По следам снежного человека - Ральф Иззард

Вечером прибыл гонец из базового лагеря с запиской от Чарлза, сообщавшего, что он настроен довольно оптимистически в отношении скальпа.

Джералд решил спуститься по долине к озеру Тау-Джум, а Джон, Билл и я направились к верхней котловине, где накануне побывал Джералд. Как всегда, мы обогнули гору по северному берегу озера, совершив восходящий траверс, но в котловине ничего не обнаружили. При ясном небе вид на Эверест снова был великолепный, и я предложил подняться на гору. После полуторачасовой упорной ходьбы это нам удалось, причем никаких особых технических трудностей при восхождении преодолевать не пришлось. Мы втроем построили на вершине тур, и так как это была первая в моей жизни гора, на которую я взобрался, ее назвали «Пиком Ралф». Я чувствовал себя не слишком польщенным, ибо эта вершина, по высоте примерно равная Килиманджаро, по сравнению с другими гималайскими пиками казалась пигмеем — была такой маленькой, что ни один гималайский ветеран вообще не побеспокоился бы дать ей название.

Мы наполовину спустились с вершины, как вдруг с изумлением заметили два ряда свеженьких следов спускающихся с горного хребта, который отделял нас от долины Бхоте-Коси. Следы пересекали котловину, затем шли дальше вниз к озеру по направлению к нашему лагерю. Теперь спуск превратился в скачку с препятствиями, пока мы не приблизились к следам настолько, что смогли их тщательно изучить. Один из них отличался такими большими размерами, что сначала я принял его за медвежий; второй был несколько меньше. Вскоре, однако, мне пришлось удовольствоваться предположением, что следы принадлежали волку и волчице. Волк, очевидно, был огромный. По возвращении в лагерь мы застали шерпов в сильном волнении: животные действительно оказались волками; они пересекли озеро в два часа, т. е. среди бела дня, и очень близко подошли к лагерю. У обоих мех был почти белый. Самец по величине превосходил всех волков, когда-либо виденных нашими шерпами. У волчицы, менее крупной, на правой задней ноге имелось черное пятно. Заметив, что хижины заняты людьми, волчья чета отправилась дальше вниз по долине к озеру Тау-Джум, где Джералд также обнаружил следы, но самих животных не видел. В дальнейшем мы слишком хорошо познакомились с этой парой, чье появление обычно совпадало с очередной гибелью овец и яков. В конце концов мы заполучили двух волчат этой волчицы и привезли их в Англию, где подарили Лондонскому зоосаду.

Вечером мы занимались тем, что пытались разрешить загадку, в каком месте волки перешли западный хребет. На всем пространстве, видимом от Дуд-Покхари, эта горная цепь казалась совершенно неприступной. Но все же волки как-то перевалили из долины Бхоте-Коси или же их логово находилось где-то у крайнего отрога. Теперь перед нами были ясные следы, и мы решили попытаться на следующий день разрешить загадку, так как не исключалась возможность того, что волки приведут нас к йети.

Рано утром Джон, Билл и я по знакомой дороге отправились к верхней котловине. Волчьи следы спускались к ней прямо с запада по крутому склону каменистой осыпи метров в полтораста высотой. Прежде мы не пытались здесь взобраться, так как нам казалось, что осыпь никуда не может привести. Даже под снегом видно было, что она состояла из выветрившихся обломков, и представлялось вполне вероятным, что вся масса может рухнуть, как только мы на нее ступим.

После некоторого размышления Джон решил рискнуть, и мы начали длинный подъем, то и дело скользя и падая на снегу и обломках сланцев, но не подвергаясь большой опасности. Над каменистой осыпью имеется широкое полого поднимающееся снежное поле, образованное ледником, который спускается с вершины к югу. Чтобы избежать опасных трещин, мы держались края ледника, карабкаясь вдоль каменистого гребня на северной стороне, представлявшего собой примерно тот путь, каким шли волки. После часа медленного подъема мы обогнули скалистый выступ на гребне и очутились около огромной ледяной пещеры; с ее свода свисали ледяные сосульки, придавая ей сходство с разверстой пастью гигантской акулы. От этого места волки пересекли ледник прямо на запад, и это показывало, что они пришли от гряды крайних утесов, отделявшей нас от долины Бхоте-Коси.

Оттуда, где мы находились, за 800 метров от утесов все еще казалось, что перевала на запад не существует. Джону не понравилась идея идти за волками по леднику к западу, и поэтому мы двинулись кругом на север около скал и камней, тянувшихся вдоль его края. Следуя изгибу ледника, наш маршрут постепенно отклонился от севера к западу, а затем к югу, пока мы снова не наткнулись на волчьи следы в том месте, где животные перешли с конечного гребня на ледник.

