Неповторимое. Книга 6 - Валентин Варенников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На сборы и на эти учения прилетал министр обороны маршал Д. Т. Язов. Он выступал на разборе, но говорил не только о том, что касалось наших сборов, учения и состояния Вооруженных Сил и их задачах, но и о положении дел в стране. Ясно нарисованная им картина в перспективе ничего хорошего нашему народу не несла. Поэтому министр обороны подчеркнул, что в этих условиях важнейшей задачей является укрепление боеспособности и повышение боевой готовности.
Вопросы обстановки в стране, поднятые министром обороны, нас немало озадачили. Возникали различные сомнения, предположения. Но сразу после разбора Дмитрий Тимофеевич улетел в Москву, а мы еще оставались, поэтому по горячим следам мне не удалось подробно поговорить с ним о состоянии дел.
Когда же все было подытожено и сборы закончились, а их участники отправились к себе в войска, то я, вернувшись в Главкомат, уже несколько «остыл» от этого впечатления. Тем более что на меня навалилось сразу множество проблем — ведь я не был в Москве около десяти дней. Ко всем моим хлопотам и заботам кое-что добавил и заместитель министра обороны по кадрам генерал армии В. Ермаков.
— Валентин Иванович, — сказал он мне, — у вас по плану отпуск с 20 августа. Я интересовался у министра обороны. Он ответил — как спланировано, так и действовать.
— У меня тут полно проблем, — начал было я.
— Они никогда не закончатся. А поскольку генерал армии Бетехтин сейчас на месте, вы бы могли немного и отдохнуть, — предложил он.
— Согласен: на две недели, с 20 августа, — сказал я.
— Я вам выпишу полностью, а вы уж как решите.
Через два дня мне привезли отпускной билет (он хранится у меня и сейчас), подписанный министром обороны. Начало отпуска — 20 августа. Я позвонил жене и поделился с ней этой новостью. Дома начались сборы.
Август 1991 годаПриняв предложение Главного управления кадров об отпуске (а фактически это было решение министра обороны, я подтягивал все «хвосты»: раздавал задания, ставил, вернее, уточнял всему аппарату Главкомата задачи на ближайший месяц-два. Планировал 19 числа, в понедельник, прибыть к министру обороны, доложить об убытии в отпуск и о том, как в этот период будут решаться главные задачи.
Однако 16 августа в прессе появилось сообщение о том, что на 20 число назначена встреча Горбачева в Ново-Огареве, где предполагалось подписание нового Союзного Договора. В комментарии говорилось, что сейчас этот документ могут подписать только шесть республик. Уже это свидетельствовало о возможном развале Союза. В пояснительной записке к проекту договора было сказано, что часть республик подпишут его в августе, затем процедура будет продолжена в сентябре, октябре и т. д., но это не соответствовало фактическому положению дел.
По моему требованию принесли этот проект, который мы получили еще 10 августа (было отпечатано всего 50 экземпляров), прочитал его еще раз, а также краткое обращение-препроводиловку Горбачева. Под давлением тяжелых мыслей позвонил министру обороны и доложил свои сомнения относительно целесообразности подписания договора. Язов полностью со мной согласился. Более того, Дмитрий Тимофеевич резко осудил обстановку, в которой мы оказались. А в конце добавил: «На этих днях на эту тему поговорим».
17 августа, в субботу, я как всегда был на рабочем месте у себя в Главкомате. Провел встречи с официальными лицами, отвечающими за вывод наших войск из Восточной Европы и размещение их в пределах военных округов в европейской части СССР. Где-то ближе к исходу дня — звонок по «кремлевке». Д. Т. Язов: «Валентин Иванович, подъезжайте сюда, у меня уже Ачалов, поговорим». Машина стояла наготове, поэтому через несколько минут я уже был у министра. В его кабинете находился заместитель министра обороны генерал-полковник Владислав Алексеевич Ачалов, но почему-то в гражданском костюме. Вначале я подумал: его вызвали внезапно, а он, поскольку суббота, возможно, где-то отдыхал и поэтому не успел переодеться. Но, оказывается, как выяснилось позже, это было предусмотрено заранее.
Не высказав своего удивления, я вначале представился министру, затем поздоровался с Ачаловым, пошутив, что гражданский костюм ему тоже идет.
— Впрочем, — сказал я, — и в военном, и в гражданском мощная грудь Владислава Алексеевича и соседние с ней участки — на первом плане. А это главное для настоящего мужчины.
