Государь всея Сети - Александр Житинский

– А дальше вам захочется дачу, машину, яхту, путешествие в Египет… И для всего этого нужны деньги.

– Заработаем… – не очень уверенно сказала Даша. – А Кирилл и наши богачи их не заработали. Такие деньжищи заработать непосильно. Ни за какую работу столько не платят.

– За работу не платят, а за голову платят.

– Как это?

– Чтобы иметь большие деньги, надо иметь хорошую голову. Чтобы знать, как их делать. Из маленьких денег большие.

– Знать, как обмануть половчее? Вот за это и платят. За обман, – упрямо сказала она.

– Но Кириллу-то деньги достались от отца. Он никого не обманывал.

– Его счастье. Но придётся… Рядом с ним жить тяжело. Вроде, он и не хочет тебя купить, а ты сам про себя думаешь, что продался с потрохами…

Это она верно заметила. Это точно. Есть такая магия у денег. Рядом с ними чувствуешь себя или неуютно или сволочно. Можно для вида изображать независимость. Типа платить за свой чай в ресторане с олигархом. Но дружить с ним уже не получается. Давит его кошель, даже если он того и не замечает.

Но я же, черт возьми, не продался?!

«Почему вы так считаете? – спросила моя совесть голосом Лизы. – Именно продались. Только в рассрочку».

Я выпил последнюю рюмку. Даша заметила, что я погрустнел.

– Пойдемте, я вас с хорошим человеком познакомлю. Я у него всегда в гостях бываю, когда приезжаю в Баранов, – сказала она.

Я расплатился, и мы вышли из «бар-бара». Пожарный, водоканал и гаишник продолжали менять пустые графинчики на полные.

С освещенного «Бродвея» мы свернули в тёмные улочки с одноэтажными домами и через пять минут оказались рядом с домом, откуда доносились звуки гармони.

– Здесь дядя Потап живет, – сказала Даша.

По дороге она успела про него немного рассказать. Потап Потапыч Баранов был потомственным околотчиком, при советской власти получил орден «Знак Почета». За сезон околачивал до двухсот грушевых стволов, среди них диаметом до 25 сантиметров, что особенно было важно. Не у всякого околотчика находился инструмент на такое мощное дерево.

– И ещё он лучший гармонист в Баранове…

Открыла нам женщина лет сорока – живая, крепкая и смуглая, с чёртиками в глазах.

– О, кто к нам пришел! Какие люди! – она заключила Дашу в объятия, подала мне руку. – Оксана.

В избе было полно вышитых полотенец, развешанных по стенам, и клеток с канарейками. Последних было не менее семи. Все они уже были накрыты на ночь шелковыми платками.

Посреди избы на табуретке сидел хозяин в рубахе навыпуск, галифе и сапогах. Он самозабвенно играл на гармони, прикрыв глаза, склонив голову набок и почти уложив ее на инструмент. Заметил он нас лишь когда доиграл пьесу. Это был вальс «На сопках Манчжурии».

Он был заметно старше жены, ему явно было за пятьдесят.

Он тоже расцеловался с Дашей, пожал мне руку. Рукопожатие было крепким.

– Оксана, накрывай на стол! Гостей принимать будем.

Оксана засуетилась, и мигом на белой скатерти появилось всё, что нужно: штоф водки, хрустальные гранёные рюмки, домашние закуски – огурчики, капуста, грибы и, конечно, груши всех видов – соленые, моченые, маринованные и сухие.

Мы выпили, поговорили немного о том, зачем мы здесь (ну, туристы, понятно), а потом хозяин вновь продел руку в ремень гармони.

Он вывел первую музыкальную фразу и запел:

Снова замерло всё до рассвета —Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.

Только слышно – на улице где-тоОдинокая бродит гармонь:

Подхватила со второй строчки Оксана, подтянула Даша и я неожиданно для себя понял, что знаю текст этой песни до единого слова, хотя никогда её не пел и слышал последний раз лет двадцать, а то и тридцать назад.

То пойдет на поля, за ворота,То обратно вернётся опять,

Словно ищет в потёмках кого-тоИ не может никак отыскать.

И я тоже запел, преодолевая неловкость с непривычки, потому как не помнил, когда я пел в компании. Обычно это бывало с близкими друзьями когда-то, с сослуживцами в Долгопрудном, но как давно это было!

Хозяйка ободряюще кивнула мне, я осмелел и запел громче, чувствуя, что у меня получается – и мелодию, и слова я пою правильно.

Веет с поля ночная прохлада,С яблонь цвет облетает густой…Ты признайся – кого тебе надо,Ты скажи, гармонист молодой.Может статься, она – недалёко,Да не знает – её ли ты ждёшь…Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,Что ж ты девушкам спать не даёшь?

