Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон - Ирвинг Стоун

Джон Севьер, ныне имевший право вновь выставить свою кандидатуру на пост губернатора, так и сделал. Губернатор Роан поступил таким же образом. Севьер и его политические последователи выпустили залп, обвиняя Роана, Джэксона и их сторонников в лицемерии. Эндрю утверждал, что Севьер больше не подходит для губернатора:

— Я могу доказать, что он глубоко замешан в мошенничестве с земельными участками в Глазго. Я намерен разоблачить его, показав, как менялись цены и фальсифицировались даты. Ну, они украли почти шестую часть земель штата Теннесси.

Рейчэл была шокирована: разве это не то же самое дело, в которое был вовлечен несколько лет назад Стокли?

— Эндрю, не обвинят ли тебя люди, что ты делаешь это ради политических целей, чтобы побить Севьера на выборах? Не может ли губернатор Роан быть переизбран без такого разоблачения?

— Нет, Севьер слишком хороший актер. Он подавит штат, шагая с саблей на боку, и вновь переживет тридцать сражений, что он выиграл во время Войны за независимость.

«И он выиграет, — подумала Рейчэл. — Его группа вновь вернется к власти, а группа Эндрю будет изгнана. Если Эндрю хочет удержаться в суде, то и это ему не удастся».

Но она была не готова к шуму, возникшему в связи с обвинительным письмом Эндрю, которое опубликовала теннессийская «Газетт» 27 июля 1803 года. Каждый в штате либо сам читал это письмо, либо ему прочитали, и все жадно обсуждали обвинения, выдвинутые Эндрю, и оправдания Севьера, опубликованные в той же «Газетт» 8 августа. Эндрю уехал из Хантерз-Хилл на сессию суда в Джонсборо, по дороге заболел, и понос так его измотал, что он с трудом мог держаться в седле. Едва он добрался до постоялого двора, как появилась толпа сторонников Севьера, угрожавших вымазать его дегтем и вывалять в перьях. Эндрю вышел навстречу с двумя пистолетами наизготове. Толпа поняла, что он выстрелит, и разбежалась.

Спор уже шел не между двумя губернаторами. Люди спрашивали:

— Вы за кого, за Севьера или за Джэксона?

Через несколько недель они выбрали Севьера большинством в одну треть голосов.

— Кому было хуже, по-твоему, — спросила Джейн Рейчэл, — христианам, которых в Колизее пожирали львы, или их сторонникам на трибунах, видевшим это?

— Сторонникам, — ответила Джейн, — они просыпались на следующее утро и вспоминали увиденное накануне.

«Я в еще худшем положении, — думала Рейчэл, — у меня такое, словно я нахожусь в катакомбах в ожидании своей очереди…»

1 октября 1803 года, после того как прекратилось заседание суда, Эндрю вышел через парадную дверь здания суда в Ноксвилле. На верхней ступеньке портика стоял Джон Севьер и ниже его — группа людей. Прежде чем Эндрю успел удалиться, он услышал слова Севьера:

— Судья Джэксон — оставленный всеми негодяй, человек, которого народ сделал судьей и тем самым придал ему незаслуженный статус джентльмена. — Он потряс саблей в ножнах и продолжал: — Я завоевал независимость для этого штата, я прогнал индейцев, я образовал ваше первое правительство…

Эндрю подошел к нему и встал лицом к лицу с пятидесятивосьмилетним Севьером:

— Я не оспариваю ваши прошлые заслуги перед штатом Теннесси, губернатор. Но на том же самом основании я считаю, что также выполнил свои обязанности перед обществом и во многом получил одобрение моих сограждан.

— Выполнил? — закричал Севьер громовым голосом, который был слышен на другом конце площади. — Я не знаю иной большой услуги, оказанной вами округе, кроме поездки в Натчез с женой другого мужчины!

В глазах Эндрю вспыхнула ярость:

— Боже мой! Ты осмелился упомянуть ее неприкосновенное имя?

Севьер вытащил из ножен саблю. Эндрю замахнулся своей тяжелой тростью. В толпе раздались выстрелы, и один зевака был ранен. Вмешались друзья, растащив Эндрю и Севьера в разные стороны.

Эндрю тут же вызвал Севьера на дуэль.

Замечание, брошенное Чарлзом Дикинсоном, было сказано безответственным молодым человеком, к тому же выпившим, а позднее отрицавшим свои слова. Но оскорбление, сделанное губернатором Севьером на публике, не может быть опровергнуто или отозвано. Ни бег времени, ни длительность службы Эндрю, ни годы напряженной работы Рейчэл, скромной жизни и доброты к соседям не имели значения: проступок, совершенный в молодые годы, теперь невозможно смыть.

