Узы моря. Опасное соседство. Возвращение - Ялмар Тесен

Сейчас, лежа рядом с сыном на устланном палой листвой полу пещеры, мать заботливо вылизывала его черную морду, и молодой леопард охотно ей подчинялся, зажмурившись и положив голову на лапы, как в детстве. Он весил уже почти шестьдесят пять килограммов натощак и, вместе с метровым хвостом, был два с половиной метра в длину, то есть по весу и величине почти догнал мать. Голова его с плотно прижатыми ушами, когда он с удовольствием подставлял морду ласковому шершавому материнскому языку, напоминала змеиную и с закрытыми глазами и расслабленной полуоткрытой пастью не казалась сейчас такой уж опасной и грозной.

В мягких лучах закатного солнца пещера, выходившая на запад, сияла розовым светом, отражавшимся от красного песчаника, и роскошная шкура самки выглядела великолепно.

На ее широкой спине, покрытой черными округлыми пятнами с сердцевинкой густого, рыжевато-желтого цвета, более темного, чем основной золотисто-коричневый фон, весь солнечный свет, казалось, собирался, а потом разлетался брызгами.

На плечах пятна были густо-черными и почти идеально круглыми, а сбегая вниз по лапам, приобретали сперва каплевидную форму, а потом превращались просто в продолговатые штрихи. Она лежала, приобняв одной передней лапой сына за плечи и уютно устроив его голову на второй своей передней лапе; рядом с ним длинная мягкая шерсть у нее на брюхе казалась удивительно светлой, почти белоснежной.

Последний солнечный луч, словно не желая никому уступать свою власть над царством красок, чуть задержался здесь, на высоком утесе, и вот в последний раз янтарным блеском вспыхнул в глазах самки леопарда, в последний раз высветил розовый лепесток ее языка, которым она вылизывала сына.

Сгущались сумерки, и самка встала, резко дернула хвостом и посмотрела вниз, в долину. Сын ее некоторое время полежал еще на спине, потом, желая снова привлечь внимание матери, несильно ударил ее лапой с убранными когтями по морде.

Однако негромкий трескучий рык самки заставил молодого леопарда тут же вскочить и встать с нею рядом в полной боевой готовности — уши торчком, — ожидая наступления ночи.

Они видели, как на том конце долины зажигались огни в окнах фермерского дома, слышали лай собак — все это было им хорошо знакомо. Вдали лаяла другая собака, чуть звенела гитара, гудели автомобили, но для леопардов эти звуки не имели особого смысла, разве что принадлежали они тоже миру высоких двуногих существ.

Долину давно уже затопило целое озеро тьмы; леопарды вместе поднялись по узкой горловине на вершину утеса и тут же растворились в лесном мраке. Теперь они испытывали настоящий голод, не зная, что ужин поджидает их под холодным недреманным оком ловушки-самострела. Ступая друг за другом след в след, они безошибочно продвигались по темному лесу к той большой поляне на вершине горы, где обычно паслись овцы. Не обращая внимания на рассыпавшуюся по лугу отару, они обошли пастбище по опушке леса и снова вошли в чащу чуть ниже небольшой плотины. Овцы на плотине белой волной шарахнулись прочь, только копытца застучали. Но тут проснулась парочка зуйков; птицы закружили над плотиной, громко протестуя скрипучими голосами, и тут же вдали залаяла, точно на что-то бесконечно и бессмысленно жалуясь, собака.

Леопарды не остановились и как будто бы даже ничего не заметили. Теперь они двигались быстро, низко припадая к земле, торчком стояли только их подрагивавшие уши, чутко отмечавшие любой, даже самый незначительный шорох, способный представить какой-то интерес. Потом хищники пошли медленнее, ступая совершенно беззвучно, и даже суетливый шепоток полевой мыши или шорох змеи, проползшей в сухой листве, тут же распознавался ими и соответствующим образом интерпретировался. Их мягкие передние лапы с чуть повернутыми внутрь подушечками сперва очень легко касались земли своей внешней стороной, а потом уже всей поверхностью.

Молодой леопард шел след в след за матерью, аккуратно ставя лапы так, чтобы на земле оставалась только одна цепочка следов. Едва ощутимый ветерок, чуть шевеливший тонкие шерстинки на ушах леопардов, сообщал им обо всех переменах в направлении основного, верхнего ветра, так что они могли подкрасться к добыче с подветренной стороны и совершенно незамеченными; усы на мордах, являвшие собой шевелящиеся пучки сверхчувствительных нервных окончаний, помогали с безошибочной точностью определить необходимую мощность прыжка и характер возможных препятствий. Будучи существами с необычайно острым зрением, слухом и фантастическим осязанием, леопарды весьма мало зависели от своего относительно слабого обоняния.

Они остановились там, где была оставлена убитая овца, озираясь и подозрительно нюхая воздух, но запах овечьей туши был знакомым, и он вел их прямо в ловушку, находившуюся в двадцати метрах от того места, где они стояли. Возле убитой овцы запах человека стал сильнее, но и в этом не было ничего нового. Самка много раз за свою жизнь посещала стоянки человека, не раз спокойно перешагивала через погасшие кострища и даже через совсем еще теплые угли и хорошо знала свойственные таким местам запахи — свежесрубленного дерева, табака, кофе. Случалось иногда, что там попадались и лакомые кусочки; однажды она нашла голову и ребра бушбока, а в другой раз — целую кучу вкусных косточек куропаток и цыплят.

Молодой леопард обогнул шалаш и зашел сбоку, почти волоча брюхо по земле и с отвращением подергивая хвостом, а его мать, припав к небольшому бугорку чуть выше по склону, наблюдала за ним и прислушивалась. Снова и снова выводил свою молитву козодой: «Помилуй нас, Господи!» — и скрипучий пронзительный голос его слышался в ночи далеко и отчетливо, доминировал над погруженной в молчание черной долиной, однако чуткий слух леопарда улавливал и множество иных звуков, каждый из которых нужно было определить и оценить. Самка почувствовала, как молодой леопард двинулся прочь, исчез за странной грудой веток, потом снова появился — очертания его головы едва заметны были на фоне ночного неба, потом осторожно проплыло длинное тело. Он подбирался к мертвой овце сбоку, спускаясь по склону холма, чтобы потом легче было тащить ношу вниз, к тому же здесь, возле странной кучи веток, торчало молоденькое деревце, которое удобно было использовать в качестве рычага, чтобы поддеть тушку.

Леопард уже почти достиг своей цели, когда ночь вдруг взорвалась. Незащищенные глаза его матери, резко сузившись, успели все же заметить слабый свет звезд над абсолютно черным колодцем тьмы в лесной долине, языки пламени, взметнувшиеся из этой тьмы и на мгновение высветившие каждый листок, каждую веточку вокруг, а потом она почувствовала в голове резкую боль. Прежде чем, повинуясь инстинкту, броситься огромными прыжками вверх по склону, она увидела, как ее детеныш перекувырнулся в воздухе и с треском упал куда-то в заросли. Она сломя голову мчалась прочь сквозь колючий кустарник, а эхо от выстрелов все еще плавало раскатами над долиной. Через полчаса самка была уже в безопасности, в пещере под скалой, и ее заботило только одно: она по-прежнему испытывала голод.