Торжество жизни - Николай Дашкиев

Читая книгу за книгой, Степан видел, как в сущности мало он знает и как много нужно изучить. Он не знал географии, не знал истории, не знал очень многого, что должен знать любой культурный человек. Степан понимал, что советский ученый должен быть всесторонне образованным.

И он подчинил себя строжайшему режиму. От семи утра до шести вечера, когда он уходил в школу, его рабочий день был заполнен до предела. Химия и русский язык, история и ботаника, физика и английский язык сменяли друг друга; все более заполнялись тетрадки самостоятельных проработок; все больше пометок появлялось на страницах учебников.

Степан с тревогой замечал, что многое из того, что он изучил, вскоре забывалось, становилось расплывчатым и тусклым. И он вновь и вновь возвращался к изученному, и каждый раз перед ним возникало нечто новое.

По временам Степану казалось, что он взялся за непосильный труд и никогда не выйдет из числа отстающих восьмого класса "Б" вечерней школы. Но, привыкнув в подземном городе молча переносить горести и неудачи, он даже Коле Карпову не говорил, какой дорогой ценой достается ему учеба.

Каждый колхозник "Красной звезды", приехав в город, считал своей обязанностью зайти к "профессору". Степану привозили теплые носки, варежки, вывязанные искусными руками колхозных мастериц; о нем заботились, как заботится мать о родном сыне.

Степан смущался, принимая эти подарки. Он понимал, что люди относятся к нему с любовью и уважением, как к сыну погибшего председателя колхоза, как к одному из бойцов партизанского отряда имени Щорса, но все же чувствовал себя неловко: ему казалось, что он не заслужил этой любви.

Иногда заезжал Костя Рыжиков. Он рассказывал о строительстве Алексеевской ГЭС, хвастался тем, что его приняли на курсы электриков в колхозе, вскользь, с самодовольной улыбкой, упоминал, что вместе с Катей готовится к сдаче экзаменов за семилетку. Степан завидовал ему, — он ежедневно видится с Катей, говорит с ней. Но Степан не показывал этого чувства. Он не имел права думать о курсах электриков, не имел права возмущаться улыбками Кости. Катя была Катей, она могла дружить с кем угодно, это ее личное дело.

Он часто думал о Кате. Воспоминания о ней врывались в мозг неожиданно и властно, заставляя отодвигать книгу или тетрадь в сторону, мечтать о встрече, представлять Катины скупые жесты, выразительный спокойный взгляд, тугие каштановые косы.

В такие минуты Степан брался за перо. Он не любил писать письма, но с Катей делился самыми сокровенными мыслями. Однако даже ей Степан не писал о трудностях. В его письмах все чаще звучали победные нотки; то он "поладил" с географией и впервые получил пятерку, то учитель истории похвалил его.

И вдруг он умолк на целый месяц. Напрасно каждый вечер Катя выходила за село встречать почтальона и писала встревоженные письма — Степан не отвечал.

А когда пришел ответ, Катя расплакалась.

Степан писал:

"…Я не могу на каникулы приехать домой. Мне стыдно будет смотреть в глаза парторгу, стыдно будет взглянуть тебе в глаза. Я не сдержал своего слова, у меня переэкзаменовка по русскому языку. Мне очень тяжело…"

Видно, очень уж больно было ему, если вырвались эти строки. Но он не сдавался:

"…Не приеду еще и потому, что решил за лето подготовиться за девятый класс и поступить сразу в десятый — мне обещали помочь учителя и Коля Карпов. Может быть, и двойку по русскому языку я получил из-за того, что составил неправильный индивидуальный план и слишком много времени истратил на изучение материала девятого класса. Но об этом говорить сейчас уже поздно. Еще раз прошу тебя: сходи к парторгу Николаю Ивановичу и скажи, что доверие я оправдаю…"

…Он приехал только через полтора года студентом первого курса Медицинского института.

Глава XII

Катастрофа с антивирусом, страх перед возможностью разоблачения заставили доцента Великопольского на время забыть о своих честолюбивых мечтах. Но вскоре собственный проступок стал казаться ему случайным и несущественным, появилась твердая уверенность в том, что достаточно как следует поработать, и крупные результаты немедленно будут достигнуты. Он увлекся блестящей перспективой: объяснить происхождение рака с точки зрения вирусной теории.

Существовали десятки теорий происхождения раковых заболеваний, и ни одна из них не выдерживала испытания. До сих пор старания медиков сводились только к одному: выявить рак как можно раньше, чтобы удалить опухоль в начале ее развития. Но если бы удалось найти причины возникновения рака, можно было бы повести борьбу еще до появления опухоли. Скрытый период развития рака длится годами.

Великопольскому казалось, что он в состоянии решить эту проблему. Он приходил в институт на рассвете и уходил за полночь. Он производил множество опытов, желая установить какие-нибудь закономерности, перелистал уйму книг, сопоставляя и противопоставляя факты, которые казались ему сколько-нибудь значительными.

В то же время Великопольский руководил отделом, бывал в лабораториях, помогал сотрудникам в новых исследованиях.

Он считал, что совершает трудовой подвиг, и с гордостью говорил жене:

— Понимаешь, Лена, разрываюсь на части! Вот сегодня: провожу собственный опыт, — вдруг приходит Ивлев; "Не получается!" Ты ведь знаешь Ивлева, — если у него не ладится, он не отстанет до тех пор, пока двадцать раз не объяснишь. Объяснил и раз, и два, и три. Приходит сияющий: "Вышло"!

Елена Петровна смотрела на него с улыбкой, а ему казалось, что полоса неудач миновала, что стоит лишь сильно захотеть — и все осуществится, как в сказке.

Но проходили день за днем, месяц за месяцем, а успеха все не было.

Великопольский почувствовал полнейшее творческое бессилие. Если бы кто-нибудь натолкнул его, подсказал какую-нибудь оригинальную мысль, он смог бы ее развить. Однако подсказать было некому.

Часто заходил Петренко. Интересуясь работой, он пытался помочь, но Великопольский досадливо думал:

"Ну, что ему нужно? Был бы вирусологом, тогда другое дело, а то эпидемиолог, что он смыслит?!"

Елена Петровна тоже ничем не могла помочь — она специализировалась по анаэробным инфекциям.

Время шло, молодежь вырастала, а Великопольский все еще оставался доцентом. Тот самый аспирант Ивлев, которому в свое время помогал Антон Владимирович, блестяще защитил кандидатскую диссертацию. Однажды он явился и попросил разрешения начать работу над исследованием изменчивости вирусов. Он высказал свои предположения, показал данные предварительных опытов.