Искусство умирать - Сергей Герасимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты чем там занимаешься? – спросила Джулия.
– Любовью с невидимками.
– И как?
– Никак, они слишком холодные, это несексуально. Я просто поставила взрыватель. Вспомнила и поставила. Слушай дальше. Я прослушала дневник. Эти люди, на Бэте, им все нравилось, все, кроме того, что Бэта слишком натуральная и не такая как Земля. Они намечали грандиозный проект – превратить Бэту в копию Земли: построить искусственные ландшафты, вырыть полости для подземных стран, полностью контролировать погоду, убрать животных и леса, а на их место поставить механические игрушки. Ну и все такое прочее. Уже пробурили глубокую шахту и собирались ставить первый искусственный остров. Тот человек, который заболел первым, был главным идеологом этого переустройства.
– Это точно? – спросила Джулия.
– Совершенно. Если тебе это интересно, шесть лет назад этот самый Жилкис (так его звали) жил на Земле и был моим любовником. Потом мы побывали в ним на Бэте. Ему настолько понравился курорт, что он решил сделать его еще лучше.
Тогда-то я и бросила его. Но я слышла, что он организовал что-то вроде клуба и стал там председателем. Потом он улетел на Бэту и больше не возвращался.
Честно говоря, я надеялась его встретить еще раз. Я сентиментальна. Ну, если умер, так умер.
– Ты собираешься сделать вывод?
– Собираюсь. Я теперь совершенно уверена, что эта болезнь, вирус Швассмана, связана с перестройкой планеты на земной лад. Если мы узнаем точно, чем занимался Жилкис в последние дни перед смертью, мы поймем откуда взялся вирус.
– По-моему, Бэта и так была неплоха, – сказала Джулия.
– По-моему тоже. Но ты ведь знаешь мужчин. Им все нужно сделать по-своему.
Если говорить честно, то я не думаю, что старушка Земля хороша. Она черезчур хороша, чтобы нравиться – знаешь, как рекламный манекен. Мне не нравятся земные порядки – может быть потому, что слишком много болтаюсь в космосе. На месте этой Бэты я бы специально выдумала вирус, чтобы людям неповадно было меня потрошить, насилосать и делать из меня чучело. Если бы я была живой и нетронутой планетой, я бы убивала каждого человека, который собирается приблизиться ко мне. Убивала бы еще на расстояниии тысяч световых лет.
– Ты это несерьезно?
– Конечно, несерьезно. Но о Жилкисе нужно разузнать. И подаришь мне его стереофото – мне интересно узнать, каким он стал без меня. Пока. Конец связи.
Она сняла наушники и потянулась. Что-то спать хочется. Плохо спала в последние дни.
В дверь вежливо постучали.
– Откройся! – приказала Евгения и положила парализатор на колени. Если нужно, то парализатор мог стрелять обычными разрывными пулями.
Дверь открылась. Конечно же, на пороге никого не было.
– Пусть войдет один и закроет за собой дверь, – сказала Евгения и взяла в руку оружие.
Шаги вошли и дверь снова закрылась.
– Я сказала один! – она выстрелила на второй звук и разрывная пуля разбросла невидимые куски во все стороны. Было видно, как вздрогнули стекла и были слышны шлепающие звуки.
– Я никого и ни о чем не собираюсь предупреждать, – продолжала Евгения, – если вы будете меня обманывать, я стану действовать по-своему.
– Женщина, – сказал тихий голос, – ты только что убила ребенка.
– Еще одно вранье, а точнее два. Я стреляла слишком высоко, чтобы попасть в ребенка, да и шаги этого ребенка были что-то тяжеловаты. Это первое вранье. А вот второе: вы же уверяли, что бессмертны. Ладно, продолжай врать дальше. Я тебя послушаю.
Она привстала и потянулась рукой к ближайшему стеклу. Шаги отпрянули.
Правильно, пусть боится. Она сняла со стекла кусочек мертвой плоти и помяла в пальцах – холодный и не кровит.
– Я слушаю?
– Мы пришли, чтобы поприветствовать тебя.
– Я оценила. Дальше.
– Мы хотим принять тебя и стать стобой друзьями.
– А об этом я еще подумаю. Не обещаю. Сначала рассказывай кто вы такие. А то я начинаю злиться.
– Ты злишься, женщина, потому что ты несовершенное существо. Ты живешь жизнью инстинктов, прихотей или чужих приказов. Ты была когда-нибудь счастлива?
– Да. Раза два или три.
– Вот видишь. А мы счастливы всегда.
Евгения выстрелила по ногам и попала. Голос теперь доносился почти от уровня пола. Голос постонал и затих.
– А как теперь? – спросила она, – теперь ты тоже счастлив? Или насчет вечного счастья было третье вранье?
Голос остался спокойным:
– Да, и теперь – ведь теперь я умру и попаду в еще лучший мир.
– Еще лучший? А ты что, знаешь просто хороший?
– Да. Все мы живем в прекрасном мире. Наш мир не похож на ваш, человеческий. В нашем мире все любят друг друга. У нас не существует зла. У нас все настоящее. Мы можем передвигаться со скоростью мысли в любое место Вселенной…
– Еще одно вранье, – сказала Евгения, – если вы можете передвигаться со скоростью мысли, то вам не нужно было забиваться в этот крейсер и вести его к Земле. Откуда вы взялись?
– В свое время мы были людьми, такими же как ты сейчас. Потом нас посетила благодать. Мы не знали что это и пугались, и называли благодать болезнью. Мы думали, что люди умирают – а они просто переходили в новое, несравненно лучшее состояние и становились счастливыми навечно. Ты не можешь представить себе нашего счастья, как не может от рождения слепой правильно представить свет.
– А Жилкис тоже с вами? – спросила Евгения.
– Ты говоришь о первом человеке, который вкусил счастье?
– Да, именно о нем. У тебя раздроблены ноги, тебе совсем не больно?
– Больно, но мое счастье настолько велико, что боль его только оттеняет.
– Что делает? – Евгения прищурилась.
– Оттеняет.
– Я не знаю таких слов. Прощай, счастливчик. Я не люблю тех, кто мне врет.
Она выстрелила и голос замолчал.
– Откройся!
Дверь открылась.
– Вас там много за дверью?
Раздался гул голосов. В голосах не было враждебности – Евгения мгновенно это уловила. Странно, ведь я ухлопала уже двоих. Ну, посмотрим.
– Я хочу говорить с одним человеком, только с одним. Пусть придет Жилкис.
А когда придет, то пусть постучится в дверь, очень вежливо. Закройся!
Дверь закрылась.
Евгения стала ждать. Она действительно была сентиментальна, но не в том смысле, который вкладывали в это слово семнадцатый, восемнадцатый или двадцатый земные века – она была сентиментальна для современной жинщины, то есть помнила имена некоторых из своих любовников. Те имена, которые успевала спросить.
Жилкиса она помнила лучше других – с ним она прожила целых семь месяцев и даже завела детей: микроскопический эмбриончик, расклонированный на семь или восемь близнецов. Тогда ей почему-то хотелось детей. Но когда дети вышли из инкубатора, она уже изменила свое мнение. Да и Жилкис к этому времени исчез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});