Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ) - Андриевская Стася
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вспыхнула. Так и есть. Стыдно мне стало позже, а на тот момент бомбило от злости за проклятую отвергнутую девственность, и лучшей компенсацией морального ущерба была изощрённая месть. Но не говорить же об этом Игнату! И уж тем более, не признаваться, что торкнуло меня исключительно потому, в тот момент в бедолаге Даниле я видела только его — Гордеева!
— Не знаю, — повержено сникла я. — Не знаю, зачем это сделала. Заигралась, наверное. Но утром я написала этой дамочке другое сообщение, и подробно рассказала, что всё это постановка. Она сразу не прочитала, и я хотела чуть позже позвонить ей лично, но закрутилось — то с твоей конторой, то с тобой… И я просто забыла. Но не со зла, клянусь! Просто случайность.
— Забыла… Случайность… Да уж.
— Я клянусь, что хотела во всём признаться! Игнат, ну поверь!
— Да какая разница, поверю ли я? Тем более теперь, когда эта твоя дамочка, судя по всему, поверила на все сто.
— Я не хотела.
— Поздно не хотеть, Слав. Она утопилась.
Меня обдало холодом. Сердце болезненно замерло.
— В смысле… — одними губами.
— В прямом. На следующее же утро после твоей шалости, с того самого обрыва сбросилась на машине в Волгу. Впрочем, тело так и не нашли, а значит, есть шанс, что выжила. Ну, скажем, один к миллиону шанс. Потому что там, под тем обрывом, омут и сумасшедшее течение, а она плавать не умела. Ну то есть, надежда как бы есть… Но её как бы и нету.
Дальше ехали молча. Я была в шоке, по щекам катились слёзы, однако сама я находилась в ступоре. Но когда остановились у подъезда, сорвалась вдруг, закрывая лицо ладоням, бесконечно повторяя:
— Я не хотела… Я не хотела…
— Так не бывает, Слав, — даже не пытаясь утешать, строго сказал Игнат. — Если ты берёшься вмешиваться в чужие судьбы, ты должна понимать все варианты последствий. А если ты не понимаешь, но всё равно лезешь — не говори, что не хотела. Ответственность всё равно на тебе. И либо ты учишься жить с нею дальше, либо тебя сломает вина. По-другому не бывает, это закон. Всегда и везде. У всех. Даже сейчас я взял на себя ответственность за то, как ты всё это перенесёшь. И я сделал это только потому, что хочу, чтобы ты понимала как на самом деле устроена жизнь. Это урок, написанный кровью, Слав. Но я уверен, что ты выстоишь.
Полночи просидела в ванной, глотая слёзы и думая обо всё этом. Тяжесть давила неимоверная! Невыносимая. И если бы я могла хоть что-то исправить, я бы, наверное, жизнь за это отдала! Но уже поздно. Жуткое, жестокое слово — поздно. Оно не оставляет надежды, а без надежды… И осенило вдруг! Выскочила из ванной, налетела на Игната, расталкивая в плечо:
— Слушай, но ведь у тебя тоже был один шанс на миллион! Но он же выпал!
Игнат непонимающе сощурился со сна.
— Чего?
— В плену! Ты должен был погибнуть, но ты же выжил! Так может и она живая? Может, она найдётся и всё ещё будет хорошо?
Сев в изголовье кровати, Игнат задумчиво изучал меня взглядом, а я всё продолжала тарахтеть — о том, что нужно подать в поиск, может, даже, через его контору как-то. А ещё, записать видео с моим чистосердечным, чтобы Данила, когда его жена найдётся, мог показать ей его. Чтобы между ними не осталось этой трещины! Чтобы хотя бы с запозданием, но можно было исправить ошибку. Чтобы…
Но с каждым словом ажиотаж всё заметнее угасал. Так вспыхивает последняя спичка, и тебе кажется, что костёр обязательно разгорится… Но то ли дрова сырые, то ли руки не тем концом — и в один миг не остаётся ни спички, ни костра. Вот и я окончательно сникла.
— Это тупо, да? Да, тупо. Я и сама понимаю…
— Ну почему, — отозвался Игнат, — я, например, тоже предпочитаю использовать всё до последнего шанса. Насчёт конторы, конечно, не обещаю — не та сейчас ситуация, но в остальном… Давай попробуем! А вдруг.
Писали раз сто. Я то сбивалась от волнения, то, заново проживая весь ужас ситуации, начинала реветь. Под конец вообще, отказалась от идеи, подумав вдруг о том, каково будет получить это видео Даниле.
