на берег, идем среди птиц, а они удивленно смотрят на нас, подпускают совсем близко и затем взлетают. В расщелинах видимо-невидимо болтливых чистиков, высиживающих яйца. А когда мы пересекаем темно-зеленый ковер жесткой травы, удобренной птичьим пометом, из норок в дёрне, прямо из-под ног то и дело взлетают топорки.

Промелькнул песец в потрепанной летней шубке; наверно, его занесло сюда на плавучей льдине. Что ж, он неплохо устроился, на всю жизнь хватит яиц и птицы, ешь вволю. Можно спать спокойно, не тревожась за завтрашний день, все равно как пенсионер с открытым счетом в банке.