Наследник Шимилора - Елена Жаринова

— Ужаснее, чем сгореть заживо, — эхом подтвердила жрица.

Я видела — или мне казалось? — Денис напрягся. Он знал Нолколеду всего несколько дней и не мог быть в нее влюблен, я это знала наверняка! Конечно, он вызвался жениться на ней только, чтобы ее спасти. Стоило ли шутить с чужими богами?

— А ты, Нолколеда Кортупас, — продолжала жрица, — готова ли принять такую жертву? Подумайте, хорошенько подумайте оба, прежде чем обещать что-то перед ликом Ламерис.

Я, не отрываясь, смотрела на Дениса и все яснее понимала, что всю жизнь мечтала именно о таком мужчине. Какой он высокий и худощавый, мне нравились его широкие плечи под белой рубашкой, скептическая усмешка в уголках губ и отчаянная темнота глаз. Наверное, во мне кричало проклятое чувство собственности: «Мое! Мое! Не смейте трогать!» Зря я радовалась, что это Нолколеду, а не меня осудили на казнь…

— Расстроилась? Хочешь, я попробую его заменить?

Сэф! Я обернулась к анапчанину. Он смотрел на меня с нежностью и сочувствием, раздосадовавшим меня до слез.

— Да какая мне разница! — едва не плача, ответила я.

И вдруг сквозь высокие окна в храм хлынул торжествующий, радостный алый свет.

— Говори! — повелительно сказала жрица.

— Клянусь, что готов отвечать за свои слова, — просто сказал Денис. — Пусть Ламерис накажет меня, если я лгу.

— Клянусь, — кивнула Нолколеда.

— Ламерис приняла ваши клятвы. Теперь ваши судьбы связаны навсегда.

«Навсегда! Навсегда!» — слова жрицы эхом разлетелись по храму и отозвались резкой болью в моем сердце. Он все-таки сказал это! И теперь можно сколько угодно смеяться над бесхитростным обрядом, но его не забудешь, не вычеркнешь из жизни. Непоправимо, непоправимо!.. Великий Шан, почему не я оказалась на ее месте?!

Прилив ненависти к немке едва не оглушил меня. Только сейчас я заметила, что маландрины не стали портить брачную церемонию, держа невесту на прицеле. Она могла освободиться! С ее-то способностями она живо раскидала бы малочисленный конвой. Увидев в «Медвежьем углу», как она дерется, я просто не поверила своим глазам. А потом вспомнила: фраматы говорили, что притяжение на Демере меньше земного… Короче говоря, сейчас, в храме, Нолколеда могла освободиться, не вынуждая Дениса произносить роковые слова. Но она не захотела! Она сделала это нарочно, назло мне! Дрянь. Мерзавка. Фашистка. Лучше бы ее сожгли.

Теряя голову от гнева, я не стала дожидаться окончания церемонии и вышла наружу. Перед глазами все плыло. Сквозь туман я увидела Бара, хлопотавшего возле наших лошадей. Чаня, постеснявшийся зайти в храм, вился у его ног.

— Дай мне пистолет, — потребовала я у слуги.

— Что? — не понял Бар.

— Пистолет! — перестав сдерживать себя, проорала я.

Он пожал плечами и протянул мне оружие рукояткой вперед. Я схватила пистолет и, не помня себя, бросилась вниз по склону. Меня окружали багровые сумерки, мелькали черные силуэты масличных деревьев. Одно — самое корявое и разлапистое — вдруг выросло на моем пути. Я подняла пистолет и нажала на курок. Прогремел выстрел, рощу окутало дымом. В кого я стреляла, кого увидела в этом дереве? Ее? Его? Себя? Все свои неудачи? Когда я, тяжело дыша, подошла поближе, то увидела, что с двадцати шагов попала в самую середину ствола. Недурно, подумала я, досчитав до ста. Нет худа без добра. Пожалуй, у меня появился вкус позаниматься стрельбой из пистолета.

3. Озеро Иврэ

Прошло пять дней, как мы покинули селение маландринов. Начинался месяц Липы. В Шимилоре сейчас стояла бы настоящая жара, но мы все дальше уходили на север, и путь наш лежал через мрачные и прохладные хвойные леса. Пейзаж в Лаверэле менялся невероятно быстро. Это напоминало мне путешествие на поезде, когда засыпаешь среди ромашковых полей средней полосы, а просыпаешься уже на Украине, и вдоль железнодорожного полотна золотятся подсолнухи. Сенс Зилезан объяснял это тем, что Демера — маленькая планета, меньше Земли, и разные климатические пояса на ней занимают очень мало места.

— Двигайся мы с вами на юг, — говорил он, — и меньше чем за месяц оказались бы в настоящих субтропических джунглях. Здесь все рядом, Джоан.

Настроение местных жителей менялось так же резко, как климат. После свадьбы они напрочь забыли о том, что собирались жестоко казнить Нолколеду. Разбойничьи лица маландринов расцвели искренними улыбками, они вернули нам оружие, собрали в дорогу огромные корзины еды и категорически отказались взять за это деньги. «Вы теперь наша родня», — заявил Брот Болванас, тряся руку поочередно то Денису, то Нолколеде, которая стояла с непроницаемым лицом. Уж она-то вряд ли так быстро могла забыть пылающий факел у своего лица…

— Не пойму, они так хорошо притворяются или просто недоумки, — удивлялся Сэф.

— Ни то, ни другое, друг мой, — тут же отозвался сенс Зилезан. — Дело в том, что исконные верования лаверэльцев, которые сохранились в этой глуши почти в первозданном виде, очень похожи на те, которые в древности бытовали у всех народов Земли. Это, кстати, неплохой козырь в пользу их справедливости. Здесь считается, что свадьба — это своего рода смерть. Один человек умирает, и вместо него рождается новый. Той Нолколеды, которая была преступницей в их глазах, больше не существует. И поверьте, они искренне так считают. В этом весь Лаверэль, друзья мои.

Узнав, что мы держим путь «к Священной роще», маландрины во главе со своим старейшиной, проводили нас до кратчайшей дороги к побережью. На прощание Брот Болванас вручил Денису свиток, который оказался охранной грамотой. Наш командир прочитал вслух:

— Грамота сия дана друзьям маландринов. Да прострет над ними свои ветви великий Шан, и да поможет им каждый встречный. Простенько, но со вкусом, — заметил он. — Что это нам даст, досточтимый Брот?

— Неприкосновенность, — важно ответил старейшина. — Люди в наших краях бедны. А тут паломники из Шимилора, знатные дамы и господа. Могут найтись желающие проверить, что вы везете в дорожных мешках. А что делать? Думаешь, нам, маландринам, легко? Эта бумага убережет вас от неприятностей. Не все здесь умеют читать, но подпись Брота Болванаса знают все — от Фулгурана до морского побережья!

Итак, наше путешествие продолжалось. И теперь у меня не было ни минуты досуга: все свободное время я посвящала занятиям стрельбой и фехтованием. Я не стала анализировать причины моей внезапно вспыхнувшей страсти к оружию. Пегль их раздери, эти причины — мне вовсе не хотелось рассмотреть какую-нибудь жуть в своей душе. Себе и другим я объяснила так: мне надоело зависеть от своих спутников, я должна научиться сама себя защищать.