Магазин воспоминаний о море (сборник) - Мастер Чэнь

— Неужели катакомбы, убежища, подземные туннели? — удивился я, вспоминая тяжкую чугунную дверь с сейфовым колесом.

— А то нет, — был ответ. — Убежища тогда везде строили, и как раз занимался этим товарищ Берия. И вот в такое убежище в дальнем конце аэродрома, под землю, его и привезли летом 1953 года, после того как товарищ Сталин весной умер, и праздник товарища Берии на этой земле закончился. Там он и сидел свои последние дни. Сколько сидел — сложный вопрос, говорят, что расстреляли его сначала, а судили и приговорили потом, в декабре. И, кстати, не исключено, что и расстреляли в том же подвале. Вот между этой самой Березовой рощей и Ходынским полем. Место последнего оргазма.

— Так, вот с точки зрения психиатрии называть расстрел «последним оргазмом» — это интересно, об этом поподробнее, — грозно сказал я.

— Доктор, не все на этом свете маньяки. Посидите секунду, я найду кое-что… Вот: мемуары одного человека, который ненавидел Берию просто до дрожи. Ну, причин тому было сколько угодно. Итак, «Непримкнувший», автор — Дмитрий Шепилов, министр иностранных дел при Хрущеве, ответственный по партийной линии за культуру, искусство, идеологию. Кстати, сам красавец и любитель женщин — но не каких-то там малолеток. Глава «Схватка». Читаем… стоп, сначала насчет того, куда Берию поместили. «А когда было сказано, что он арестован и будет предан следствию и суду, зелено-коричневая краска поползла по его лицу — от подбородка к вискам и на лоб.

В зал заседаний вошли вооруженные маршалы. Они эскортировали его до машины.

Заранее было условлено, что помещение Берии во внутреннюю тюрьму на Лубянке или в Лефортовский изолятор исключалось: здесь были возможны роковые неожиданности. Решено было содержать его в специальном арестантском помещении Московского военного округа и под воинской охраной». Вот это и есть ваша Ходынка, дальний ее конец. Потом постепенно армия эти сооружения сдавала или закрывала… Так, а вот тут и насчет оргазмов: «Он настойчиво вытягивал из глубин памяти самые эротические сцены и старался смаковать все подробности, чтобы распалить свое тело и забыться хоть на несколько мгновений.

В такие минуты дежурившие у дверей камеры круглосуточно высшие офицеры видели в смотровое окошечко, как Берия, закрывшись грубым солдатским одеялом, корчился под ним в приступах мастурбационного сладострастия». Какой слог, а? Заметьте, доктор, что читаю я не по книге. По файлу рукописи. Наследник и публикатор передал… Хотя время было уже далеко не советское, господа издатели как-то постеснялись оставить этот пассаж насчет солдатского одеяла.

Одеяло, подумал я. Солдатское. Одежда.

— Сергей Сергеевич, при аресте у него конфисковали всю верхнюю одежду?

— Да какое там — верхнюю. В мемуарах Шепилова совершенно справедливо отмечается, что отобрали шнурки от ботинок, ремень, даже знаменитое его пенсне — чтобы он стеклышками себе ничего не порезал.

— И куда дели все, что отобрали?

— Да черт же его знает, — искренне удивился архивист. — Вам это очень важно знать? Сомневаюсь, что у военных хранятся такие документы. Хотя акт могли и составить. Подписи, печать.

А в принципе, подумал я, знать это мне не так уж и важно. Я представил себе руки военных следователей, проверяющих каждую складку серого легкого пальто, а потом… кидающие его куда-то в угол… а потом…

И тут вдруг у меня в ушах зазвучал голос матери. Когда же это было, сколько мне было лет, когда она рассказывала мне о холодном июньском дне 1953 года, когда меня, как ни странно, еще не было на свете. Были только она и мой отец, сидевшие на каменных ступенях у воды, покачивавшей окурки папирос возле сталинского небоскреба на Котельнической набережной. Им там, наверное, было очень хорошо в ту белую ночь, когда закат быстро сменялся восходом, — хорошо, пока камни ступеней вдруг не начали мелко дрожать, а потом раскачиваться под ногами.

Потому что по набережной шли танки.

А мой отец, мальчишкой убежавший на фронт и с тех пор знавший, как выглядят танки, идущие не на парад, а с закрытыми люками и полным боекомплектом, поднялся по каменным ступеням — а потом вернулся к моей будущей матери очень серьезным и сказал:

— Мне, наверное, надо быстро домой.

Но то была не война. Это маршалы Жуков, Неделин, Москаленко и другие заранее подготовились к тому, чтобы войти в кремлевский зал и арестовать всесильного министра госбезопасности.