Этот гребень начинается крутой каменистой осыпью, которая и привела нас к скале. Лишь очутившись среди скал, оказавшихся теперь вовсе не такими труднопроходимыми, как нам представлялось издали, мы нашли ключ к разгадке «тайны гребня». У его подножия имеется узкая тропа, извивающаяся сначала к югу, затем к северу, потом опять к югу и в конце концов приводящая на вершину водораздела между бассейнами Дуд-Коси и Бхоте-Коси. Из-за извилистости этого перехода его совершенно невозможно заметить даже тогда, когда находишься прямо против него. Теперь мы стояли втроем на вершине западного гребня на высоте около 5800 метров над уровнем моря и смотрели вниз на долину Бхоте-Коси. Не оставалось сомнения, что перевал, к которому нас привели волки, с таким же успехом можно было преодолеть со стороны Бхоте-Коси. Мы назвали его Чангула — Волчий перевал. Им без труда могли пользоваться и йети. Во всяком случае казалось совершенно несомненным, что им воспользовался йети № 2, чьи следы видели Джералд и я. Итак, имелся еще один пункт, за которым необходимо было наблюдать, если мы хотели закрыть йети все выходы из долины Дуд-Коси.

Мы провели некоторое время, сидя на камнях в верхней точке перевала, завтракая и снова любуясь великолепным видом. Ослепительно сияло солнце, опять наградившее меня сильным ледниковым ожогом; на этот раз из окружающих гор мы видели только Эверест. При спуске, пройдя ледник, где было нестерпимо жарко, мы остановились, чтобы приготовить себе лимонад, взяв воду из потока, который вымыл во льду гигантскую, пещеру.

Добравшись до озера, я чувствовал себя настолько усталым от непосильного напряжения, что предпочел идти вдоль льда и, таким образом, избежать изобилующей подъемами и спусками тропинки, шедшей параллельно. Это было неблагоразумно. Со склонов гор на лед постоянно скатываются камни, со временем они погружаются в лед и над ними остается лишь тонкая пленка. Когда все покрыто снегом, ее нельзя заметить. Я трижды провалился. Из-за ледникового ожога я провел еще одну невеселую ночь, часами прислушиваясь к шороху полевок, сновавших около наших продуктов. Ничто не могло их отпугнуть, и когда я неожиданно направлял на них свет фонаря, они стремительно бросались прямо к лампочке посмотреть, что это за диковина. Болезненное состояние кожи лица заставило меня провести следующий день в хижине. Днем прибыл нарочный из Катманду. Мы получили радостные известия о том интересе, с каким следили на родине за нашими похождениями, но новости относительно волос с пангбочского скальпа, посланных нами в Англию профессору Вуд-Джонсу для анализа, оказались неутешительными. В «Дейли мейл» 19 марта было опубликовано следующее сообщение:

«Редакция „Дейли мейл“ передала для научного исследования фотографии и образцы волос так называемого скальпа йети, находящегося в Пангбочском монастыре, посещенном в феврале участниками Гималайской экспедиции „Дейли мейл“.

Подробное описание „скальпа“ и несколько волос, отрезанных от него, были доставлены на самолете в Англию и представляли наряду с фотографиями подвергнутый изучению материал.

Анализ производил профессор Ф. Вуд-Джонс, доктор биологических наук, специалист по анатомии человека и сравнительной анатомии.

Результаты его исследований, включавших получение микрофотографий волос и сравнение их с волосами таких животных, как медведь и орангутанг, оказались неопределенными.

По мнению профессора, фотографии и характер волос говорят о том, что на самом деле это вовсе не скальп. В качестве довода приводится следующее соображение: хотя некоторые животные имеют волосяной гребень, начинающийся на макушке и идущий между плечами к спине, вряд ли возможно, чтобы у какого-нибудь животного был такой гребень, какой показан на фотографиях пангбочской реликвии — от основания лба через макушку до низа затылка.

Исследованные волосы при слабом освещении имеют черный или темно-бурый цвет, а на солнце — рыжевато-красный. Ни один из них не был окрашен, и, вероятно, они являются чрезвычайно старыми (Чарлз Стонор, участник экспедиции „Дейли мейл“ в статье, напечатанной в нашей газете 3 марта, определяет возраст так называемого скальпа примерно в триста пятьдесят лет).