У истоков Руси: меж варягом и греком - Владимир Егоров

– О, бестолковейший из бестолковейших, хвала Аллаху – Господу миров, ибо нет божества, достойного поклонения, кроме одного лишь Аллаха, у Которого нет сотоварища, а Мухаммед – Его раб и посланник, да ниспошлет Аллах благословение не него самого, членов его семьи и всех его сподвижников!..

– Послушай, сподвижник, а нельзя ли покороче?

Хоттабыч косится на меня красноватым глазом и набирает в легкие побольше воздуха. Приходится выразительно щелкнуть пивной банкой. Джинн тут же выпускает воздух, лихо ныряет в свою банку, и из ее недр доносится его замогильный обиженный голос:

– О, необразованнейший из необразованнейших, читай книгу досточтимого Абду-Рахмана бин Абдуллах Аль-Гайса, да одарит его Аллах своей милостью.[88]

Но мы с тобой, мой не разбрасывающийся вниманием читатель, не станем отвлекаться от ибн Фадлана. А тот пишет: «а это бывает так, что для бедного человека из их числа делают маленький корабль, кладут мертвого в него и сжигают корабль…»

Сжигание покойника в корабле! Этот обряд мы еще помусолим, но по первому впечатлению, мой потирающий руки читатель, столь характерный обряд тяжелой гирей плюхается на норманнистскую чашу весов, и антинорманнистская чаша взмывает в поднебесную высь. Точно скандинавы?

Однако продолжим цитату: «…а для богатого поступают так: собирают его деньги и делят их на три трети, – одна треть остается для его семьи, одну треть употребляют на то, чтобы для него на нее скроить одежды, и одну треть, чтобы приготовить на нее набид, который они будут пить в день, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь набиду, пьют его ночью и днем, так что иногда кто-либо из них умирает, держа чашу в своей руке».

Надо же, оказывается, напиваться на поминках до смерти русские умели еще более тысячи лет назад! А кто сомневался? Но нам любопытны подробности, и… их есть у ибн Фадлана! Сам сильно заинтересовавшийся необычным обрядом, араб описывает похороны одного из главарей русов со всеми деталями. Те столь живописны и многочисленны, что несмотря на большой объем я не буду комкать и кромсать цитату: «…дошло до меня (Ибн Фадлана) известие о смерти одного выдающегося мужа из их числа. И вот они положили его в его могиле и покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания… (наконец) говорит его семья его девушкам и его отрокам: “Кто из вас умрет вместе с ним?” Говорит кто-либо из них: “Я”. И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает так, это девушки. И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: “Кто умрет вместе с ним?” И сказала одна из них: “Я”. И поручили ее двум девушкам, чтобы они оберегали ее и были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они иногда мыли ей ноги своими руками. И принялись родственники за его дело, – кройку одежды для него, за приготовление того, что ему нужно. а девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему. Когда же пришел день, в который будет сожжен он и девушка, я прибыл к реке, на которой находился его корабль. И вот, вижу, что он уже вытащен на берег и для него поставлены четыре подпорки из дерева… и поставлено также вокруг корабля нечто вроде больших помостов… Потом корабль был протащен дальше, пока не был помещен на эти деревянные сооружения. И они начали уходить и приходить, и говорили речью, которой я не понимаю. а мертвый был далеко в своей могиле (еще раньше, сразу после смерти, покойник был помещен во временную могилу-склеп на все время подготовки тризны)… Потом они принесли скамью, и поместили ее на корабле и покрыли ее стегаными матрацами и парчой византийской и подушками из парчи византийской, и пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамье постилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием его и приготовлением его, и она убивает девушек. И я увидел, что она ведьма, толстая и мрачная. Когда же они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с деревянной покрышки и удалили в сторону это дерево и извлекли мертвого в изаре, в котором он умер, и вот, я увидел, что он уже почернел от холода… а они еще прежде поместили с ним в его могиле набид и некий плод и тунбур. Итак, они вынули все это, и вот он не завонял, и не изменилось у него ничего, кроме его цвета. Итак, они надели на него шаровары и гетры, и сапоги, и куртку, и парчовый кафтан с пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку из парчи, соболевую».

