Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка - Брюс Холсингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот гадство!
– Мне так стыдно!
– Стыдно? Лорен, почему тебе должно быть стыдно из-за того, сколько баллов набрал Ксандер?
– Потому что все думают, что он гений. Он очень заметный мальчик. Самостоятельные занятия, шахматы и все такое. Все постоянно за ним наблюдают, смотрят за его успехами, особенно на таком нашумевшем экзамене. И посмотри, что произошло. Как мне теперь смотреть в глаза подругам, коллегам?
Роуз еще немного покивала, пытаясь найти какую-нибудь крупицу мудрости, чтобы поделиться со своей ослепленной, страдающей подругой.
– Слушай, я не знаю, поможет ли это твоему горю, – сказала она терпеливо, – но когда у мужа случался затык, ну, например, когда он не мог сдать в срок новый роман и думал, что его агент, наверное, смеется над ним, Гарет приклеивал к монитору одну цитату. Что-то типа «Ты перестанешь волноваться насчет того, что подумают о тебе люди, когда поймешь, насколько редко они вообще о тебе думают». Это слова одного из его любимых писателей. Смысл в том, что большинство людей обычно думает о себе, а не о других. Никому нет дела до того, сколько баллов набрал Ксандер.
– Но мне-то есть дело, – обиженно сказала Лорен. – И Ксандеру тоже.
– Конечно, ты переживаешь, Лорен. Я не о том. Я просто хочу сказать…
– Я просто не знаю, что делать.
Роуз заставила себя дышать спокойнее. «С Лорен всегда говори о практических мерах, – напомнила она себе, – а не об эмоциях».
– Можно подать апелляцию? Кажется, я слышала, есть такая возможность.
– Уже подала.
– Отлично.
– А как сдала Кью?
Роуз поколебалась.
Лорен ровно сказала:
– Она прошла, так ведь?
Роуз кивнула.
Лорен отвела взгляд. Заморгала еще быстрее.
– Здорово. Я рада за тебя. – Она говорила как киношный робот. – Ну, раз Кью сдала, то про Зи можно и не спрашивать?
Роуз хотела на нее наорать. Лорен умела задеть за живое. Ты пытаешься ее поддержать, приспосабливаешься к ее бестактной манере, а она все равно находит способ оскорбить тебя, бросить тебе в лицо какую-нибудь гадкую фразу, как мокрый кашель.
– Д-да, – выдавила Роуз, – Эмма Зи тоже набрала проходной балл.
– Вот и молодец, – сказала Лорен ровно с той же интонацией, с какой те же три слова процедил Гарет всего час назад.
Лорен вскочила.
– Ну ладно. Спасибо, что выслушала меня.
– Обращайся в любое время. – Роуз изобразила улыбку и тоже встала. – Давай я скажу остальным?
На мгновение лицо подруги смягчилось.
– Правда? Ты мне очень поможешь. Я просто не смогу выдержать таких разговоров.
– Ну конечно.
– Спасибо тебе, Роуз.
Даже не улыбнувшись на прощание, Лорен вылетела из дома, таща за собой Фому Аквинского.
Когда дверь захлопнулась, в кухне снова появился Гарет. Он явно подслушивал. Их взгляды встретились.
– Ни черта себе, – сказал он.
– Да уж, – согласилась Роуз. Может быть, дело в том, что она весь день была как на иголках, а теперь расслабилась благодаря спиртному и приливу адреналина из-за этих ужасных (но при этом и в чем-то безумно приятных) новостей насчет Ксандера. Сейчас по ее нервам пробежала та редкая волна энергии.
Терапевт уже давно просил их повиноваться порывам, «набрасываться друг на друга», когда возникало такое желание. Эта фраза была Роуз противна, потому что она не могла найти в себе прежнего влечения, которое требовалось для таких страстных «набрасываний». Секс у них случался потому, что так прописал терапевт. Где-то раз в месяц, а то и реже.
Сегодня она ощущала что-то новое. Похоть.
Когда Гарет увидел выражение ее лица, он замялся у стойки.
– Ты все еще…
– Кью спит?
Он кивнул.
– Я хотел сказать, ты точно…
– Да, но без разговоров.
В спальне она откинула с постели покрывало и сняла теплые носки, которые натянула, когда они вошли в дом. Гарет подошел помочь. Он поднял ее ночную рубашку, и ткань заскользила по бедрам, по ее груди, но муж остановился, когда рубашка обмоталась вокруг ее поднятых над головой рук. Роуз прижалась к нему, и они начали двигаться. Гарет был слегка тяжеловат, но ее руки были прижаты к подушкам, как ей нравилось когда-то, а тело извивалось под мужем от неизведанного удовольствия. Она ощущала его дыхание возле уха, потом на шее. Гарет успел почистить зубы и, может быть, даже воспользовался зубной нитью. Он не менял позы, но продолжал засаживать ей снова и снова и почти довел Роуз до оргазма, но тут застонал и повалился на нее.
Гарет вышел и откатился, а жена осталась неудовлетворенной. Она освободила руки и хотела втащить его опять на себя, но тут Роуз ждал сюрприз. Муж склонился над ее лобком. Мягкое давление, ровно такое, как надо, и ее дыхание ускорилось. Женщина закусила губу, почувствовала, что кровь прилила к щекам. Закусила губу еще сильнее, впилась ногтями в кожу его головы, а в конце зажала голову мужа между бедер и закрыла себе рот ладонью, чтобы не разбудить Эмму Кью.
Потом она не могла заснуть, и пока Гарет храпел почище бензопилы, Роуз думала о том, как они занимались любовью.
Нет, не занимались любовью. То, что случилось сейчас между ними, то, что зажглось благодаря электронному письму и разгорелось благодаря несчастью Лорен, не заслуживало такого благообразного названия. Неохотно, но с удивительно приятной дрожью Роуз признала, что это было плотское выражение их родительской гордости.
Но даже такая формулировка была слишком напыщенной. Они попросту трахались из чувства злорадства.
27. Чайнья
Чайнья встала на рассвете, включила кофеварку, взяла с собой покрывало и вышла на улицу подождать, пока кофе приготовится. Она укуталась и села на верхней ступеньке. Минут через пять она услышала шорох. Появилась пара лисиц, которые обитали в жиденьком лесочке к югу отсюда, между разрастающимся трейлерным парком и дорогим конным клубом. Эти лисы всегда приходили пошуровать в мусоре в поисках объедков. Однажды они задрали кошку, и это было к лучшему, потому что кошка была слишком крикливая.
Зверьки порылись в куче отбросов рядом с трейлером соседей, где их собака любила гадить, когда ее привязывали на улице. Собака залаяла из трейлера, и лисы вытянули свои тощие шеи, но не от страха, а от неожиданности.
Вернувшись в свой трейлер, Чайнья налила кофе в две чашки и одну отнесла дочери, которая как раз садилась на постели. Сделав три глотка, Силеа поставила кружку на прикроватный столик и здоровой рукой потянулась за телефоном.
– Зачем тебе сейчас телефон? – упрекнула ее Чайнья. – Для него еще слишком рано.
– Атик будет спрашивать, – ответила Силеа. – Он захочет узнать, как сдал экзамен.
Чайнья покачала головой и встала. Вернувшись в кухню, она принялась усиленно греметь посудой.
– Mamay, – позвала Силеа через короткий проход. – Он спит. Иди сюда, я тебе кое-что прочитаю.
Чайнья стояла в дверях спальни и слушала, как Силеа читает письмо из школы.
С большим трудом и запинками она переводила текст для Чайньи. Силеа начинала забывать язык
