Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди - Фёдор Раззаков

20 мая в исправительно-трудовой колонии № 1 Управления внутренних дел при Ростовском облисполкоме произошло редкое явление — один из осужденных признался в убийстве, которое он совершил два года назад. Покаявшимся был 18-летний Евгений Вишняков, сидевший в колонии за куда меньший грех — он ограбил магазин, а чуть позже грабанул на улице прохожего. Но, как оказалось, это были не единственные «подвиги» Вишнякова. По его же собственным словам, в начале июля 68-го, будучи в Ленинграде, он познакомился с неким мужчиной, который пригласил его к себе в гости. Поскольку Вишняков тогда бродяжничал, он с радостью принял это предложение. Его не испугало даже то, что пригласивший его мужик оказался гомосексуалистом. В итоге Вишняков прожил у гостеприимного хозяина пару дней, а когда ему это надоело, решил сбежать, предварительно ограбив. Убивать хозяина парень не хотел, но ситуация вышла из-под контроля: мужик стал звать на помощь, и Вишняков его задушил подушкой (более подробно это преступление будет описано в хронике за июль 1968 года).

Администрация ИТК с большим интересом выслушала признание Вишнякова, после чего поинтересовалась: с чего, мол, это ты решил признаться, если тебе до свободы осталось всего лишь два года отсидки? Неужто совесть замучила? «Да какая, к черту, совесть, — махнул рукой Вишняков. — Меня покойник уже достал — каждую ночь ко мне во сне является с подушкой». — «И как долго он к тебе является?» — удивились тюремщики. «Больше года», — честно признался парень. Самое интересное, что, когда этот же вопрос (про мотив) задаст раскаявшемуся убийце следователь ленинградской прокуратуры, которому поручат это дело, Вишняков ответит, что с тех пор, как он признался в убийстве, покойник к нему являться перестал. Видимо, за этим он к парню и приходил: чтобы тот покаялся.

В четверг, 21 мая, на «Мосфильме» режиссер Анатолий Бобровский приступил к съемкам детектива «Возвращение «Святого Луки», в котором реконструировались события пятилетней давности, когда из Музея изобразительных искусств имени Пушкина в Москве была похищена картина Ф. Гальса «Евангелист Лука» стоимостью в 120 тысяч рублей. Стоит отметить, что Бобровский не ставил перед собой целью воссоздать преступление детально, поскольку в таком случае пришлось бы показать много нелицеприятной правды: неуверенные действия сыщиков МУРа, вмешательство КГБ, подозрительный арест и обвинение в краже художника-диссидента и т. д. и т. п. В итоге то, что мы видим в ленте, далеко от того, что происходило в действительности. Однако это нисколько не умаляет достоинств фильма. Картину начали снимать с эпизода в квартире Зои (Наталья Рычагова): к девушке приходит полковник Зорин (Всеволод Санаев), чтобы узнать, не передавала ли она кому-нибудь свой паспорт. Зоя отвечает, что нет, после чего полковник уходит, на всякий случай оставив ей свои координаты.

В тот же день, когда начали снимать «Святого Луку», в деревне Акулово Рязанской области был арестован историк Андрей Амальрик, единственной виной которого было написание брошюры «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». По словам очевидцев, за историком приехали в 11 часов утра 4 машины, в которых находилось более десятка сотрудников КГБ и прокуратуры Москвы и Свердловска. Амальрик в тот момент работал в саду и был, что называется, застигнут врасплох. В его доме должен был состояться обыск, но Амальрик стал противиться этому на основе того, что в ордере на арест был неправильно проставлен год его рождения. Но чекисты не стали слушать диссидента, а чтобы тот не мешал, его попросту подхватили на руки вместе со стулом, на котором он сидел, и вышвырнули на улицу. Там ему заломили руки и споро запихнули в одну из гэбистских «Волг». Спустя пять дней после ареста Амальрика этапировали в Свердловск, видимо, для того, чтобы избежать шумного протеста в Москве. А протест действительно был: еще 22 мая группа видных диссидентов (П. Якир, В. Буковский, А. Вольпин-Есенин, И. Белгородская и др.) обратились к Советскому правительству и ООН с призывом: свободу Андрею Амальрику! Чуть позже в защиту историка выступили и зарубежные представители — 64 французских историка, написавших письмо на имя президента Академии наук СССР М. Келдыша. Но власти остались глухи к этим протестам,

