Прощай СССР - Павел Ларин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прикинь. — Я пожал плечами. — Сам в шоке. Но, похоже, так и есть. Он пролез в мою голову, когда я попал в тюрьму. Ночью, во время разговора, сказал, мол, на месте тюрьмы раньше было какое-то другое здание. Я так понял, он тоже, типа, экспериментировал. Изобрел способ, как псионику выходить за пределы тех границ, которые существуют. Говорил о каких-то якорях. Мол та самая книга это — якорь. Слушай, по большому счёту это сейчас не самая важная проблема. С Богомолом можно разобраться чуть позже. Вопрос в другом. Он не успокоится. Он однозначно нацелен вычислить того самого пионера и убить его. Сказал, мол, мы с тобой — это магнит. Создателя псиоников должно было к нам притянуть. Короче, он очень много всякой ерунды говорил, бо́льшую часть из которой я даже не понял. Но вот насчёт пионера… Или пионерки…
— Вот черт…– Маша потерла лоб пальцами. — А к нам притянулись…
— Так и знала, что вы здесь! — Селедка подкралась откуда-то со стороны и мы ее с Машей даже не услышали. — Конечно. Хочешь найти Фокину, ищи Ванечкина.
В голосе Тупикиной отчетливо слышалась обида и еще то, что она тщательно пыталась скрыть, но не очень успешно. Селедка ревновала очень сильно.
— Черт… Потом договорим. — Тихо сказала Маша, а потом повернулась лицом к подруге и улыбнулась. — Ну, ты чего? Просто обсуждали с Петей вылазку в лагерь «синих». Нам кажется, Антон сильно уж верит в успех, а будут сложности.
Фокина подошла к Селедке, подхватила еп под локоток и потащила в сторону девчачьей палатки.
В общем, по факту, Елена Сергеевна всем нам была не нужна. Но она, судя по всему, считала иначе.
Глава 17.2
— Мишин, Ряскин и Тупикина, займитесь обедом. — Распорядилась Елена Сергеевна. Потом она повернулась ко мне и выдала крайне неожиданную вещь. — Мы пока что с Ванечкиным осмотрим периметр.
Я вообще не понял, если честно, на хрена. Какой, к чертовой матери, периметр? Мы что, реально в войне участвовуем? Осмотрим на предмет чего? Елок и березок? Проведём инвентаризацию пеньков?
Однако, вслух возражать не стал. Потому как сразу после удивления появилось подозрение. Может, Елена Сергеевна хочет о чем-то поговорить без свидетелей? А это момент интересный. Я бы тоже непротив пообщаться с ней наедине. Чисто для того, чтоб понаблюдать за блондинкой, послушать интонации, изучить детали мимики. Могу дать руку на отсечение, что-то с этой дамочкой не так…
Последний раз она говорила со мной, именно со мной, без лишних ушей, в самом начале смены. Когда мы только приехали в лагерь. Потом как-то резко все изменилось. Вожатая только смотрела со стороны. Но смотрела постоянно. Первое время я считал, это у нее исключительно забота о Ванечкине так проявляется. Но сейчас… Сейчас, пожалуй, столь уверенно не скажешь. Либо, второй вариант — я просто превратился в параноика и везде, во всем вижу заговор. Но, знаете ли, для этого имеются веские основания.
— Остальные, Фокина и…
Вожатая замолчала, уставившись задумчиво на Богомола. Странная, конечно, история. Никто, вообще никто не может назвать его имени. Даже педсостав, который, как бы, по-любому должен это имя знать. Богомол словно безликое пятно для всех окружающих. И это при том, что степень неадекватности его поведения иной раз просто зашкаливает. Как можно не запомнить этого психа, не представляю. И тем не менее, хоть убейся, его имя просто растворяется в памяти.
Правда, теперь я допускаю, что это — некая особенность псионика. Может, он специально так делает. Черт его знает. Тем более, если у Богомола главная цель — замочить кого-то из подростков. А то, может, сразу несколько. Потому что я, к примеру, не понимаю, как можно вычислить конкретного подростка, который по заверению неадеквата, создаст в будущем псиоников. Они вообще сейчас даже близко ни о чем подобном не думают.
Тогда вполне логичным становится тот факт, что Богомол тщательно скрывает себя самого от внимания окружающих. Вернее, стирает свой след в памяти.
А если он делает это специально, то…
И только в момент, когда данная мысль сформировалась в моей голове, я охренел. Только сейчас! Стоя посреди нашего временного лагеря, рядом с Еленой Сергеевной, которая пялилась на Богомола, тщетно пытаясь вспомнить его имя. А мне бы надо охренеть раньше. И подумать в нужном направлении раньше. Не знаю, почему мое сознание так сильно тормозит. И вот, что меня так сильно впечатлило.
Я утратил способности псионика, когда очутился в теле Пети Ванечкина, потому что сам Петя Ванечкин активно борется за свою свободу. Он блокирует мою силу. Уж не знаю, как малолетний придурок сообразил и как он ухитряется проворачивать подобный фокус, но это и не важно. Главное — сама ситуация. Маша Фокина — то же самое. Она очень активно сопротивлялась, почувствовав вторжение извне. Пионерка сейчас, как и мой Ванечкин, закрыла псионику, захватившему сосуд, доступ к силе.
А Богомол…Если допустить, что его эта удивительная способность вычёркивать себя самого из памяти окружающих людей — итог воздействия на них, то значит…
Видимо, у меня от сильного удивления глаза полезли на лоб или лицо приобрело характерное выражение. Потому что Маша, которая стояла напротив, а мы все дружно собрались в кружок, дабы распределить обязанности, уставилась на меня с таким видом, будто на моей башке вылезли рога или еще какая другая хрень. Удивилась Маша, проще говоря.
Девчонка вопросительно подняла брови. Мол, что происходит?
Я взглядом показал ей в сторону Богомола, а потом приложил указательный палец к виску. К своему, естественно. Очень надеюсь, Фокина поняла этот жест. Он означал, что Богомол — псионик в полном расцвете сил. То есть при полном их наличие.
— Простите, но зачем вам проверять периметр? — Поинтересовалась Селёдка. — И если уж его надо проверить, пусть Маша готовит с ребятами обед, у нее это прекрасно получается, а я составлю Пете компанию. Мы отлично все проверим. И периметр, и вокруг периметра.
— Нет!
Елена Сергеевна, Фокина и Богомол сказали это одновременно. Они все трое переглянулись, видимо, пытаясь понять мотивы друг друга. Ну, Богомол и Маша — это ясно. Им точно
