Крым. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Но по возвращении в Константинополь, в alma mater, молодого ученого ожидали зависть и интриги ректора Мангауры Льва – тоже Философа по прозвищу. Чуждый всякого лицемерия и подковерной борьбы, Константин удалился к своему брату Мефодию в монастырь на горе Олимпе. Мефодий был на 12 лет старше брата. Он рано поступил на военную службу, десять лет был правителем одной из областей, мог бы сделать блестящую карьеру. Но сердцу не прикажешь и в делах земной любви – во влечении духовном тем более.

Из обители братьев в 860 г. вызвал приказ императора и патриарха: отправиться с важной миссией в Хазарию. От ее кагана поступил запрос: прислать богослова, который в его присутствии вступил бы в спор о вере с проповедниками ислама и иудаизма. Если по ходу дискуссии будут разрешены некоторые его мировоззренческие сомнения, он, возможно, склонится к принятию христианства. Как сказано в житии, у патриарха Фотия не было сомнений, кому поручить эту миссию: «Никто иной не смог бы осуществить ее».

По пути братья сделали остановку в Крыму, в Херсонесе. Там Константин имел возможность усовершенствовать свои познания в иврите (в Херсонесе проживало много евреев). Успел даже выучить близкий к нему самаритянский язык, встретив там самаритянина (около 720 представителей этого древнего народа и сегодня проживают в Израиле).

Главное же – судьба свела его в Херсонесе с одним славянином, у которого, согласно житию, «нашел там список Евангелия и псалмов, написанных по-русски («росьскы письмены писано»), и он нашел человека, говорящего на этом языке, и говорил с ним, и понимал смысл того, что говорит тот, и, приспособив его язык к своему собственному наречию, он разобрал буквы, как гласные, так и согласные, и, помолясь Богу, стал быстро читать и говорить по-русски».

Г. В. Вернадский следующим образом отвечает на могущие возникнуть у нас вопросы. «Росьскы письмены» это не первый славянский алфавит – глаголица (которую, возможно, сам Константин Философ и создал, а потом уже на базе ее и греческого появилась кириллица), а буквы грузинского или армянского языка, которые были ему знакомы: в Хазарию, в славянские земли, приезжало тогда немало миссионеров из Армении и Грузии, они могли сделать перевод текстов Священного Писания на язык встреченного Константином славянина, записав его своими буквами. Больше всего пригодилось то, что сам Философ в совершенстве знал македонский диалект славянского и мог понять смысл написанного: тогда славянские языки не разошлись еще до уровня взаимного порою непонимания (если вы не знаете украинского языка – попробуйте прочитать что-либо на нем или хотя бы послушать футбольный репортаж).

Очевидно, после этой встречи и укрепилось в нем возникшее прежде желание создать славянскую азбуку и перевести на славянский язык («церковнославянский») Священное Писание. Это было делом огромной важности и для империи, и, что главное, для славян, в большинстве своем тогда еще язычников. Константин считал совершенно необходимым, чтобы славяне слушали церковную службу и читали Писание не на незнакомом греческом или латыни, а на понятном им языке.

В ставку кагана путешественники отправились сначала по суше, но в степном Крыму подверглись нападению кочевавших там мадьяр. Благо, уцелели, но сочли за лучшее добраться до азовского побережья и оттуда на корабле по морю, потом вверх по Дону, потом волоком – в Волгу и оттуда уже вниз по великой реке до Итиля, хазарской столицы.

Предстояло выполнить главную цель поездки: отстоять в трехсторонней словесной дискуссии свои духовные ценности. Но вышло все, как в старом еврейском анекдоте. Раввин умелыми наводящими вопросами добился того, что Константин и мусульманин схлестнулись в жаркой перепалке – с переходом на личности и без выбора выражений, а когда они оба достаточно уронили себя в глазах кагана, проникновенно и доходчиво изложил свою точку зрения. Впрочем, мы уже говорили выше, что хазарский повелитель предпочел иудаизм потому, что этот выбор ни к чему не обязывал. В душе каган, скорее всего, как верил в своего бога Тенгри, так и продолжал верить – как и его народ в массе своей.

