Посланник - Иван Владимирович Булавин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Винокур?
— Да, я тоже о нём думал, у него всё плохо, временно прячется, но теперь, когда военные осядут здесь, ему придётся искать новое место. Попробую предложить.
— Договорились, собирайтесь, думаю, через пару дней буду готов.
— Хорошо.
Он пожал мне руку и вышел, а в палату снова проскользнула Марина.
— Мне тут учёный про тебя рассказал, я ничего не поняла, только то, что ты из другого мира. Это правда?
— Да, — я вздохнул. — И ищу способ вернуться обратно.
— А я?
— Понимаешь, далеко не факт, что у меня получится, но, если калитку откроем, то я возьму тебя с собой. Проблемы будут, паспорт там получить, но у тебя и здесь всё то же самое.
— Правда? — она посмотрела на меня подозрительно.
— Да.
— А как там, в твоём мире? — она ловко пристроилась на кровати рядом со мной.
— Да всё то же самое, люди, как видишь, те же, страна другая, время вперёд ушло лет на десять, капитализм, но терпимо, жить можно. С деньгами, думаю, проблем не будет, глядишь, тут чего ценного прихватим, — тут у меня заработала мародёрская смекалка, металлы проносить нельзя, а камни? Допустим, найду ювелирный магазин, выпотрошу, золото отдельно, а камни заберу себе. Штук десять решат большинство моих проблем. Впрочем, подозреваю, ювелирные магазины, до которых можно добраться, давно обчищены под метёлку.
— А женщины там какие?
— Такие… красивые, красиво одеваются, любят драгоценности, косметику используют. Некоторые даже пластику делают.
— А что за пластика? — она всё сильнее прижималась ко мне.
— Ну, есть какой изъян, его хирург удаляет. Например, грудь маленькая.
— И грудь удаляют? — спросила она в ужасе, зачем-то посмотрев на свою грудь.
Мне стало смешно.
— Что, у вас пластической хирургии не было?
— Ну, слышала что-то такое, бывало, что уродство какое или шрам, тогда врачи исправляют. Помню, что на такие операции большая очередь была.
— А у нас популярно, и очереди нет, только стоит дорого. А насчёт груди, там гель специальный закачивают, отчего она больше становится.
— Ужас.
— Да нет, некоторым идёт. А теперь ещё мода пошла губы накачивать. Внутрь гель заливают, губы становятся, как вареники. — Я изобразил губами подобие утиного клюва.
— И что в этом красивого?
— Ну, опять же, в отдельных случаях получается неплохо, но чаще всего… фигня получается, короче. Ну, стандарты красоты такие, что делать. Вообще, если там окажешься, для тебя многое дикостью покажется. Например, телефоны.
— Я знаю, что такое телефон, — возмутилась она. — И даже радиотелефон, у нас были хорошие.
— А сотовый?
— Ну, слышала, что такие есть. Используют на Большой земле. Сама не видела, но в журнале читала.
— А теперь представь, что в телефоне том, что размером… — я показал пальцами, — с шоколадку, есть фотоаппарат, видеокамера, а ещё связь с любой точкой мира. Отсюда всякие выверты сознания, нужно непременно сфотографировать свой ужин, голую попу, кота и новое платье, выложить на странице и набрать побольше лайков.
— Чего набрать?
— Так не объясню, вот выкладывает человек на свою страницу то, что сфотографировал, его сразу куча людей видит. А под фотографией на экране есть значок «нравится».
— И что это даёт?
— Ничего. Потом сама разберёшься, глядишь, тоже станешь фотки выкладывать.
— А попу голую зачем?
— Затем, что красиво, особенно, если в неё куча труда вложена, своего или хирурга, сделать себе красивый зад и никому не показывать — это неправильно.
Она задумалась, ничего, если всё так получится, то привыкнет, наш мир, при всех его недостатках, всё же лучше. Хотя бы тем, что там нет тварей, плюющихся кислотой.
— А ваши женщины, они…
— Договаривай, — настойчиво сказал я.
— Ну, как они с мужчинами это делают?
— У тебя вообще никакого опыта нет?
— Ну, кроме как… — она опустила глаза.
— Ясно, значит, никакого. Да, женщины у нас гораздо более раскованы, могут позволить себе всё, включая то, что у вас считается страшным извращением. Особенно, если любят своего мужчину.
— Ну, нам вообще-то Любовь Наумовна рассказывала многое, говорила, что в жизни пригодится. А ещё говорила, что скромность нужна в обществе, а со своим мужчиной стесняться не нужно.
— Умная тётенька, — заметил я.
— А давай свет погасим, — предложила она. — Сегодня по больнице Полина дежурит, я её попросила, чтобы нас не беспокоили.
Я покосился на окно. Шторы частично закрывали свет, но и так было понятно, что снаружи вечер. Если сейчас потушить свет, то через час уже ничего не будет видно. Но и в темноте мне сидеть не хотелось, поскольку впереди интересные события. Я пришёл к компромиссу, соорудил светильник из своего фонаря и пустого стакана. Стакан был вычурный, возможно, даже хрустальный. Свет, проходя через него, много раз преломлялся, отчего по палате бегали зайчики. У фонаря регулировалась мощность, установил самую маленькую.
— Так пойдёт? — спросил я.
— Угу, — она кивнула и присела рядом, а потом и прилегла, свернувшись калачиком.
— Так не пойдёт, — я погладил её по спине. — Переворачивайся.
— Боюсь.
— Не нужно, ты красивая, скрывать это смысла нет.
Она послушно перевернулась на спину, а я начал по одной расстёгивать пуговки халата. Халат, вроде бы, больничный, но довольно нарядный и ткань мягкая. Когда последняя пуговица сдалась, развязал пояс, отбрасывая ткань в сторону. Нежная белая кожа (в этом мире с загаром туго) покрылась пупырками, но явно не от холода. Марина закрыла глаза и предоставила себя в моё полное распоряжение. Ну и хорошо, торопить события я не намерен, тем более что сам ещё не до конца восстановился. Акт любви, если и будет, то короткий и скомканный. Пусть тогда она получит больше ласк.
Провёл кончиками пальцев по коже, соски на небольшой груди немедленно вскочили, а дыхание её стало сбиваться. Поглаживания перешли на живот, потом вернулись к груди, переместились на шею. Реакция становилась всё более явной, когда перешёл к ласкам сосков, она открыла глаза.
— Дима…
— Марина?
— Ничего, продолжай.
Вдоволь наигравшись с её верхней половиной, я переместился ниже. Подцепил пальцами простые хлопковые трусики, после чего медленно стянул их. Сопротивления не было, хотя лицо её залила краска, видная даже в слабом свете светильника. Глаза её были закрыты, а на лице она всеми силами старалась сохранить выражение
