Марш обреченных - Владимир Свержин

Удивительно возбуждающее зрелище — обнаженная красавица, после бурно проведенной ночи. Только полный идиот не признает себя влюбленным по уши. Тем более, что так оно и есть. Но лирика лирикой, а вставать пора. Я как можно убедительней целую мою восхитительную возлюбленную и, мучительным усилием воли не дав утру превратиться в продолжение ночи, стремительно ретируюсь из постели.

— А может быть, ну её, ту работу?

Ах, милая моя девочка. Если бы можно было «ну ее». Варианты отсутствуют.

— Ничего не получится, — развожу одной рукой, поскольку вторая целомудренно придерживает простыню, в которую я завернут наподобие римского оратора.

— Противный, — деланно обижается она. — Между прочим, в четверг я уезжаю в Австрию! Так что, ловите миг удачи!

— Черт возьми! Верно! Я как то совсем упустил это из виду. Австрийская модельная фирма!

— «Штергерд-Беллиц». Мне предлагают контракт на год с возможностью продления.

— Чего делать-то?

— Фотомоделить. Честно говоря, не то, что бы мне особо хотелось ехать. Но с другой стороны — возможность посмотреть мир, поскольку ты, нехороший человек-редиска, что-либо рассказывать отказываешься. Да и в любом случае, лучше увидеть своими глазами, тем более на шару — фирма платит. С другой стороны, денег немного заработаю. А то кто меня, бесприданницу, замуж возьмет. Натали вздыхает и хитро смотрит на меня. — Вот вы, Александр Васильевич, к примеру, возьмете?

— Молчи, глупая! — я подхватываю мою сказочную царевну, как она есть, и, невзирая на деланное сопротивление, подымаю под потолок. — Я действительно тебя очень люблю. И буду очень ждать, когда ты вернешься. Все журналы с твоими фотографиями скуплю. А насчет свадьбы, скажи мне, на кой ляд я тебе сдался, такой старый?

— И это ты говоришь мне насчет глупостей? Немедленно поставь меня на пол!

Почувствовав под ногами твердую почву, она прижимается ко мне и обхватывая руками мою шею, произносит тихо, но очень отчетливо: — Дурак ты, Сашенька! Я тебя полюбила, ещё по Анькиным рассказам. Ну, может, не то, что полюбила — заинтересовалась. А когда ты на конкурсе появился, я поняла — вот, это он. Влюбилась с первого взгляда. Хотя тебе, мамонту толстокожему, этого не понять! Поэтому, если ты действительно не песни мне поешь, а желаешь того, я буду твоей женой. Со штампом ли в паспорте, без него — все равно. Лично я не вижу необходимости впутывать государство в наши личные дела, но это на твое усмотрение. Потому как ты — дому голова.

Я стою и чувствую, как перед глазами у меня плывут радужные круги, а сердце курсирует галопом от пяток к черепной коробке и обратно, словно почтовый дилижанс. Попытавшись взять в руки то, что возвышалось посреди комнаты подобно памятнику себе, я наконец одерживаю над этой живой окаменелостью сокрушительную победу и, придав должную звучность голосу, произношу:

— С этого момента нарекаю тебя своей женой. Отсель и впредь да будет так. Ты согласна?

— Согласна, любимый.

— Все! На пока хватит! — я целую её в нос. — Тайм аут. Пошел готовить кофе. Да, любимая, будем выдвигаться — напомни мне заехать в мастерскую, изготовить тебе ключ от квартиры.

Новое место работы меньше всего напоминало секретный объект, где в поте лица должны были трудиться бывшие сотрудники спецслужбы, которой официально вроде бы никогда и не существовало. В недавнем прошлом арендуемое наше помещение было занято детским садом, переехавшим в новое здание. Два этажа, с десятком небольших комнатушек и превосходным подвалом-бомбоубежищем, оборудованным тремя аварийными выходами, принудительной вентиляцией и толстенными бронированными дверями, закрывающимися наподобие отсеков подводной лодки круглыми штурвалами. И если сверху и по флангам во всю шабашила нанятая нами бригада «Спецстрой», мы в меру своих сил обустраивали подвал, с легкой руки майора Пластуна тут же получивший название «Клуб „Дети подземелья“». Часа через два наше бомбоубежище уже мало-мальски приспособлено для работы, и довольный Раджив, распустив хвост, гордо прошелся по помещению, закрепляя за собой новую территорию.

— Привет, братья-подпольщики! — довольный жизнью Тагир влетел в наш новый «кабинет». — Командир, на держи, читай на ночь!

Он открыл свой видавший виды дипломат и кинул на стол пухлую официальную папку «Дело».

— Документы по делу твоего знакомца полковника Артема Худороцкого, танковые войска, вооруженные силы России.