Ведь губернатор Севьер обвинил их в распутстве, в предумышленном прелюбодеянии… Джон Севьер был хорошо известен в Теннесси, имел большое влияние, как губернатор он являлся первым гражданином штата. Если уж он счел возможным обрушить на нее клевету, то какой смысл кому-либо хранить молчание о Рейчэл и Эндрю Джэксон? Ее личная жизнь превратилась в политическое оружие.

Когда острая боль притупилась и лишь пульсировала, ее мысли вернулись к Ноксвиллу и к Эндрю. Запрещение дуэли в Теннесси не остановит его: противники могут встретиться по ту сторону границы, на индейской территории. Губернатор штата и член верховного суда дерутся на дуэли за границей, — какой же будет скандал!

Путешественники и друзья, приезжавшие из Ноксвилла, привозили известия. Севьер игнорировал первый вызов Эндрю, сообщив своим друзьям, что его возраст и наличие большой семьи лишают его необходимости удовлетворить требование Эндрю. Когда друзья Эндрю посоветовали ему отказаться от дуэли из-за уважения к мантии судьи, он заявил, что готов немедленно подать в отставку. Когда Севьер не ответил на его вызов, Эндрю поместил заявление в «Газетт»:

«Всем, увидевшим эти строки, привет. Да знайте, что я, Эндрю Джэксон, говорю, публикую и объявляю всем, что его превосходительство Джон Севьер, генерал-капитан и главнокомандующий сухопутными и водными силами штата Теннесси, — низкопробный трус и подлец. Он может гнусно оскорблять, но не обладает смелостью взглянуть в лицо.

Эндрю Джэксон».

Эндрю вместе с секундантом выехал в Саутвест-Пойнт, на границе с племенем чироки. Пять дней он ждал приезда Севьера… и пять дней Рейчэл выполняла обычную ежедневную работу; опасаясь известий и в то же время не веря, что двое мужчин серьезно навредят друг другу. Ведь они слишком долго дружили, чтобы стрелять на поражение. Было много дуэлей, но лишь немногие имели серьезные последствия, в худшем случае дело кончалось раной в ноге. Противники стреляли в воздух, и их гнев улетал вслед за пулей.

Наконец пришло известие. В тот самый момент, когда Эндрю уезжал из Саутвест-Пойнта, приехал Севьер со своей группой. Во время сутолоки Эндрю вытащил свой пистолет, то же сделал Севьер, и они поливали друг друга обвинениями. Члены обеих групп тоже ругались, затем вожаки обеих групп еще раз обругали друг друга и вложили в кобуру свое оружие.

Это было завершением дуэли, но не соперничества.

5 ноября губернатор Севьер провел через законодательное собрание два законопроекта, первый из которых разделял милицию Теннесси на два района, в новом районе назначался второй генерал-майор, имеющий равный статус с генералом Джэксоном. На следующее утро губернатор Севьер назначил бывшего сенатора Уильяма Кока главой восточного отделения милиции и послал его в Натчез с пятьюстами милиционерами, чтобы гарантировать, что Испания не вмешается в передачу Луизианы Соединенным Штатам. После напряженной подготовки своих войск и приведения их в боевую готовность генерал-майор Джэксон был оставлен дома, а люди его, западного отделения лишены возможности проявить себя в выполнении задачи, к которой они готовились.

Когда Рейчэл вошла в кабинет Эндрю, она застала его в кресле; его тело обмякло, руки висели безжизненно чуть ли не до пола, лицо было серым, а обычно ясные решительные глаза подернулись каким-то странным туманом. Она видела его при всех невзгодах, неприятностях и бедах, но никогда он не был столь поверженным. Ее расстраивало то, что у него не нашлось слов, а главное, что он не мог их высказать. Севьер добился полной победы, Эндрю потерпел полное поражение… а с ним и она.

В день нового, 1804 года они сидели в одиночестве перед камином с тлевшими под золой углями. Не требовалось сложной двойной бухгалтерии, чтобы ясно представить, чем завершился их год в Хантерз-Хилл. Они пошли на предоставление значительных кредитов в своих лавках, но попытки получить с клиентов долги оказались тщетными. Шкуры и меха, соль и пшеница, табак и другие товары поставлялись вслепую, и Эндрю не знал заранее их цены, а когда товары достигали Нового Орлеана или Филадельфии, то продавались за ту цену, какую можно было получить. Хлопок в долине Кумберленда не уродился; в долине уже работало двадцать хлопкоочистительных машин, и Эндрю получал лишь небольшие заказы на очистку хлопка и на продажу. Кроме того, ему пришлось предъявить иск к своему бывшему партнеру Томасу Уотсону. Его личные счета скапливались в Новом Орлеане и Филадельфии, и задержка с их оплатой вела к росту процентов. Он должен был также выплатить наличными тысячу долларов, ссуженную ему в Ритсбурге.