Зоя Космодемьянская - Владимир Успенский

— Ну, дай ему бог, как говорится, доброго здоровья, чтобы ни пулей, ни осколком! Только жених — это еще не муж. Глядишь, пока война кончится, другую найдет. Или ты его позабудешь.

— Я надежная, — улыбнулась Вера.

— Мало ли что. Все равно сразу после войны сватов пришлю. Тогда выбирай…

Борис Крайнов посмеивался, слушая Павла, сам работал споро, без отдыха. Ему помогали Зоя и Клава Милорадова — неумехи в лесном деле.

У запасливых ярославцев были с собой топорики. Борис срубил два крепких кола — рогульки, заострил, вбил в землю. Поместил сверху перекладину — матку. От нее пошли скаты вправо и влево. На суковатые поперечины ложились продольные жерди, а на них девушки навешивали еловый лапник. Ветку на ветку во много слоев. «Как перья у птицы», — сравнила Зоя.

Внутри сделали настил из нетолстых стволов, а сверху тоже навалили елового лапника. Уютно, мягко и запах — хвойный настой! Всего возвели четыре шалаша. Оборудовали кухню под старой елью с густой кроной. Для топки Крайнов велел использовать только бездымный сухой хворост.

Это место Борис разыскал в такой глухомани, куда и в мирное время люди попадали, наверно, не каждый год. С двух сторон — непролазно заросшие волчьи овраги. Ни тропы, ни дороги вблизи. Посреди старого леса — молодая еловая крепь, столь густая, что вроде бы и не продерешься. Вот в этой крепи и разместился отряд на большой привал. До фронта далековато, канонада слышалась лишь утром, да и то слабо. Борис рассчитывал, что вымотавшиеся люди смогут, наконец, отдохнуть, восстановить силы.

Одна беда — не было поблизости текучей воды. Ребята бегали с котелками за километр, где сочился в низине хилый ручеек, заледеневший почти до дна, хотя и морозов-то настоящих еще не было. Продукты, взятые в поход, давно кончились бы, но выручили «трофеи», захваченные Проворовым еще в первый день; помогли растянуть полуголодный паек.

После оттепелей, зеленые «непромокаемые» валенки у всех разбрюзгли, разъехались, подошвы протерлись до дыр, высовывались пальцы. Валенки пытались привести в порядок. Нашлись иголки, суровые нитки. Изрезали на общее дело один вещевой мешок. Кто-то даже обкорнал полы своей шинели, чтобы обшить обувку. Шинель так-сяк, ватные брюки спасают от холода, а с остывшими ногами враз пропадешь.

Вера Волошина и Аля Воронина осмотрели, какие у кого потертости, ранки, царапины. Смазали йодом, наложили повязки, где нужно. Когда Вера обрабатывала Павлу рассеченную веткой бровь, он опять не удержался от шутки:

— И по этой части ты мастерица, Волошина! Ты хоть скажи заранее, чего ты делать-то не умеешь?

— У меня мама медик, стыдно было бы элементарных вещей не знать, — улыбнулась она.

Наконец завершены были все работы по оборудованию лагеря, люди впервые за несколько дней поели горячего. Борис Крайнов собрал бойцов возле костра. Сидел без шапки, расстегнув телогрейку: лобастый, спокойно-сдержанный. Заговорил короткими, четкими фразами:

— Задачу свою выполнили. Взрывчатки мало, продукты кончаются. Имеем право вернуться. Но целесообразно ли ходить туда-сюда через фронт? Предлагаю: послать связного. Пусть командование решит. Мы еще способны действовать. — Помолчав, добавил: — Раз уж мы тут, надо использовать все возможности. Так я думаю… Кто что скажет?

Бойцы молчали. Зоя, глядя на усталые, темные, осунувшиеся лица товарищей, подумала, что измотались они все очень. Сколько уж дней на холоде. Спали урывками, вповалку. Хоть бы наесться разочек как следует, досыта. А главное — помыться. Много времени не снимали они одежду, задубевшую от пота и грязи, пропахшую дымом костров. Переодеться бы в чистое и лечь, вытянувшись, спокойно. Только об этом ли рассуждать сейчас! От их лагеря до Москвы, до мамы — два суточных перехода. Фашисты ближе к столице, чем Зоя.

— Нечего мечтать о теплых постелях! — вырвалось у нее. — Пусть дают нам задание. Или партизан разыщем.

— Чего зря говорить, — поддержала Лида Булгина, — командир решил, и все!

— Могу сходить к нашим, — негромко произнесла Вера Волошина.

Тотчас вскочил Павел Проворов:

— Куда в пекло?! Там бой! Меня посылайте!

— А если вдвоем? — предположил Крайнов.

— Двойной риск будет! Сам сбегаю! — махнул рукой Павел.

Сказал это так легко и просто, с такой незыблемой уверенностью, что все поняли: он сможет, он доберется.

Одна из девушек, к которой Зоя относилась с большим уважением, сказала ей ночью, в дозоре, когда никто не мог их услышать:

— Зачем ты так! Ты не подумала о других. Мы ведь сделали все, что требовалось, и даже больше… Я едва двигаюсь…

— Что же ты молчала?

— Где уж было вякать после тебя! Это ты у нас неутомимая. А люди разные. Задание выполнили — и к своим, на отдых. Как положено. А теперь что будет? На полный износ?

— Да, если хочешь, — твердо ответила Зоя. — До последней возможности, не щадя себя. Никто нас сюда не звал, никто не толкал. Было время взвесить, подумать.

— Есть же предел…

— Нет никаких пределов, пока под Москвой немцы.

— Пусть ребята, им легче все-таки. — девушка заплакала тихонько, хлюпая носом, и Зое стало жалко её. Кроме всех прочих невзгод, двое суток не снимала он мокрые валенки. Сегодня их едва стянули — будто приклеились. Все было сырое, прелое: и портянки, и носки и брюки почти до колен… Кожа ног вспухшая, как тесто, какая-то ноздреватая, рыхлая…

Но все равно, надо терпеть, надо переносить любые невзгоды и думать только об одном: как причинить урон врагу!

Потом в шалаше они постелили на лапник шинель, накрылись Зоиным пальто и затихли, прижавшись друг к другу. Подруга, поплакав, довольно быстро успокоилась и заснула, а к Зое никак не приходил сон. Конечно, рассуждала она, девушкам гораздо тяжелее, чем парням. Есть такие трудности, о которых ребята даже не догадываются. Но девушки здесь нужны. И это высокая честь, высокое доверие — находиться среди разведчиков. Ведь товарищи, отбиравшие их, сделали все возможное, чтобы отговорить, не пустить сюда. Проверяли, насколько тверд в своем решении каждый доброволец.

Никто не заставлял их идти в бой с фашистами. Комсомольская совесть привела их сюда. И теперь нечего сетовать — им не обещали, что здесь будет мед. Надо что есть силы держать себя в руках: крепиться и действовать!

К линии фронта Проворов шел «на слух» — где меньше стреляют. Надеялся проскочить по знакомым местам, возле деревень Жихарево и Обухово, но там не то что бой — горячее сражение грохотало без устали почти полные сутки. Павел решил на рожон не переть: дело-то общее, рисковать нельзя, и дал порядочный крюк к северу, в леса за Большие Семенычи. Там приглядел местечко повыше, залез в сумерках на дерево и минут двадцать коченел на ветру, определяя дальнейший маршрут. Южнее, к самому горизонту, уходила багровая полоса пожаров, вспышки разной яркости беспрерывно мелькали там. Поблизости виднелся частый высверк пулеметов, тянулись нити трассирующих пуль.