— Нет, Игнат, нет! Это издевательство какое-то над человеком! Глум. У него жена, может, погибла, а мы ему видосики эти… Только лишний раз по больному. Я так не хочу!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Но Игнат отнёсся к моей рефлексии философски.
— А как же один на миллион, Слав? Думаешь, он на него не надеется?
И я наконец взяла себя в руки и записала. Запись осталась у Игната, он обещал, что передаст всё в лучшем виде, а я, наконец, хотя и не оправилась ещё от всей бездны сотворённого ужаса, но ощутила маленькую надежду на чудо, которая позволила мне вздохнуть хоть немного свободнее.
— Кстати, — засыпая уже под утро, вдруг вспомнил он, — а тебе не показалось, что типок этот, ну, Данила Магницкий, что мы с ним как-то… похожи, что ли?
Глава 22
На следующий день я застала сцену, которая мне явно не предназначалась: Игнат и Сергей ругались. Что они не поделили я так и не поняла — к моему приходу нормальные аргументы уже закончились и остались лишь взаимные угрозы на отборном матерном, такие злые, что мужики даже не заметили моего возвращения из магазина. Я замешкалась в коридоре, соображая не переждать ли мне бурю на улице, и в этот момент на кухне что-то загромыхало, полетела на пол посуда… И я бросилась туда.
Игнат придушивал опрокинутого на стол Сергея, тот в ответ стискивал пальцы на его шее, одновременно пытаясь поддать в пах коленом.
— Хватит! — вцепилась я в Игната. — Да перестаньте вы!
Он засопел и с явным нежеланием убрал локоть с горла Коломойца. Утёр разбитый ещё вчера и снова раскровившийся нос.
— На хер пошёл отсюда, салага!
Сергей неспешно поднялся со стола, оправил одежду и даже причесал пятернёй свой растрепавшийся чуб.
— Жалеть ведь потом будешь…
— Я сказал, на хер! — не оборачиваясь, рыкнул Игнат.
Сергей собрался сказать ещё что-то, но не стал. Я оторопело прижалась спиной к косяку, выпуская его из кухни, а он замялся вдруг на пороге и окинул меня полным такого невысказанного сожаления взглядом, что мне стало не по себе. Поджала пальцы на ногах, отчего-то не смея глянуть ему вслед. Вздрогнула от грохота захлопнувшейся входной двери.
Игнат не шелохнулся. Стоял, всё так же отвернувшись к окну и, уперев руки в бока, периодически шмыгал носом подтекающую кровь. «Надо лёд» — подумала я, но осталась на месте. Случившееся оглушило. Словно земля под ногами вздрогнула и оказалось вдруг, что это не твердь, а зыбучий песок.
— Что случилось?
Игнат не ответил. Сам вынул из морозилки форму со льдом, жёсткими размашистыми движениями пересыпал его в полотенце, пару раз хорошенько треснул об столешницу, разбивая кубики в крошево. Приложил к лицу.
Я заторможенно поставила пакет с продуктами на стол, подняла с пола самые крупные из осколков сахарницы и тарелок с недоеденной яичницей. Их было две. Как и вилок, как и уцелевших стопок из толстого стекла. Значит, мужики сначала мило беседовали под закусь, а потом вдруг что-то пошло не так.
— Ну ладно, — отбросив лёд в мойку, агрессивно набычился Игнат, — ты тоже рассказывай, давай. Чего уж там. Сразу все давайте! Чтобы хоть понимать, чего ждать от вас дальше!
— Ты о чём? — испуганно стиснула я в руках осколки. В голове бились варианты, но ни одного подходящего не находилось, кроме того, что это, видимо, как-то должно быть связано с Сергеем. — Я не понимаю…
— Да ладно! Чего тут не понимать-то — всё ж очевидно! А я-то думаю, с чего вы с ним так… сдружились-то? С чего ты к нему рванула-то тогда, когда я отшил! А потом Магницкий этот. Ты ж не просто так согласилась лечь под него, ну? Ну говори, чего уж там! Знала же на что идёшь! Была, значит, до этого практика-то? — Насмешливо скривился: — Была-а-а… Я ж это сразу понял, как только до самого́ очередь дошла, но что-то как-то… засомневался. Повёлся на глазки твои незамутнённые. И оно бы вроде и ничего, подумаешь дать в задницу, но сука, нахера строить-то было из себя тогда?!