Тем не менее братья успешно выполнили свою дипломатическую миссию – провели переговоры, еще больше укрепившие отношения двух стран. Духовным же достижением было крещение двухсот хазарских семейств. Каган отправил императору благоприятный отзыв о визите Константина и Мефодия: «Ты прислал нам, Государь, достойного человека, который своими словами и делами показал нам, что христианская вера – святая; мы поняли, что это истинная вера, и мы дозволили тем, кто захочет, принять крещение, и мы надеемся, что сами будем готовы сделать то же в надлежащее время. И мы являемся друзьями и помощниками твоего величества и готовы служить тебе, когда тебе потребуется служба».

Каган был чистосердечен, говоря добрые слова о Константине. На него не могло не произвести впечатление благородство византийского монаха: когда тому были предложены богатые дары, Константин отказался от них и попросил отпустить с ним нескольких невольников-греков, оказавшихся в Хазарии.

Обратно по суше, через Северный Кавказ, добрались до восточного побережья Азовского моря, потом на корабле в Крым. Там братья обратили в христианство жителей города Фулы, находившегося на северо-восточном склоне Крымских гор. При этом они срубили священный дуб, которому прежде поклонялись здешние язычники. Какова была этническая принадлежность этих новообращенных? Возможно, аланы, славяне, гунны, касоги, черкесы, представители первых волн варягов – можно только догадываться.

В тяготах этого путешествия Константин изрядно подорвал свое здоровье. Но в Херсонесе братья свершили еще одно великое деяние: они возглавили молебен, по которому были обретены мощи священномученика папы Климента, утопленного здесь по приказу римского императора Траяна. Сокрытые морем, мощи долгое время являлись верующим раз в год, когда совершалось чудо: море отступало и можно было приблизиться к ним, лежащим в подводном гроте. Потом это явление прекратилось, и вот по молитвам Константина и Мефодия чудо свершилось вновь. Часть мощей была перенесена в местный собор, часть братья взяли с собой.

По возвращении в 863 г. Константин с помощью брата принялся за главное дело своей жизни – составление славянской азбуки и перевод на славянский язык Священного Писания и богослужебных книг.

Перед тем как приняться за дело, Константин долго молился вместе с братом и со своими учениками-помощниками, испрашивая Божьей помощи. «Господь внял молитве его приближенных, и божественная мысль осенила Константина, и он составил буквы» (из жития).

Константин хорошо понимал значение своего труда, понимал, как важно славянам, среди которых он провел свое детство в Фессалониках, обращаться к Господу исходящими из самого сердца словами родного языка, а не заученной формулой. До нас дошли его слова: «Когда молюсь на незнакомом языке, то дух мой молится, а разум остается бесплодным».

Возможно, в те же годы братья приняли участие в крещении болгар – проповедью своей укрепляя этот народ в новой вере. Болгарский царь Борис решился принять крещение лишь после того, как заезжий живописец-грек написал для него картину Страшного суда. Государь так впечатлился ею, что, когда часть знати, пользуясь тем, что многие в народе не хотят расставаться с язычеством, подняла мятеж, подавив его, беспощадно истребил вместе со всем потомством 22 боярских рода.

Теперь подвижникам предстояла моравская миссия – последняя в жизни Константина. В 862 г. в Царьград со Среднего Дуная прибыло посольство от князя западнославянского Великоморавского государства Ростислава со следующей просьбой: «Народ наш исповедует христианскую веру, но у нас нет учителей, которые могли бы объяснить нам веру на нашем родном языке. Пришлите нам таких учителей». Следует отметить, что крещены были далеко не все жители княжества. А в него входили, помимо Моравии, Чехия, большая часть Паннонии и земли лужицких славян.

Императору Михаилу III и патриарху Фотию не было надобности задумываться о кандидатурах миссионеров – выбор был понятен. Но было одно существенное затруднение: Великая Моравия являлась канонической территорией Рима. Князь Ростислав, до того как отправить посольство в Константинополь, обращался с подобной просьбой к папе римскому Николаю I, но тот отказал – поскольку князь вел борьбу со своим якобы сувереном, королем Баварии Людовиком II Немецким (сам Ростислав вассальной зависимости не признавал).

Тем не менее братья с учениками отправились в путь и начали свою миссионерскую деятельность – проповедовать, обращать в веру, внедрять славянский язык в богослужение.

Однако в Риме не собирались закрывать глаза на происходящее. В 866 г. Константин и Мефодий были вызваны в Вечный город и предстали пред папским престолом. Но, побеседовав с ними, Николай I благословил их труды – при этом руководителем миссии теперь стал он сам.