Проклятая игра - Клайв Баркер

— Разве ты не это сказал? — настаивал Уайтхед. — Несчастный случай.

— Не всегда было так.

— Иногда случай на нашей стороне. Ты это имеешь в виду? Некоторые из нас держат палец, — указательный палец Уайтхеда описал спираль, — на колесе.

Его палец остановился. Мысленно Марти завершил картину: шарик скачет от лунки к лунке и находит нишу, номер. Победитель радостно вскрикивает.

— Не всегда, — возразил он. — Только иногда.

— Опиши. Расскажи, как ты это чувствуешь.

Почему бы нет? Что здесь дурного?

— Порой это очень просто. Ну, знаете, как отнять сласти у ребенка. Когда идешь в клуб и фишки мелко вибрируют у тебя в руках, ты знаешь — господи, ты точно знаешь, что не проиграешь!

Уайтхед улыбнулся.

— Но ты проигрывал, — напомнил он Марти с жесткой вежливостью. — Ты часто проигрывал. Ты проигрывал все, что имел, и даже больше.

— Я был глуп. Играл даже тогда, когда фишки не дрожали. Когда сам знал, что у меня полоса невезения.

— Почему?

Марти метнул на него сердитый взгляд.

— Вы хотите подписанной исповеди? — резко ответил он. — Я жадный, вы это хотите сказать? Я любил играть, даже когда не было шансов на выигрыш. Я просто хотел играть.

— Ради игры?

— Да, если хотите. Ради игры.

Невероятно сложные чувства отразились в глазах Уайтхеда: и сожаление, и выражение ужасной потери, и непонимание. Хозяин и повелитель мира на миг открыл еще одно свое лицо — лицо человека, дошедшего до предела отчаяния.

— Мне требовался кто-то, кому свойственна твоя слабость, — объяснил он и внезапно начал исповедь: — Потому что я знал: такой день, как сегодня, рано или поздно наступит, и мне придется попросить тебя рискнуть вместе со мной.

— Рискнуть чем?

— Будь это так же просто, как рулетка или карты, я бы объяснил тебе все и не просил о доверии. Но все очень сложно. И я устал.

— Билл говорил…

Уайтхед прервал его:

— Той покинул поместье. Ты больше не увидишь его.

— Когда он уехал?

— В начале недели. Наши отношения давно разладились. — Он заметил огорчение Марти. — Не тревожься. Твое положение здесь по-прежнему прочное. Но ты должен абсолютно доверять мне.

— Сэр…

— Не надо говорить о преданности, это утомляет меня. Не потому, что я не верю в твою искренность. Но люди вокруг меня всегда говорят то, что я хочу слышать. Точно так же они держат своих жен в мехах, а сыновей на кокаине. — Его рука в перчатке царапала бородатую щеку, пока он говорил. — Так мало честных людей. Той был первым, Евангелина, моя жена, второй. Но это очень мало. Мне приходится доверять инстинкту. Я должен плюнуть на разговоры и следовать тому, что велит мне мое чутье. А оно доверяет тебе, Мартин.

Марти ничего не сказал. Он просто слушал, как голос Уайтхеда все стихает, а глаза, напротив, становятся такими яркими, что от них можно было зажечь трут.

— Если ты будешь со мной и защитишь меня, ты сможешь получить все, чего бы ни захотел. Понимаешь? Все.

Не в первый раз старик соблазнял его этим, но теперь обстоятельства значительно изменились. Риск возрос.

— Что самое худшее может произойти? — спросил он.

Напряженное лицо расслабилось, но глаза по-прежнему горели.

— Худшее? — переспросил Уайтхед. — Кто знает худшее? — Из его пылающих глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы; он едва сдерживался. — Я видел такие вещи… И проходил мимо. Никогда не думал… ни разу…

Застучал дождь; мягкие удары капель сопровождали запинающуюся речь Уайтхеда. Он внезапно утратил свое красноречие, словно выдохся. Но что-то требовало произнесения вслух, что-то очень важное.

— Никогда не думал… что это произойдет со мной. — Он прикусил язык, отметая головой абсурдность собственных слов. — Ты поможешь мне? — вместо дальнейших объяснений спросил он.

— Конечно.

— Хорошо, — кивнул он. — Посмотрим, да?

Он внезапно отвернулся от Марти и направился обратно к дому. Прогулка была закончена. Некоторое время они шли как раньше — сначала Уайтхед, Марти в двух ярдах позади. Только перед тем, как впереди показался дом, старик заговорил снова. На этот раз он не нарушил ритма шагов, а просто бросил вопрос через плечо. Всего три слова:

— А дьявол, Марти?

— Что, сэр?

— Дьявол. Молился ли ты когда-нибудь ему?

Это была шутка. Возможно, тяжеловатая, но так Уайтхед хотел развеять мрачность исповеди.

— Ну так что?

— Пару раз, — ответил Марти, изображая улыбку.

Едва слова слетели с его губ, Уайтхед остановился как вкопанный и предостерегающе поднял руку:

— Тс-с…

В двадцати ярдах впереди на дороге замерла лиса. Она еще не видела людей, но через мгновение их запах достигнет ее ноздрей.

— В какую сторону? — прошептал Уайтхед.

— Что?

— В какую сторону она побежит? Тысяча фунтов. Спорим.

— У меня нет… — начал Марти.

— Против недельного жалованья.

Марти заулыбался. Что такое недельное жалованье? Он не имел возможности тратить его.

— Тысяча фунтов на то, что она побежит направо, — сказал Уайтхед.

Марти замешкался.

— Быстро, парень…

— Идет.

На этом слове лиса почуяла их. Она прижала уши, повернула голову и увидела их. Секунду она с удивлением смотрела на них, затем пустилась наутек. Несколько ярдов она бежала прямо по тропинке, отбрасывая задними лапами жухлые листья. Затем неожиданно бросилась под защиту деревьев налево. Кто победил, не было сомнений.

— Отлично, — проговорил Уайтхед, снимая перчатку и протягивая руку Марти.

Когда тот пожал ладонь старика, она дрожала, как фишки в выигрышную ночь.

Когда они вернулись, дождь припустил сильнее. Приветственный шепот поднялся в доме. Перл, не в силах больше выносить варваров в своей кухне, поддалась порыву и хлопнула дверью. После ее ухода визитеры стали вести себя сдержаннее. Их голоса понизились до шепота. Некоторые попытались добраться до Уайтхеда, когда тот вошел, но получили решительный отпор.

— Ты все еще здесь, Монро? — бросил старик одному из приближенных; другому, напрасно старавшемуся привлечь к себе внимание кипой бумаг, он спокойно посоветовал подавиться ими.

Марти и Уайтхед достигли кабинета с минимумом потерь. Хозяин отпер стенной сейф.

— Полагаю, ты предпочитаешь наличные.

Марти изучал ковер. Он честно выиграл пари, но оплата его смущала.

— Да, наличные лучше, — пробормотал он.

Уайтхед отсчитал пачку двадцатифунтовых банкнот и протянул ему.

— Наслаждайся, — сказал он.