— Батыр! Витязь в тигровой шкуре! Как тебе это удалось? — ликую я.

— Ребята, вы прямо как не отсюда. Как говаривал маршал Жуков: «В армии командую я и сержанты». Так вот, поскольку Георгий Константинович волей Божей помер, дело приходится иметь с сержантами. Отсюда мораль: полторы штуки баксов, и я единственный в мире обладатель этого уникального тома. Кстати, я на всякий случай записал наши переговоры на кассету. Мало ли, может, ещё кого-то придется доставать из-под молотка. В общем, командир, бери читай и с Богом. А то еще, съезди, порадуй ребят, сообщи им, что дело их закрыто.

— Тагир, — я поднимаю большой палец. — Это круто!

— Ой, да прямо-таки! Не стоит благодарности. Если заявок на налеты и экспроприации больше нет, я пошел готовиться к отъезду.

— Давай, с Богом. Держись на связи.

— Заметано. — Тагир складывает пальцы в международный знак «О.К!» и тихо покидает наш «объект».

Я открываю папку. Обычная канцелярия: донесения, рапорты, сводки, какие-то справки, — все, от чего зависит жизнь офицера вне боя. И если когда-то германский император Фридрих заявлял, что солдат должен бояться пули противника меньше, чем палки своего фельдфебеля, то сегодня нашему офицеру приходится опасаться этого вороха макулатуры больше всех чеченских пуль вместе взятых. Ибо, если на пулю можно (и нужно) ответить пулей, то все бумаги будут обращены против офицера, как тут не выходи из себя. Ну, да ладно. Во всяком случае, полковника Артема Владимировича Худорцкого и его начштаба майора Васильченко мы из-под удара вывели. Это уже хорошо.

Я углубляюсь в чтение. Изо всей этой груды бумажного мусора мне нужно отрыть единственно полезную информацию, доказывающую, что и этих, и тысячи других солдат и офицеров попросту, без лишних слов, подставили. Грязно и подло, или, выражаясь языком высокой политики — тонко. Подставили, чтобы скрыть свои преступления. Поди найди теперь зерно истины в этом навозе, если каждая вшивая бумажонка здесь и подшита для того, чтобы эту самую истину скрыть. Ну ничего, на наше счастье, в канцелярии тоже совершенства не бывает. А потому, где-нибудь белая ниточка да проглянет. И если за неё умно потянуть, то, пожалуй, на удавку материала хватит. Еще бы с этой удавкой кому следует до шеи дотянуться, но это уже следующий номер нашей программы.

— Слава, — я кручу в руках лист бумаги, испещренный цифрами наподобие шифровки Юстаса — Алексу. — Скажи мне, мы судьбу танка от конвейера до утилизации проследить можем?

Бирюков смотрит на меня как на душевнобольного и, очевидно, решает не расстраивать.

— Ну, то есть гипотетически, наверное, можем, — в голосе его я, при всем старании, не могу расслышать уверенности. — А в чем дело?

— Вот смотри. Это номера танков, поступивших на вооружение сводной бригады полковника Худороцкого. А это номера таких же танков Т-72, но захваченных у дудаевцев. Тебе ничего не бросается в глаза?

Длительная пауза. Бирюков внимательно сличает цифры на выданных мною документах.

— Ты хочешь сказать, что дудаевские танки были выпущены позже?

— Именно. Само по себе это ещё ничего не доказывает, но факт занятный. Надо проверить, не принадлежали ли эти коробочки, скажем, 173 ОУЦ. Если нет, то кому?[34].

Тяжелый вздох. Сформулировать подобную задачу куда проще, чем выполнить.

— Саша, ты меня извини, но это практически невозможно. Если где-то и есть ещё такая информация, то она явно не в компьютере. А в минобороновских архивах эти данные можно искать до второго пришествия. Особенно, если кто-то заранее позаботился их скрыть. Необязательно даже уничтожать, достаточно, скажем, переложить нужную папку из одного стеллажа в другой.

— Ситуация! А хоть ориентировочно раскладку по годам сделать можно? Плюс-минус трамвайная остановка?

— Попробую, но маловероятно. Легче всего для этого съездить, скажем в Челябинск или Харьков…

— Не пойдет. Тагир — в Узбекистан. Ты — на Украину, Валеру ещё куда-нибудь, в Штаты, скажем. А я с кем работать буду?

— Кстати, — не отвечая на мой вопрос, произносит Слава. — Пластун звонил. Говорит, что среди жильцов, обитающих в подъезде Рыбакова никого из списка группы захвата, бравшей Васю Покера нет.

— Вот оно как, — медленно тяну я. Стройная версия, казавшаяся такой логичной, распадается на кусочки. — Значит, все-таки левый ствол?