Поддержав мою шутку, Дмитрий Тимофеевич приступил к делу:
— Ситуация в стране крайне плохая. Нет ни одной области в жизни и деятельности нашего общества, чтобы были хотя бы какие-то надежды на стабилизацию. Обстановка с каждым днем становится все хуже и хуже, но никаких мер не принимается. Руководство, крайне обеспокоенное этим, намерено обсудить сложившуюся ситуацию и выработать решение. С этой целью приглашает и нас троих.
Дмитрий Тимофеевич вопросительно посмотрел на меня. Предложение, конечно, оказалось неожиданным. Но вопрос был такой важности, что тут и размышлять было не о чем. Для формальности я все-таки спросил:
— Когда и где мыслится это проводить?
— Минут через 30–40. Ровно столько нам потребуется, чтобы доехать к этому пункту. Это на окраине города — то ли гостиница, то ли какой-то учебный корпус у Крючкова Владимира Александровича.
— Я готов.
Мы спустились вниз во двор Генштаба. Там нас ожидала одна машина — белая «Волга». Я понял, что это было сделано для того, чтобы не привлекать внимания. В. Ачалов сел впереди, мы с Д. Язовым разместились сзади. Водитель и сидевший рядом с ним человек были одеты в гражданские костюмы — понятно, для отвлечения внимания. Но мне было не ясно — от кого мы прячемся, если едем на объект КГБ? Разговор в машине носил отвлеченный характер, но я уверен, что каждый думал о предстоящей встрече.
Действительно, минут через тридцать мы свернули с магистрали и, проехав 100–200 метров, уперлись в обычный КПП (контрольно-пропускной пункт), какие существуют при въезде в военный городок или какой-нибудь объект. Открылись ворота, и перед нами, как картинка, появилась уютная, ухоженная территория — словно оазис в каменной громаде города. Всё утопало в зелени, через крохотный, длинный прудик был переброшен мосток. Главным на территории этого городка, который, кстати, назывался почему-то АБЦ, очевидно, было многоэтажное здание с одним подъездом. Под кронами больших деревьев за прудом я заметил аккуратную беседку.
Во дворе уже прогуливались Крючков, Бакланов, Болдин, Шенин и еще какой-то незнакомый мне товарищ. Им оказался заместитель Крючкова Грушко Виктор Федорович. Поздоровались, немного поговорили на «дежурные» темы. Вскоре подъехал Павлов, и Крючков предложил всем пройти в беседку. Там стоял сервированный для чая круглый стол, вокруг которого мы все и разместились.
Было девять участников встречи: Крючков, Грушко, Павлов, Шенин, Бакланов, Болдин, Язов, Ачалов, Варенников. Плюс два помощника Крючкова с какими-то документами.
На положении хозяина начал Крючков. Кратко сказав о чрезвычайной сложности обстановки, он посетовал на то, что, к сожалению, не могут присутствовать на нашей встрече Лукьянов и Янаев. Первый в отпуске и находится на Валдае, а второй — на хозяйстве, т. е. на работе.
Проанализировав сказанное Крючковым и собравшихся руководителей из высшего эшелона государственной власти, я понял, что имею дело с самыми близкими к Горбачеву лицами. Разве что не было Яковлева да Шеварднадзе.
Все поднятые вопросы я условно сгруппировал по пяти направлениям: социально-политическое, экономическое, правовое (о Союзном договоре), техническое и организационное.
По социально-политической обстановке широкую информацию дал Владимир Александрович Крючков. Он говорил о том, что из-за порочного действия властей и неправильного толкования демократии в стране фактически утрачено управление. Идет война законов. Над государством нависла большая опасность. Совершенно не учтены результаты референдума. Центральные силы продолжают раскручиваться и оказывать пагубное влияние на всё, в том числе разрушены все экономические связи. Жизненный уровень народа продолжает падать. Наши меры по оздоровлению экономики сводятся только к обращениям к Западу за помощью. Преступность не только растет, но и политизируется. Начатая по инициативе Горбачева перестройка фактически зашла в тупик.
Это было категорическое и справедливое обвинение всей проводимой генсеком политики. Всё говорилось правильно Но я не мог отделаться от мысли, почему все это не было сказано прилюдно — на Пленуме ЦК, на XXVIII съезде КПСС или на съезде народных депутатов? А глав-ное — почему КГБ, отвечающий за безопасность государства, его строя, ничего не сделал, чтобы пресечь негативные тенденции, уничтожить в зародыше все, враждебное Советской власти и социализму? Да, конечно, Горбачев вполне мог снять Председателя КГБ с должности. Но если вся правда была бы обнародована, да еще и пофамильно, и предложены конкретные меры, то расправа оказалась бы невозможной. Надо же учитывать трусливую психологию Горбачева! Но ничего не было сделано…