Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— Не волнуйтесь. Должны скоро к нам прийти те, кого вы ждете…

Часа в четыре, то есть уже к вечеру, к нам в хату пришел мужчина сорока пяти лет, одетый в городское зимнее пальто. Поздоровавшись с нами, он сел за стол и попросил, чтобы мы все собрались в этой хате. После того, как из соседних домов пришли все остальные наши товарищи, он испытующе посмотрел на нас и спросил:

— А вы не полицаи?

— Нет. Мы бежавшие из плена советские летчики, — сказал Голиков. А затем он рассказал ему всю нашу историю с побегом из вагона немецкого поезда, и как мы шли эти дни по лесам, и что случилось с нами прошлой ночью.

— Ну, хорошо, возможно, вы и летчики. Форма у вас действительно наших летчиков. А вы кто будете? — обратился он ко мне.

Я встал с лавки, на которой сидел, и ответил ему:

— Я из Московской области, из города Егорьевска. Служил в парашютно-десантном батальоне. Был на Северо-Кавказском фонте. В бою под Армавиром был дважды ранен в ногу. А потом раненый попал в плен. Затем оказался вместе с летчиками в одном лагере военнопленных и с ними бежал из поезда, когда немцы везли нас в Лодзь.

— Ну, хорошо, значит, вы из Московской области? А где родились?

— Я родился в Орехово-Зуевском районе, в деревне. Мой отец сельский учитель. Учился я еще в городе Покрове, а потом в Орехово-Зуеве. В этом же городе, по окончании девятилетки, работал на бумагопрядильной фабрике чертежником. В Егорьевск я попал, когда учился там в станкостроительном техникуме. По окончании его, как отличник учебы, был оставлен в нем преподавателем.

— А почему вы так плохо одеты, да еще притом во все гражданское? Ваши летчики одеты в летную форму, все в меховых комбинезонах, и многие из них в унтах, а вы совсем не похожи на парашютиста.

— Да дело в том, что на фронте я был ранен в августе месяце, тогда у меня было летнее обмундирование, и я участвовал в бою как обычный пехотинец. После ранения я был местными жителями переодет во все гражданское, если так можно назвать эти лохмотья, в которых нахожусь сейчас. Но обо всем этом очень долго рассказывать.

Не знаю, почему так заинтересовался моей судьбой этот мужчина, но он продолжал меня расспрашивать и дальше:

— Вот вы говорите, что учились и работали на фабрике в Орехово-Зуеве? Тогда скажите, кто в то время был секретарем райкома партии?

Я должен сказать, что в годы моей юности в городах Московской области, и конкретно в Орехово-Зуеве, очень часто проходили городские митинги, различные демонстрации, как в большие праздники, так и в ответ на различные военные провокации со стороны международной буржуазии. Все они обязательно заканчивались общегородскими митингами, на которых всегда выступали с горячими речами секретари райкомов партии и другие руководители города и района. Как учащийся школы, вместе с другими жителями города я очень внимательно слушал эти выступления и вместе с горожанами переживал все нападки империалистов на нашу социалистическую Родину. Поэтому мы тогда все очень хорошо знали не только по фамилиям наших руководителей города и района, но и в лицо. И когда мне был задан этот вопрос, то я без запинки ответил на него.

— Правильно! — подтвердил он мой ответ. — Вот теперь я убедился, что вы из Орехово-Зуева. Ну, ладно, я всем вам верю, — заявил он.

Почему он так быстро поверил нам, для меня осталось какой-то загадкой. Или он когда-то жил в Орехово-Зуеве, знал секретаря райкома партии и поверил мне, или он поверил нам на свой страх и риск, я не знаю. После этого разговора с нами к мужчине пришел еще один молодой деревенский парень лет восемнадцати. Он что-то пошептал ему на ухо и тоже сел рядом за стол.

— Ну, а теперь давайте будем знакомиться, — сказал он нам. — Моя фамилия Кадер. Я из деревни Замошье. Сейчас мы пойдем с вами к партизанам. Среди вас есть кто-нибудь, кто хорошо знает, как пользоваться гранатой, и может бросать ее?

— Да, мы все умеем пользоваться гранатой, мы же военные.

— Тогда вот как мы будем действовать дальше. Впереди нас пойдут двое: вот этот парень, — показал он на сидящего рядом с ним деревенского парня, — и кто-то из вас. Они будут как разведчики и пойдут с гранатами в руках на случай, если мы нарвемся на немецкую засаду. Тогда они будут обороняться гранатами, а мы будем отходить. Всем остальным идти гуськом, один за другим, на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Я пойду впереди за нашими разведчиками.

Мы распрощались с гостеприимной хозяйкой и вышли на улицу. Было довольно морозно. На небе, совершенно чистом от облаков, появилась луна. «Будет сильный мороз», — подумал я.

Шли мы все время по бездорожью по еле заметной тропинке, проложенной по снежному полю. Все время мы шли на восток, так я определил по луне и ярко светящимся звездам Большой Медведицы. Дул резкий северо-восточный ветер. Я был в летней кепке и в телогрейке с короткими рукавами, поэтому сильно мерзли уши и руки. Я непрерывно пытался руками отогреть замерзающие уши, но сделать это мне так и не удавалось. Кое-где на нашем пути встречались кусты, а потом пошел лес, где ветер стал немного тише. Затем снова дорожка пошла по открытому полю. Оказалось, что это было замерзшее болото вдоль небольшой реки Усвиж-Бук. Мы в это время шли через Бук на его западную сторону. Мороз и ветер все усиливались. Я совсем замерз в своей рваной телогрейке и почувствовал, что отморозил уши. Пытаюсь оттереть их снегом, но руки тоже коченеют. Так мы шли около двух часов, а может быть, и больше. Наконец-то появилась какая-то деревня, в которую мы вошли с южного конца. Это была деревня Яново. Мы прошли ее почти всю и где-то в середине, на правой стороне, зашли в один из домов. В хате нас встретила девушка, хозяйка этого дома. Наш проводник Кадер, поздоровавшись с ней, попросил ее:

— Слушай, Соня, наши летчики совсем замерзли, такая стужа на улице. Давай поскорее растопи свою печку, а сама сходи к соседям и попроси у них хлеба для всех нас. Так и скажи соседям, что наши летчики убежали из немецкого плена, несколько дней шли голодные, скрываясь в наших лесах.

Ярко запылали дрова в печке. Стало очень тепло, а я так сильно продрог в дороге, что, увидев русскую печку, забрался на нее и незаметно для себя крепко уснул, как и все мои товарищи. Наш проводник и молодая хозяйка Соня Казакевич незаметно для нас ушли, оставив нас одних в хате. Часа в два ночи на улице послышался скрип подъезжающих к дому саней, и сильный мужской голос произнес команду.

— Пулеметчики! Занять оборону с двух сторон улицы! За мной в дом шагом марш!

От этих команд мы тут же все проснулись и в большой тревоге поднялись на ноги. Я тоже слез с печки, и при свете зажженной в хате коптилки мы увидели входящих в нее партизан.