Белый волчонок (СИ) - Кас Маркус

— Ты там не помер? Давай быстрее, пока нас обоих не взяли.

Собираю всю накопленную силу, сущие крохи, но вдарить и сбежать успею. И, выдохнув, открываю. Обеспокоенная гладко бритая рожа старшего мелькает в проеме.

Он цепко осматривает чердак, потом смеривает меня внимательным взглядом и протискивается внутрь. С его ботинок тут же натекает лужа.

— Че, думал, сдам? — усмехается мужик, смахивая с куртки капли воды. — Была такая мысль, что уж там. Да только вот какое дело… Никаких официальных заявлений нет. Тишина. И при этом тебя усиленно ищут. Скажем так, лица, в чьей власти не сомневаются, но корочек они никогда не показывают. Ясно?

Ясно, что Панаевский решил найти меня тайно. Это плохо, даже никаких формальных обвинений нет, а значит прибьют втихаря. А потом еще и родне скажет, что об их репутации и заботился.

Я то надеялся, что безопасник придумает какое-нибудь обвинение. Хоть нападение, хоть потерю контроля. И тогда я смог бы получить больше причин для требования ритуала.

— Ясно, — хмуро шепчу, кивая. — Спасибо. Я уже ухожу.

— И куда?

Я молчу, мне это любопытство не нравится. Может пока он меня и не сдал, но кто ему помешает это сделать, знай он, куда я отправлюсь?

— Недоверчивый ты слишком, для благородного то, — хмыкает Никола. — Да только вот мы теперь с тобой в одной лодке, парень. Знал бы, кого по твоему следу пустят, утром в том же мусоре и закопал бы. Если они найдут тебя, выйдут и на меня. Слишком уж тихо, а значит и все следы за тобой подотрут. Смекаешь?

Смекаю. Только еще и то, что он тоже был бы рад избавиться от меня потише. Да демоны с ним.

— Мне надо в храм Маат.

— Даже так? — удивляется мой невольный подельник. — Не буду спрашивать, чего ты натворил. Хотя теперь мне еще интереснее. Но раз решил сдаться жрицам истины, может и выживешь. Или ты того? — с опаской смотрит он.

— Не того я.

— Еще бы сознался, если бы был, — ржет Никола. — Ладно, блаженный, доведу тебя до канала. Но к храму приближаться не буду, для нас там строгий запрет. Уж лучше пусть меня обглодают низшие, чем попасться в руки верховной…

Да кто же у меня бабуля, что ее побаиваются даже такие, как этот тип? Женщина грозная, безусловно, да и силы немалой. Судя по изученным данным, дело в богине, последней инстанции, решающей судьбу — отправится ли человек в небытие, сожранный чудовищем Амат, или нет.

— Плохи твои дела, белый, плохи, — вдруг начинает причитать спаситель. — Наших к поиску не подключают. Сами рыскают да запугивают всех, кто вякает. Не нравится мне, когда в наши порядки лезут.

— Чего ты хочешь? — я морщусь, прекрасно понимая, что цена поднялась.

— Да знать бы хоть, что происходит. Мое дело маленькое, знать куда нос совать не стоит, а где можно и слово сказать нужное.

Ой, жучара. Прибедняется, словно он торговец мороженым. Я усмехаюсь.

— Договоримся, раз дело маленькое.

На том и сходимся. Он прикрывает меня по пути, а я, если выживу, потом рассказываю ему чего все так всполошились. Информация порой стоит немало, если она вовремя и в нужных руках.

Для наших маневров погода просто отличная. Редкие прохожие пригибаются к земле, скрываясь под зонтами. Предзакатный сумрак и вялый свет фонарей размывает все детали.

Перемещаемся перебежками, от навеса к навесу, делая остановки. Иногда короткие, иногда длинные. Мой сопровождающий, как охотничий пес, подмечает любую подозрительную мелочь.

Мы отчаянно петляем переулками и лабиринтами дворов, в которых я теряюсь сразу же. Тратить силу на Поиск пути сейчас нельзя, поэтому доверяюсь Николе, но держусь чуть сзади и сбоку.

Несколько раз проходим насквозь через мелкие азиатские ресторанчики. На нас не обращают внимания, отводят глаза, едва завидев седую голову провожатого.

Вляпываемся в неприятности, не доходя метров пятьсот до мостика через канал у храма.