21 мая трагические события начали разворачиваться в исправительно-трудовых колониях № 16 и № 7 под Тольятти, где вспыхнул бунт заключенных. Предшествовали ему следующие события. Еще задолго до празднования 100-летия со дня рождения Ленина по всем тюрьмам и колониям страны прошел слух, что грядет широкая амнистия в связи с этой датой. Слух подтверждали и сами руководители мест заключения, которые объявили в связи с юбилеем социалистическое соревнование за право попасть в число колоний, достойных амнистии. Энтузиазм, который охватил тогда зэков, был настолько огромным, что даже зэки-старожилы отмечали, что давненько не видели ничего подобного. Однако все старания заключенных вылетели в трубу — никакой амнистии не последовало. Во многих колониях создалась взрывоопасная ситуация. Достаточно было поднести спичку для того, чтобы вспыхнул настоящий пожар. Эту спичку зажгли в тольяттинских колониях.

Самое интересное, что еще в середине мая сотрудники ИТК № 7 перехватили записку из соседней колонии № 19, в которой фигурировала фраза «начнем 20–21 мая». Однако то ли тюремщики не придали значения этим словам, то ли просто не поняли, о чем речь, но никаких должных выводов сделано не было. В итоге случилось то, что и должно было случиться.

Вечером 21 мая осужденный ИТК № 16 Чернышов попытался проникнуть в запретную зону, однако был вовремя замечен часовым. На крик «стой, стрелять буду» зэк не среагировал, за что и получил очередь по ногам. Свидетелями этого расстрела оказались около двухсот зэков, которые бросились на штурм вышки. Сначала ее попытались поджечь, а когда это не удалось, в часового полетели кирпичи. Затем от вышки разъяренная толпа двинулась к промышленной зоне. В находившиеся там здания полетели бутылки с бензином, которые были заранее заготовлены (и куда только смотрела оперчасть?!). В мгновение ока преодолев высокий забор и несколько рядов «колючки», разъяренная толпа растеклась по территории промзоны. Затем в толпе раздался чей-то клич: «Братва! Айда брать штрафной изолятор!». И три десятка зэков бросились к ШИЗО, по дороге снеся забор и колючую проволоку.

Двери ШИЗО были крепкими, и открыть их голыми руками было невозможно. Поэтому зэки повалили на землю пару-тройку телеграфных столбов и, используя их как таран, за считаные минуты выбили двери. Все сидельцы изолятора (а среди них были и уголовные авторитеты, которые тут же встали во главе восстания) были освобождены. Удача окрылила восставших, и они бросились на штурм ИТК № 7. Главная цель этого штурма — освобождение из помещения камерного типа еще одного уголовного авторитета — Феоктистова. Эта цель была достигнута: вооруженная дубинами и металлическими прутьями толпа в полсотни человек быстро управилась с забором, проникла в зону и выпустила на волю главаря, а с ним и еще с десяток других «отрицал». После чего погромы продолжились: зэки грабили магазины, столовые, склады, поджигали промышленные здания.

Тем временем к месту восстания власти срочно перебрасывали дополнительные силы внутренних войск. В небе над колонией замаячил вертолет, а к ее воротам подкатили грузовики, бэтээры и пожарные машины. Последние, под прикрытием автоматчиков, попытались пробиться к горящим зданиям, но зэки не позволили им этого сделать, забросав камнями. Понимая, что без применения оружия с озверевшими заключенными не совладать, власти колонии, прежде чем открыть огонь, запросили Москву. Но оттуда ответили: «Стрелять только при попытках к бегству». Тогда начальник ИТК № 16 решил уговорить зэков сдаться, причем отправился к ним один в качестве парламентера. Но эта попытка завершилась плачевно: зэки набросились на него и жестоко избили. Однако даже после этого приказа открывать огонь на поражение отдано не было.

Бунт закончился так же быстро, как и начался. Утром 22 мая зэки внезапно сложили все свое оружие и построились пятерками за воротами колонии. Их тут же окружили автоматчики. Организаторов беспорядков вывели из строя и отвели в сторону. Диссидент Михаил Зотов, который жил неподалеку от места событий и был невольным свидетелем бунта, описывал происходившее так. Зэкам приказывали раздеться догола, после чего по одному вводили в круг офицеров, и те приступали к экзекуции — избивали бунтаря чем попало. После чего бросали его в «воронок».

Забегая вперед, скажу, что в двух колониях за одну ночь сгорело 38 жилых помещений. Естественно, их закрыли, а всех заключенных перебросили в другие места. Около 30 организаторов восстания получили дополнительные сроки. Троих суд приговорит к расстрелу. Однако и положительный результат для зэков этот бунт все-таки имел — через пару-тройку месяцев была объявлена амнистия. И хотя назвать широкомасштабной ее нельзя, но пар недовольства из котла все же выпустили.