Проклятие семьи Грин - Стивен Ван Дайн

О’Брайен крякнул и дернул себя за седые подстриженные усы.

– То, что говорит сержант, – истинная правда, – заметил Моран. – Мы лишены большинства привычных методов расследования. Налицо внутрисемейное преступление.

– Более того, – добавил Вэнс, – преступление с тщательно выверенным замыслом, который спланирован до мельчайших деталей, и где на все случаи есть первоклассное алиби. На кон поставлено все, даже сама жизнь. Только невероятная ненависть и безумная надежда могли вдохновить на такие преступления. А против этих качеств, знаете ли, обычные превентивные меры совершенно бесполезны.

– Семейное дело! – веско повторил О’Брайен, который все еще обдумывал сказанное инспектором Мораном. – Семьи-то, как я вижу, осталось всего ничего. По-моему, ее пытается истребить кто-то со стороны. – Он хмуро посмотрел на Хиса. – Что вы предприняли в отношении слуг? Их вы допрашивать не боитесь, я надеюсь? Давным-давно могли арестовать кого-нибудь и хотя бы на время заткнуть глотку газетчикам.

Маркхэм немедленно заступился.

– Я несу полную ответственность за любую кажущуюся халатность сержанта. Пока я занимаюсь этим делом, никто не будет арестован, просто чтобы успокоить прессу, – сказал он с холодным упреком и добавил уже мягче: – Нет ни малейших указаний на причастность кого-либо из прислуги. Горничная Хемминг – безобидная религиозная фанатичка и, в силу умственного развития, абсолютно не способна спланировать подобные преступления. Я разрешил ей сегодня уволиться…

– Мы знаем, где ее найти, инспектор, – поспешно добавил Хис, предвосхищая неизбежный вопрос.

– Что до кухарки, – продолжал Маркхэм, – она тоже вне серьезных подозрений, так как по складу характера совершенно не подходит на роль убийцы.

– А дворецкий? – желчно спросил О’Брайен.

– Спроут служит в семье тридцать лет и даже получил крупную сумму по завещанию Тобиаса Грина. Если бы у него были причины уничтожить Гринов, он не стал бы дожидаться старости. – На секунду Маркхэм задумался. – Однако должен признать, что есть в сдержанности этого старика что-то необычное. Не могу отделаться от мысли, что он знает гораздо больше, чем рассказывает.

– То, что вы говорите, Маркхэм, верно, – заметил Вэнс. – Но Спроут никак не подходит для этой преступной вакханалии. Он слишком тщательно все обдумывает, слишком осторожен и в душе крайне консервативен. Он заколет врага, если будет уверен в полнейшей безнаказанности, но ему не хватит мужества, воображения и стойкости, чтобы спланировать жестокую расправу. Он слишком стар – слишком… Ну, конечно!

Вэнс наклонился вперед и решительно стукнул рукой по столу.

– Вот что постоянно ускользало от меня! Энергия жизни! За этими преступлениями – огромная, гибкая, самоуверенная энергия жизни: крайняя жестокость в сочетании с отвагой и дерзостью, неустрашимый и безрассудный эгоизм, непоколебимая вера в собственные силы. Признаки молодости с ее амбициями и предприимчивостью, которая не задумывается о цене и опасности… Нет. Куда уж Спроуту…

Моран беспокойно пошевелился в кресле и повернулся к сержанту.

– Кого вы послали в Атлантик-Сити следить за Сибеллой?

– Гилфойла и Мэллори, двух наших лучших ребят. – Хис улыбнулся с жестоким удовлетворением. – Никуда она не денется. И ничего такого не выкинет[88].

– А доктора Вонблона вы, случайно, своим вниманием не охватили? – небрежно спросил Вэнс.

Хис снова ответил лукавой улыбкой.

– За ним «хвост» со дня смерти Рекса.

Вэнс посмотрел на него с восхищением.

– Я определенно становлюсь вашим поклонником, сержант, – вполне искренне, несмотря на шутливый тон, сказал он.

О’Брайен задумчиво склонился над столом, стряхнул пепел с сигары и перевел угрюмый взгляд на окружного прокурора.

– А что вы наплели газетам, мистер Маркхэм? Вы намекали, что старуха сама приняла стрихнин. Это утка, или на самом деле есть какие-то доказательства?

– Боюсь, никаких, инспектор, – ответил Маркхэм с искренним сожалением. – Эта теория никак не согласуется с отравлением Ады, да и со всеми остальными фактами, если на то пошло.

– А я вот не уверен. Моран сказал, что вы подозревали старую даму в симуляции паралича. – О’Брайен пошевелился и вытянул в сторону Маркхэма короткий толстый палец. – А что, если она убила троих детей, украла две дозы яда, для двух остающихся в живых дочерей, затем дала младшей морфий, и оставалась всего одна доза… – Он замолчал и многозначительно прищурился.