Здоровенный мужик останавливает нас, словно шлагбаумом, мощной рукой преграждая дорогу. Сначала на него натыкается Никола, вслед за ним и я, не успев оттормозиться.

— Стоять! — велит он, пристально разглядывая нас из под нахмуренных бровей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я обращаюсь к силе, мысленно матерюсь, что слишком мало. Ее недостаток отдается шумом в ушах. Мой провожатый заметно напрягается, засовывает руки в карманы куртки.

Твою ж мать!

— Да оставь ты этот сброд, испачкаешься, — доносится высокий голос.

Из услужливо распахнутых дверей ресторана выходит горделивое создание. Обладатель почти женского сопрано одет в идеально сидящий серый костюм. Зачесанные назад длинные темные волосы блестят в свете уличных фонарей.

На гладком точеном лице парня играет улыбка такой степени презрения и скуки, что аж отдает кислятиной во рту.

Мы делаем несколько шагов назад, пока охранник не удовлетворяется дистанцией и отворачивается к своему господину.

Аристократ бросает на нас мимолетный взгляд, делает взмах рукой и охранник распахивает над ним зонт.

— Вот поэтому я и говорю, что надо закрывать центр от всякой швали. Они своим видом и вонью только порочат столицу, — франт специально повышает голос, чтобы мы услышали.

Я даже внимательно осматриваю себя и Николу, принюхиваясь. Так себе видок, не спорю. Но называть нас швалью и сбродом… И не пахнем мы, с меня все ароматы давно смыло дождем. А от моего провожатого вполне нормально пахнет, причем недешевым мужским парфюмом.

— Что, неприятно находиться с другой то стороны? — слышу я тихий голос Николы.

— Что? — я даже сначала не понимаю, о чем он, доходит через пару секунд: — Да мне плевать, с какой стороны находиться.

От злости я повышаю голос и шепот превращается в судорожный хрип. Конечно, я не видел эту самую сторону этого мира. Хотя она везде должна быть одинаковая.

Но становится мерзко. Пренебрежение — черта не только аристократическая. Но, имея власть, положение в обществе и золотую ложечку в заднице, моральные принципы могут сильно исказиться.

Мне сильно хочется вмазать по смазливой роже аристократа. Чувствую руку на своем плече — Никола сильно сжимает, переключая внимание на себя.

— Не вздумай, пацан, — шипит он. — Успокойся. Ему ты ничего не докажешь, только сам попадешься. Силенок не хватит.

— Откуда…

— Думаешь я не понял, что ты бы меня прибил, будь у тебя достаточно силы? — смеется мужик, утягивая меня в сторону. — Зыркал ты так, что понятно все стало. Ну хоть нос не воротил, как этот.

Хм, может и моя толерантность сыграла свою роль. Да вот только презирать людей, о которых ты ничего не знаешь — глупо. И опасно. Как и недооценивать тоже глупо. Вот с последним я облажался.

— Знаешь, кто это? — я всматриваюсь в черты лица высокомерного ублюдка, запоминая.

— Чужак это, хоть и обрусевший, — Никола делает коронный плевок, попадая в распределительный щиток на стене, четко в знак молнии. — Валерий Манчини, сын посла от святого престола. Батя его уже десять лет в империи трется, вместе с всем семейством. Столуется сынок тут каждый день, не очень-то дальновидно такие публичные привычки иметь. А сестрица его из клубов Фрязиных не вылезает.

Я поражаюсь таким знаниям и удивленно смотрю на седоголового.

— Ты парень, не смотри так на меня, не обижай. Если я не буду знать, кого и как трогать нельзя, долго не проживу. А вот ты почему не в курсе?

— Не было меня в городе, давно, — я не отвожу взгляд от Валеры и его охранника, по какой-то причине так и стоящих на улице рядом с машиной.

— Что-то ты слишком странный, для аристократа то… — недоверчиво ворчит Никола.

— Ты тоже не самый типичный представитель сословия, — отвечаю в тон ему. — Вдарить? Силы, может, и немного, но на тебя хватит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Угрожать шепотом у меня получается не очень эффектно. Для убедительности окутываю себя слабым сиянием, удостоверившись, что в нашу сторону не смотрят.

Мужик прищуривается, дергает головой и чуть отодвигается.

— Ты чего, парень? Чую, колдуешь что-то? Шучу я, успокойся, нервный.