И у них все получилось. Не восстали дивизии, подчинявшиеся Лаврентию Берии. И дверь каземата на Ходынке захлопнулась за ним.

Холодное, холодное лето 1953 года. Летнее пальто. Подземный бункер, похожий на бомбоубежище. Поросшая мхом крыша, врастающая постепенно в землю.

— Вы там что замолчали, доктор? — звучал голос в трубке. — Я бы вам еще рассказал, какие интересные документы сейчас всплывают. Насчет того, что зря на Берию валили всех без исключения расстрелянных и всех заключенных. После войны он занимался по большей части атомной бомбой и атомной энергетикой, за что честь ему и слава, строительством и еще много чем. Были люди, на руках которых крови было не меньше. Они-то Берию и обезвредили. Интересно?

— Интересно, — честно сказал я. — Но не сейчас. У меня маньяк на руках. Ждет в нетерпении. Спасибо, Сергей Сергеевич.

Итак, что происходило с 1973 года до наших дней в том, что касается маньяков в пальто? Да ничего не происходило. Они отдыхали.

А почему? Что изменилось в последнее время? Я вспомнил стройку, все эти десятки новых домов, выросших в последние месяцы на бывшем Ходынском поле. Громадного пустыря на месте закрытого аэродрома не стало, он весь кишел…

Строителями.

Лазающими по лестницам новых корпусов, выносящими к бетонному забору мусор, раскапывающими… раскапывающими площадки…

У меня оставался один слабый шанс, и воспользовался я им на следующий же день.

Потому что бригадир несуществующей бригады из двух исчезнувших молдавских строителей еще оставался в своем домике-вагончике, сиротливо стоявшем в соседнем дворе.

— Не вернутся? — спросил я бригадира, присев с ним рядом на ступеньку домика.

Тот с яростью покачал головой.

— Жалко, — сказал я. — А вот они у меня книгу брали… про космических пришельцев… не лежит нигде?

— Нет, — снова покачал головой бригадир. — Не видел.

— Я понимаю, — продолжал я подбираться к цели. — Мне — книга, а ментам — насильник нужен. Но книга все же моя…

— Мои ребята — не насильники, они нормальные, — выговорил наконец что-то связное бригадир. — А книга — да вот сами посмотрите, тут ей негде быть.

Не веря своему счастью, я ступил в домик строителей, гнусно пахнущий биотуалетом. И увидел тускло-серую ткань прямо перед собой, на вешалке у двери.

Дальше все было просто.

— Да, кстати, мне нужно кое-что покрасить, — сказал я, — и вот эта штука, похоже, это рабочий халат. Сколько?

— Это не халат, — сказал строитель, — это от ребят осталось. Да заберите вы ее за просто так. За книгу. Ребятам уже точно не нужно. Не вернутся. А семьи их звонят, звонят…

Держа на вытянутых руках серое пальто, я спросил бригадира:

— А вы где до того работали? Не там, где на вон том поле стройка была? С того конца, где бетонный забор. Я с ребятами вашими вроде там и познакомился.

— Ясно, там, — подтвердил он. — А потом все закончилось, пришли отделочники. Вот мы сюда и переехали — и тут все тоже… кончилось.

Помню, в какой-то момент я захотел поднести это пальто к лицу, вдохнуть запах погреба и картошки, и еле догадался этого не делать, швырнув его перед своей входной дверью, чтобы ни в коем случае не нести в квартиру. Достал большой магазинный пакет, запихнул туда пальто, оставил его перед дверями, тщательно вымыл руки, достал из кухонного шкафа бутылку жидкости для растопки углей в барбекю. Сунул в тот же пакет.

Мне надо было торопиться: спускался вечер, а оставлять пальто перед дверями на ночь никак не следовало. Его ведь могли найти, унести…

Вот и глухой угол Березовой рощи, пустая скамейка, выступающие из земли остатки бункеров.

Я вытряхнул пальто на крышу ближайшего бункера, на тот самый заплывший мхом бетон, полил горючей жидкостью, чиркнул зажигалкой. Жирный дым тяжело поплыл к бетонному забору и дальше, туда, где поднимались в небо этажи.

Оно горело очень медленно.

— Ну и зачем вы это сделали? — прозвучал откуда-то снизу подрагивающий тонкий голос.

Нет, я не испугался. Даже когда увидел, что все это время на соседней скамейке сидело странное создание… старушка? Да, конечно, всего-навсего старушонка, похожая на сгорбленную серую птичку. В летнем плаще, в смешной соломенной шляпке с двумя деревянными вишенками — красная краска с них почти совсем облупилась.

Почему я ее сначала не увидел?

Или все-таки ее здесь не было, когда я чиркал своей зажигалкой?