– Понимаю, – сказал Маркхэм. – То есть она не рассчитывала, что под рукой окажется врач и спасет Аду, и, потерпев неудачу, решила, что игра окончена, и сама приняла стрихнин.

– Вот именно! – О’Брайен стукнул кулаком по столу. – Вполне логично. И главное, это значит, что дело раскрыто, понимаете?

– Теория, безусловно, логичная, – тихо протянул в ответ Вэнс. – И все же факты укладываются в нее слишком хорошо. Этакая идеальная версия, которая сразу приходит на ум, словно ее подготовили специально для нас. Мне представляется, что кто-то хочет убедить следствие в этой логичной и разумной теории. Вообще-то, инспектор, миссис Грин была, может, и жестокой, но отнюдь не склонной к суициду.

Пока Вэнс говорил, Хис вышел из комнаты. Несколько минут спустя он вернулся и прервал пространную сердитую речь О’Брайена в защиту версии самоубийства.

– Спорить больше не о чем. Я только что говорил по телефону с доктором Доремусом. Он закончил вскрытие: мышцы старой дамы совершенно иссохли и одряхлели, у нее не было ни малейшего шанса даже пошевелить ногами, не то что ходить на них.

Первым оправился от изумления Моран.

– Господи боже! Кого же тогда видела в передней Ада?

– В том-то и вопрос! – быстро сказал Вэнс, сдерживая растущее возбуждение. – Если б только знать! Человек, который ночь за ночью читал при свечах в библиотеке странные книги, – ключ к разгадке. Даже если он не убийца…

– Но Ада была так уверена, – возразил Маркхэм растерянно.

– Вряд ли в данных обстоятельствах можно ее винить, – ответил Вэнс. – Это дитя пережило кошмар, и ее состояние не вполне нормально. Кроме того, она, возможно, подозревала свою мать. И если так, то совершенно естественно, что она приняла таинственную фигуру в темной передней за объект своего страха. Весьма часто человек под влиянием испуга искажает реальность, проецируя на нее доминирующий умственный образ.

– Хотите сказать, – спросил Хис, – что она видела кого-то еще и вообразила, будто это ее мать, потому что много думала о старухе?

– Вполне возможно.

– А как же восточная шаль? – возразил Маркхэм. – Ада могла обознаться, но она абсолютно уверена, что видела именно эту шаль.

Вэнс озадаченно кивнул.

– Хороший аргумент. Надеюсь, он станет нитью Ариадны, которая выведет нас из критского лабиринта. Про шаль нужно разузнать подробнее.

Хис тем временем достал блокнот и с хмурой сосредоточенностью листал страницы.

– И не забывайте, мистер Вэнс, – произнес он, не глядя, – про диаграмму, которую Ада нашла в передней у двери библиотеки. Возможно, человек в шали ее обронил и пришел искать, а Ада его спугнула.

– Но тот, кто убил Рекса, – заметил Маркхэм, – забрал и конверт, и, следовательно, у него больше нет причин беспокоиться.

– Наверное, так, – нехотя признал Хис.

– Рассуждать об этом нет смысла, – заметил Вэнс. – Дело слишком сложное, чтобы его можно было распутать, ковыряясь в деталях. Мы должны по возможности установить, кого в ту ночь видела Ада. Тогда перед нами откроется ключевая линия расследования.

– А как мы это выясним, – вмешался О’Брайен, – если Ада единственная, кто видел ту женщину в шали миссис Грин?

– Вы сами ответили на вопрос, инспектор. Нужно поговорить с Адой и попытаться нейтрализовать действие ее страхов. Когда мы объясним, что это не могла быть ее мать, девушка, возможно, что-то вспомнит.

На том и порешили. Когда совещание закончилось, О’Брайен уехал, а мы поужинали в клубе и в половине девятого отправились в особняк.

Ада и кухарка были одни в гостиной. Девушка сидела у камина с перевернутыми обложкой вверх «Сказками братьев Гримм» на коленях, а миссис Маннхайм с ворохом штопки помещалась на стуле у двери. Любопытное зрелище, если учесть строгое соблюдение приличий в доме, и я невольно задумался о том, как страх и несчастья неизбежно стирают социальные различия.

Когда мы вошли, миссис Маннхайм встала и, взяв шитье, хотела уйти. Но Вэнс сделал ей знак остаться, и она без единого звука села.

– Мы снова беспокоим вас, Ада, – начал Вэнс. – Однако вы практически единственная, кто способен нам помочь. – Он ободряюще улыбнулся и мягко продолжил: – Давайте поговорим о том, что вы рассказали нам позавчера вечером…