Дальше стало уже проще. И те песни, которые последовали за первой, были тоже мне знакомы, они всплывали из памяти строчка за строчкой просто и естественно – и «Сормовская лирическая», и «Раскинулось море широко», и «Заречная улица», и многое другое.

Собственно, иначе и не могло быть. Родное не забывается.

Потап скинул ремень, отставил гармонь в сторону.

– Уважил, Алексей Данилович! Выпьем!

И мы выпили, потом ещё, и снова запели. Короче говоря, мы с Дашей добрались к своим заполночь. Даша водки не пила, конечно, зато Оксана была с мужчинами на равных, ничто ее не брало. Потап же к концу вечера устал, говорил не очень связно, но с большим чувством. Все хотел что-то выговорить важное, но не получалось.

Оксана собрала нам своих солений и даже проводила до калитки нашего дома. Она совсем развеселилась, пела частушки, пугая ночных собак, потом вдруг сникла, прощаясь, заглянула мне в глаза как-то жалобно.

– Пойду я домой, спасибо вам. Муж ждёт… – вздохнула она и непонятно к чему добавила, усмехнувшись: – Муж наелся груш…

Васюта нам открыл полусонный, в одних трусах. Я пожелал молодежи спокойной ночи и нетвёрдым шагом проследовал к себе наверх. Там, на просторном чердаке дома я ещё днём соорудил себе постель. Молодёжь внизу разместилась в маленьких светелках по трём сторонам избы.

Заснул как убитый. Тишина в городке была мертвая, «воздух чист, прозрачен и свеж», как учили мы наизусть в школе.

Утром я почуял, что вчера между Васютой и Лизой что-то произошло, пока мы с Дашей пели советские и русские песни. Это чувствовалось по тому, как неуловимо изменились их обращения друг к другу. Лиза стала менее колючей, а в голосе Васюты проявилась несвойственная ему нежность.

Ну что может произойти между молодыми людьми, оставленными в пустом доме смотреть фильм о любви? А смотрели они, между прочим, «Девять с половиной недель». Впрочем, люди хоть и молодые, но вполне взрослые, я им не нянька и не полиция нравов.

Может, оно и к лучшему.

У меня было ощущение, что наш маленький боевой отряд, разведгруппа нового российского жизнеустройства, вдруг потерял энергию, остановился и начал размещение на зимних квартирах.

Этому всегда сопутствует разложение.

Надо было срочно ставить хоть какую-то цель вместо того, чтобы ждать у моря погоды.

В течение нескольких дней я размышлял и собирал информацию с помощью компьютера. Вся наша команда мне помогала, потому что сообщений было навалом.

Сообщения о захвате Кирилла какими-то неизвестными путями просочились в Сеть, но они все были неофициальны. «Кто-то сказал», «по слухам», «из неофициальных источников стало известно»…

Да, у нас отняли царевича, но символ остался. Более того, внедрением символа посильно занимались тысячи вассалов моей информационной системы. Поскольку во многих местах России уже начались гонения на нашу звонницу, постольку и разгорался протест. Нам ведь только запрети что-нибудь – книгу, фильм или парад геев – так сразу начнут протестовать. Причем именно те, кто ни к книге, ни к фильму, ни к параду геев не имеет решительно никакого отношения.

Местные власти в большинстве своем запрещали устанавливать звонницы в публичных местах. Попытки установки на века – с бетоном и арматурой – пресекались бульдозерами. Отчаянные смельчаки водружали звонницы в невероятных местах: на крышах зданий, линиях электропередач, мостах. Их героически снимали пожарные и люди из МЧС.

Это было интересно всем, хотя борьба велась вокруг непонятно чего.

Православная церковь стоически молчала, пока на каком-то брифинге Президенту не задали вопрос, как он относится к внезапно возникшей в России моде установки православных крестов «с колокольчиками». К этому времени маленькие звонницы уже начали продаваться в магазинах сувениров.

Президент, улыбнувшись, сказал, что это не по его ведомству. Пусть, мол, православная церковь разбирается.

Поскольку поступил такой руководящий совет, церковь стала разбираться.

Больше всего я боялся, что отцы в рясах соберутся своим Синодом и быстренько предадут анафеме царевича со всеми его атрибутами. Но там подошли к вопросу более осторожно. А именно, вспомнили о празднике Крестовоздвижения и попытались связать с ним нынешний флешмоб.

Тема всплыла и в ЖЖ, где много журналов ведется священнослужителями. Вот что написал по этому поводу один из них: