Детектив - Артур Хейли

Судья уже сидел за рабочим столом и встретил Эйнсли радушной улыбкой.

— Входите, входите. Рад вас видеть, сержант. — Он указал гостю на стул. — Как я догадываюсь, отдел по расследованию убийств полиции Майами весь в трудах?

— И пребудет в них во веки вечные, ваша честь.

Эйнсли кратко изложил суть проблемы. Судья все еще был импозантен, хотя за несколько лет поднабрал лишнего веса, а в шевелюре преобладала теперь седина. Сказывался не только возраст, предположил Эйнсли, но и постоянный профессиональный стресс. На судьях апелляционных судов лежала огромная нагрузка, причем приговоры даже таких многоопытных ветеранов, как Пауэлл, то и дело отменялись в более высоких инстанциях, показывая, по мнению многих, как мало изменился мир со времен Диккенса, который писал, что «закон — это осел».

Выслушав аргументы Эйнсли, Пауэлл кивнул и сказал:

— Хорошо, сержант, я буду счастлив помочь вам. Однако чтобы соблюсти необходимые формальности, я должен спросить, зачем вы хотите получить доступ к давнему досье этого человека?

— Его дело было опечатано двенадцать лет назад, ваша честь. Сейчас мистер Дойл подозревается в крайне серьезном преступлении, и у нас есть основания полагать, что знание некоторых деталей его криминального прошлого поможет расследованию.

— Тогда будь по-вашему. Снимем эту печать. Как вижу, бумаги у вас с собой?

Эйнсли протянул ему папку.

Он прекрасно понимал, что любой другой судья посчитал бы предоставленную им информацию недостаточной. Неизбежны были бы другие вопросы — все более неприятные, пристрастные. Многие судьи упивались своими полномочиями; редкое решение принималось ими без словесной дуэли. Для Эйнсли сейчас важнее всего было свести к минимуму число людей, которые знали бы, что Элрой Дойл — основной подозреваемый по делу о серийных убийствах. Чем меньше придется ему вдаваться в детали, тем меньше вероятность, что будут обсуждать интерес, проявленный отделом по расследованию убийств, к Дойлу. Главное, сам Дойл не должен почувствовать, что он под подозрением.

— Кажется, бумаги в порядке, — сказал Пауэлл после беглого просмотра. — Закон велит, чтобы я привел вас к присяге, но мы так давно знаем друг друга, что эту формальность можно опустить. Вы присягнули мне, если спросят, так ведь?

— Я готов поклясться в этом, ваша честь.

Пауэлл сноровисто подмахнул бумаги, и дело было сделано.

— Мне очень хотелось бы с вами потолковать, — сказал судья, — но меня ждут. Адвокаты берут почасовую оплату, вы же знаете.

— Знаю, — кивнул Эйнсли. — Спасибо.

Они пожали друг другу руки. В дверях Пауэлл обернулся:

— Когда вам понадобится моя помощь, обращайтесь без колебаний. Вы знаете, я всегда на вашей стороне…

Пауэлл шагнул в зал заседаний, и Эйнсли услышал, как судебный пристав провозгласил:

— Встать, суд идет!

Главный архив по уголовным делам располагался в здании полицейского управления Метро-Дейд к западу от международного аэропорта Майами. Понадобилось заполнить еще несколько бланков и расписаться в многочисленных бумажках, прежде чем перед Эйнсли вскрыли подростковое досье Элроя Дойла. Для ознакомления с ним Эйнсли предоставили отдельный кабинет. Он имел право снять копии с любых документов из дела, но ни листа не смел вынести из помещения архива.

Папка оказалась толще, чем Эйнсли ожидал. А вчитавшись в документы, он сразу увидел, до какой степени не ладил с законом юный Элрой Дойл.

Эйнсли насчитал тридцать два привода в полицейские участки (слово «арест» к подросткам не применялось), двадцать раз за этим следовало обвинение в мелком хулиганстве, но и это было лишь ничтожной частью правонарушений, которые совершил юный Дойл.

Дело завели, когда Элрою едва минуло десять лет — кража в часовом магазине «Таймекс». В одиннадцать его взяли за уличное попрошайничество, но полиция доставила малолетку домой к мамочке, хотя именно она отправила его клянчить деньги. В двенадцать он избил учительницу: результат побоев — синяки и разорванная губа, на которую пришлось накладывать швы. И снова после непродолжительного допроса Элроя выпустили под поручительство его матери Бьюлы. Так продолжалось годами, и если бы только с одним Элроем Дойлом! Прошло всего несколько месяцев, и его поймали в группе юных карманников, но в деле снова появилась формулировка «отпущен по просьбе матери». В тринадцать лет попытка вытащить кошелек у пожилой дамы сопровождалась явным насилием, но итог оказался тем же.

По мнению Эйнсли, досье Дойла наглядно демонстрировало, что ни полиция, ни суды не принимали подростковую преступность всерьез. Он по собственному опыту знал, что если утром патрульный производил задержание малолетнего правонарушителя, тот снова оказывался на улице раньше, чем у полицейского заканчивалась смена. В участок просто вызывались родители, дитя выдавалось на поруки, и инцидент считался на этом исчерпанным.

Даже если и доходило до суда, то наказания юнцам назначались минимальные — обычно несколько дней в Молодежном исправительном центре, который был местом, не лишенным приятности, подростки там жили в уютных комнатах, а время коротали за телевизором и видеоиграми.

Очень многие считали поэтому, что вся эта система — или, вернее, ее отсутствие — воспитывает закоренелых преступников, которые сызмальства убеждены, что любое преступление сходит им с рук. Работавшие с несовершеннолетними правонарушителями адвокаты разделяли это мнение и подтверждали его фактами в своих отчетах.

По закону каждому проблемному подростку после второго привода полагался адвокат. Эти юристы были низшей адвокатской кастой, низкооплачиваемые, перегруженные работой, для них не требовалось никакой специальной подготовки и даже диплома колледжа. Они должны были оказывать юридическую поддержку малолеткам и их родителям, давать советы, но на советы этих заваленных делами людей мало кто обращал внимание.

У Элроя Дойла на всем протяжении его бурной подростковой преступной деятельности адвокат был один и тот же, некий Херберт Элдерс. В деле хранилось несколько отчетов в одну страничку, каждый с пометкой «Только для информации», собственноручно написанных Элдерсом, который добросовестно исполнял свои обязанности в крайне сложных обстоятельствах. В одном из таких документов, относившихся к периоду, когда Дойл был «крупнее своих тринадцатилетних сверстников и очень силен», говорилось об его «уже сложившейся склонности к насилию и жестокости». В этом отчете отмечалось «равнодушие» матери Дойла к преступным замашкам сына.

Эйнсли заинтересовал эпизод с тринадцатилетним Дойлом, когда его задержали за то, что он истязал до смерти кошку. Он по одной отрезал ей лапы, а потом и хвост, используя нож, с которым, как указывалось в отчете, никогда не расставался. Элроя застали наблюдающим за предсмертной агонией кошки. Против него выдвинули обвинение в «жестоком обращении с животными» и наложили штраф в сто долларов. В отчете не упоминалось, кто внес требуемую сумму.

В еще одном отчете «Только для информации Эллгреа» рассказывалось о том, что в двенадцать лет Элрой Дойл был вовлечен в проект «Поводырь» — финансируемую городскими властями программу для детей из малоимущих семей. Священник Кевин О'Брайен возглавлял эту программу при церкви Иисуса в Майами, на территории которой каждое воскресенье собирали детишек, чтобы покормить, дать возможность заниматься спортом и изучать Библию. Элдерс с некоторой надеждой записал, что в Элрое Дойле им замечены симптомы «пробуждения интереса к религии и Библии».

Однако в отчете, составленном полтора года спустя, уже признавалось, что религия нисколько не поколебала преступных наклонностей Дойла, а его понимание библейских текстов, по словам отца О'Брайена, было «ложным и путаным».

Эйнсли переписал в свой блокнот номер телефона и адрес священника.

Годы, остававшиеся Дойлу до восемнадцатилетия, описывались в досье как калейдоскоп бесконечных правонарушений, но у него ни разу тем не менее не взяли отпечатков пальцев. Получить их у подростка можно только в случае ареста по подозрению в серьезном преступлении, да и то лишь с согласия родителей. Протоколы зафиксировали множественные отказы Бьюлы Дойл.

Последним делом в досье было то самое убийство Кларенса и Флорентины Эсперанса, где Дойл проходил наиболее вероятным подозреваемым. Не имея отпечатков его пальцев или других явных улик, полицейские так и не выдвинули против него обвинения.

«Можно себе представить злость парней тамошнего отдела расследования убийств», — подумал Эйнсли, закрывая папку с досье и направляясь с ней к копировальной машине.

Воспользовавшись телефоном в управлении полиции Метро-Дейд, Эйнсли набрал записанный номер. Отец О'Брайен сам снял трубку. Да, сказал он, Элроя Дойла он помнит хорошо и согласен побеседовать о нем. Более того, если сержант пожелает приехать в церковь Иисуса, то священник как раз сейчас свободен.