Как пишется история: Кронштадтские события 1921 года - Виктор Владимирович Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Публикация по разным причинам была неоднозначно воспринята научной общественностью. Так, например, И. И. Кудрявцев охарактеризовал сборник следующим образом: «…к сожалению, все недостатки, ошибки и недочеты невозможно отразить в журнальной рецензии, так как буквально по каждому опубликованному в сборнике документу имеются замечания. Подобные публикации с тенденциозно подобранными документами, ошибочными комментариями, крупными недостатками в передаче текста источников и археографическом оформлении, на наш взгляд, только засоряют информационную среду вместо того, чтобы очищать ее от недостатков предшествующих изданий»409. Более сдержанная рецензия была подготовлена К.В. Гусевым в журнале «Вопросы истории»410. Автор рецензии считает, что некоторые документы, опубликованные в сборнике, не имеют отношения к Кронштадтским событиям. Кроме того, К.В. Гусев выражает сожаление, что недостаточное освещение получила реакция на события в Кронштадте за рубежом, и в первую очередь в эмигрантской среде.
На мой взгляд, следующие факторы снижают ценность этого сборника: во-первых, документы относятся к узкому промежутку времени, не затрагивая период с 1917 по конец 1920 года, а ведь именно в этот период и вызревали причины будущего конфликта; во-вторых, авторов больше интересовала тема преступлений большевиков, и как следствие – подавляющее число документов относится к репрессиям и военным действиям, даны лишь главные, всем уже давно известные документы, выработанные восставшими. Только около 15 % документов, представленных в сборнике, – документы «с той» стороны, идеалистические заявления матросов, призванные оттенить еще больше негативную сторону деятельности коммунистов. Такая избирательность в подборе документов не дает возможности объективной оценки событий. Этот пример лишний раз демонстрирует доминирование идеологических и политических установок в такой, казалось бы, объективной форме, как публикация документов.
Другой сборник, опубликованный два года спустя, в 1999 г., – «Кронштадтская трагедия 1921 года: Документы в двух книгах»411 – дает нам пример иного рода, а именно научно обоснованной и добросовестной публикации документов. Он на сегодняшний день является наиболее полным собранием документов по Кронштадтским событиям 1921 г. В выпущенный издательством РОССПЭН двухтомник вошло 834 документа, кроме того, четыре документа опубликованы полностью в примечаниях. Представительность этого издания можно оценить, сравнив его с предыдущим сборником 1997 г., который включил только 278 документов412. В этом издании были использованы материалы, отложившиеся в следующих архивохранилищах: Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), Российский государственный военный архив (РГВА), Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ), Архив президента РФ, Центральный архив ФСБ (ЦА ФСБ), Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб.), Архив внешней политики Министерства иностранных дел России (АВП РФ). Несомненным достоинством сборника 1999 г. для отечественной историографии является обширное привлечение зарубежных источников.
Каким образом мы смогли бы охарактеризовать процессы в отечественной историографии середины 1980‑х – 1990-х гг.? Отечественная историография попыталась совместить лучшие черты советской и зарубежной историографии, однако не смогла синтезировать нового осмысления проблем Кронштадта 1921 г. До 2000‑х гг. использовались фактически подходы времен холодной войны, страдавшие однобоким взглядом на проблемы конфликта и находящиеся в устаревшей парадигме противостояния западного либерализма и принципов государственного строительства в СССР.
Отечественные историки в большинстве своем, плывя на волне пересмотра устоявшихся догм и огульного отрицания советского историографического наследия, лишь повторяли западные и эмигрантские идеи и оценки.
В период перестройки важной темой для исследователей стала проблема террора большевиков, причем авторы зачастую отходили от принципа историзма при оценке карательной деятельности советского правительства. Переосмысление многих исторических событий в 1980–1990-е гг. коснулось и событий в Кронштадте. Разлад в партии как основная причина дестабилизации ситуации на Балтфлоте почти полностью исчез со страниц литературы о Кронштадтских событиях 1921 г. к концу 1980-х гг. Это произошло по очевидной политически-конъюнктурной причине: отпала необходимость «бороться за единство партии». В 1990-е годы в отечественной исторической науке наблюдался бурный рост интереса к наследию малодоступной ранее эмигрантской историографии, а также проявилась тенденция к некритическому заимствованию методологических и идеологических установок новейшей зарубежной историографии «Кронштадтского восстания». Под этим влиянием в отечественной историографии изменилась оценка Кронштадтских событий. Авторы начали отказываться от традиционного для советской историографии термина «Кронштадтский мятеж» и широко использовать не менее политизированное слово «восстание». В новых отечественных публикациях матросы Кронштадта стали представать в образе бескорыстных борцов с тиранией большевиков. Вслед за западными исследователями отмечался принципиально мирный характер выступления.
Вместе с тем следует отметить достижение отечественной исторической науки – опубликование двух сборников документов, связанных с событиями весны 1921 г. Не лишенные определенных недостатков, эти сборники помогут исследователям в разработке проблем Кронштадтских событий и Российской революции в целом. Публикация двух этих настолько разных идеологически, если можно так сказать, сборников документов хорошо иллюстрирует как позитивные, так и негативные тенденции в развитии отечественной историографии переходного периода 1990-х гг. При этом в последнем случае обширного и обстоятельного издания 1999 г. мы можем видеть не только чисто научный прогресс в деле публикации документов, но и определенный источниковедческий пролог к появлению в 2000-е гг. работ на новой методологической основе, совмещающих лучшие достижения советской и зарубежной исследовательских традиций в разработке проблем Кронштадтских событий 1921 г. и обозначивших выход за рамки традиционной историографической парадигмы времен холодной войны.
8. Кризис зарубежной историографии второй половины 1980-х – 2000-х гг
На рубеже 1980–1990-х гг. западная историография «Кронштадтского антикоммунистического восстания» торжествовала абсолютную победу, а ее многолетний сильный, умелый и упорный «враг», соперник и оппонент – советская историография, в т. ч. и «Кронштадтского антисоветского мятежа», – оказался в тяжелейшем кризисе переосмысления всех своих подходов к оценке прошлого. Как тогда казалось, она навсегда, окончательно и бесповоротно уступила под давлением геополитических обстоятельств свое место под солнцем даже у себя на родине, причем не только в общественном мнении и в глазах политического класса, но и в стенах школ и университетов, на страницах периодики, учебников по истории СССР, и даже в научных монографиях.
Самим же западным исследователям – историкам, политологам и советологам – тема Кронштадта и вовсе представилась практически закрытой в логике «конца истории»413 американского философа и политолога Фрэнсиса Фукуямы: «Этот триумф Запада, триумф западной идеи, проявляется прежде всего в полном истощении некогда жизнеспособных альтернатив западному либерализму»414. Этот «окончательный триумф западной либеральной демократии» Ф. Фукуяма прямо называет «ничем не омраченной победой экономического и политического либерализма». Или, говоря проще, все дискуссии закончены за отсутствием оппонентов. Заметим, что сама статья Ф. Фукуямы носила провокационный характер и, естественно, вызвала целую научную дискуссию. Однако основная идея западной историографии советского периода
