Ломоносов - Иона Ризнич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впоследствии Попов служил в Географическом департаменте под началом Ломоносова.
Ломоносов, Крашенинников, Попов и Василий Кириллович Тредиаковский составили группу русских академиков, активно выступивших против норманнской теории Миллера. Они были едины по взглядам на русскую историю.
В 1750 году Крашенинникова утвердили профессором натуральной истории и ботаники. В том же году он стал ректором Академического университета и инспектором Академической гимназии – а значит, снова близко сотрудничал с Ломоносовым.
В 1755 году, сразу после того как Степан Петрович закончил обработку камчатских полевых материалов, подготовив их к изданию, он тяжело заболел и умер в неполных сорок четыре года. Это было большим ударом для Ломоносова.
Изучение природного электричества. Молниеотвод
Профессор физики Георг Вильгельм Рихман был ровесником и другом Ломоносова. Это был талантливый ученый, не боявшийся проверять на прочность устоявшиеся взгляды. Его интересовали те же предметы, что и Ломоносова. Вместе они изучали природное электричество: выстроили молниеотводы и фиксировали раскаты грома и удары молний.
Рихман вывел носящую его имя формулу для определения температуры смеси однородных жидкостей, имеющих разные температуры. Проводил опыты по теплообмену и испарению жидкостей, усовершенствовал электроскоп – прибор для обнаружения электрических зарядов и приблизительного определения их величины Он проводил опыты с атмосферным электричеством и печатал научные статьи в «Петербургских ведомостях». На крыше своего дома установил железный шест и провел от него изолированную проволоку в комнату, где проводились опыты. К концу проволоки крепились металлическая шкала и шелковая нить. По углу отклонения нити Рихман судил о величине разряда. Эти измерения он заносил в журнал.
Прибор не был заземлен, и, конечно, эти исследования были опасны. Но ученые даже не представляли насколько!
Однажды летом 1753 года разразилась особенно сильная гроза. И Ломоносов, и Рихман старательно фиксировали скачки атмосферного электричества. Оба они торопились, усердствовали, ведь совсем скоро было назначено общее академическое собрание, специально посвященное их опытам с электричеством.
В лаборатории вместе с Рихманом находился гравер Иван Соколов.
Рихман стоял на расстоянии примерно тридцати сантиметров от прибора, когда от проволоки отделился бледно-синеватый огненный шар и поразил ученого в лоб. При этом раздался страшный удар грома. Рихман упал замертво, а Соколов был оглушен и лишился чувств. Впоследствии этот гравер зарисовал гибель ученого.
Гибель Рихмана произвела огромное впечатление на весь двор, академическое собрание было отменено, пошли толки о кощунственности подобных измерений, а Елизавета Петровна даже запретила исследования электричества, то ли из суеверия, то ли потому, что не желала, чтобы Россия потеряла еще кого-нибудь из даровитых ученых.
Потрясенный смертью друга Ломоносов писал графу Шувалову:
«Милостивый государь Иван Иванович! Что я ныне к вашему превосходительству пишу, за чудо почитайте, для того, что мертвые не пишут. Я не знаю еще или по последней мере сомневаюсь, жив ли я или мертв. Я вижу, что г. профессора Рихмана громом убило в тех же точно обстоятельствах, в которых я был в то же самое время. Сего июля в 26 число, в первом часу пополудни, поднялась громовая туча от норда. Гром был нарочито силен, дождя ни капли. Выставленную громовую машину посмотрев, не видел я ни малого признаку электрической силы. Однако, пока кушанье на стол ставили, дождался я нарочитых электрических из проволоки искор, и к тому пришла моя жена и другие, и как я, так и они беспрестанно до проволоки и до привешенного прута дотыкались, затем что я хотел иметь свидетелей разных цветов огня, против которых покойный профессор Рихман со мною споривал. Внезапно гром чрезвычайно грянул в самое то время, как я руку держал у железа, и искры трещали. Все от меня прочь побежали. И жена просила, чтобы я прочь шел. Любопытство удержало меня еще две или три минуты, пока мне сказали, что шти простынут, а притом и электрическая сила почти перестала. Только я за столом посидел несколько минут, внезапно дверь отворил человек покойного Рихмана, весь в слезах и в страхе запыхавшись. Я думал, что его кто-нибудь на дороге бил, когда он ко мне был послан. Он чуть выговорил: “Профессора громом зашибло”. В самой возможной страсти, как сил было много, приехав увидел, что он лежит бездыханен. Бедная вдова и ее мать таковы же, как он, бледны. Мне и минувшая в близости моя смерть, и его бледное тело, и бывшее с ним наше согласие и дружба, и плач его жены, детей и дому столь были чувствительны, что я великому множеству сошедшегося народа не мог ни на что дать слова или ответа, смотря на того лице, с которым я за час сидел в Конференции и рассуждал о нашем будущем публичном акте. Первый удар от привешенной линеи с ниткою пришел ему в голову, где красно-вишневое пятно видно на лбу, а вышла из него громовая электрическая сила из ног в доски. Нога и пальцы сини, и башмак разодран, а не прожжен. Мы старались движение крови в нем возобновить, затем что он еще был тепл, однако голова его повреждена, и больше нет надежды. Итак, он плачевным опытом уверил, что электрическую громовую силу отвратить можно, однако на шест с железом, который должен стоять на пустом месте, в которое бы гром бил сколько хочет. Между тем умер г. Рихман прекрасною смертию, исполняя по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет, но бедная его вдова, теща, сын пяти лет, который добрую показывал надежду, и две дочери, одна двух лет, другая около полугода, как об нем, так и о своем крайнем несчастии плачут. Того ради, ваше превосходительство, как истинный наук любитель и покровитель, будьте им милостивый помощник, чтобы бедная вдова лучшего профессора до смерти своей пропитание имела и сына своего, маленького Рихмана, могла воспитать, чтобы он такой же был наук любитель, как его отец. Ему жалованья было 860 руб. Милостивый государь! исходатайствуй бедной вдове его или детям до смерти. За такое благодеяние господь бог вас наградит, и я буду больше почитать, нежели за свое. Между тем, чтобы сей случай не был протолкован противу приращения наук, всепокорнейше прошу миловать науки и
вашего превосходительства
всепокорнейшего слугу в слезах
Михайла Ломоносова.
Ломоносов искренне скорбел о смерти друга, но как ученого его интересовали детали его кончины. Изучив газетные статьи, поговорив с Соколовым он написал следующее:
«О скоропостижной его смерти обстоятельствах две вещи упомянуть должно. 1) Что некоторые из них не во всем точно в Ведомостях поставлены, откуда произошли неправые ученых толкования. 2) Немало без упоминовения пропущено, что в догадках произвело недостаток. До первого надлежит, что окно в сенях, у которого он стоял, было всегда затворено, чтобы привешенной нити указателя не качал ветер. Однако отворено было окно в ближнем покое, и двери