Здесь мы чуть-чуть прервемся, чтобы еще раз обратить наше внимание на одежду, в которой знатный рус вступает в иной мир. Шаровары, гетры и парчовый кафтан с золотыми пуговицами как-то не вяжутся в моем представлении с образом варяга. Такие одежки более к лицу запорожскому казаку, если бы не парчово-соболиная «шапка Мономаха», которая, впрочем, тоже не кажется атрибутом одежды викинга. Какие же это скандинавы?

Но дальше, дальше… «И они понесли его, пока не внесли его в ту кабину, которая имеется на корабле, и посадили его на матрац, и подперли его подушками, и принесли набид и плод и благовонное растение и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили его перед ним, и принесли собаку, и разрезали ее на две части, и бросили в корабле. Потом принесли все его оружие и положили к его боку. Потом взяли двух лошадей и гоняли их обеих, пока они обе не вспотели. Потом они разрезали их обеих мечом и бросили их мясо в корабле, потом привели двух коров и разрезали их обеих также и бросили их обеих в корабле. Потом доставили петуха и курицу, и убили их, и бросили их обоих в нем. а девушка, которая хотела быть убитой, уходя и приходя входит в одну за другой из юрт, причем с ней соединяется хозяин юрты и говорит ей: “Скажи своему господину: “право же, я сделала это из любви к тебе”. Когда же пришло время после полудня, в пятницу, привели девушку к чему-то, что они уже раньше сделали наподобие обвязки больших ворот, и она поставила обе свои ноги на руки мужей и она поднялась над этой обвязкой, обозревая окрестность, и говорила нечто на своем языке, после чего ее спустили, потом подняли ее во второй раз, причем она совершила то же действие, что и в первый раз, потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же, что сделала два раза. Потом подали ей курицу, она же отрезала ее голову и забросила ее. Они взяли эту курицу и бросили ее в корабле. Я же спросил у переводчика о том, что она сделала, а он сказал: “Она сказала в первый раз, когда ее подняли: вот я вижу моего отца и мою мать – и сказала во второй раз: вот все мои умершие родственники сидящие – и сказала в третий раз: вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему”. И они прошли с ней в направлении к кораблю. И вот она сняла два браслета, бывших на ней, и дала их оба той женщине, которая называется ангел смерти, той, которая убивает ее. И девушка сняла два ножных кольца, бывших на ней, и дала их оба тем двум девушкам, которые перед этим служили ей, а они обе дочери женщины, известной под именем ангела смерти. Потом ее подняли на корабль, но еще не ввели ее в кабину, и пришли мужи, неся с собой щиты и деревяшки, и подали ей кубком набид, и вот она пела над ним и выпила его. Переводчик же сказал мне, что она прощается этим со своими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла его и затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобы войти в кабину, в которой находится ее господин. И вот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти в кабину, но всунула свою голову между ней и кораблем, старуха же схватила ее голову и всунула голову в кабину и вошла вместе с девушкой, а мужи начали ударять деревяшками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, причем взволновались бы другие девушки, и перестали бы искать смерти вместе со своими господами. Потом вошли в палатку шесть мужей и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином и двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, и наложила старуха, называемая ангелом смерти, ей вокруг шеи веревку, расходящуюся в противоположные стороны, и дала ее двум мужам, чтобы они оба тянули ее, и она подошла, держа в руке кинжал с широким лезвием, и вот начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время, как оба мужа душили ее веревкой пока она не умерла. Потом подошел ближайший родственник этого мертвеца, взял деревяшку и зажег ее у огня, потом он, будучи голым, пошел задом… к кораблю… зажженная деревяшка в одной его руке, а другая его рука лежала на заднем проходе, пока не зажег сложенного дерева, бывшего под кораблем. Потом подошли люди с кусками дерева для подпалки и дровами, и с каждым из них деревяшка (лучина?), конец которой он перед тем воспламенил, чтобы бросить ее в эти куски дерева (подпал). И принимается огонь за дрова, потом за корабль, потом за кабину и за мужа, и за девушку, и за все, что в ней находилось. Подул большой, ужасающий ветер, и усилилось пламя огня, и разгорелось неукротимое воспламенение огня».