Категории
Самые читаемые
PochitayKnigi » Проза » Современная проза » «А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник) - Эдвард Радзинский

«А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник) - Эдвард Радзинский

Читать онлайн «А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник) - Эдвард Радзинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Перейти на страницу:

– Давай, отец! – кричали матросики, все придерживая плечами двери. Мещеряков был молодцом – он почти успел на электричку. Он уже был на верхней ступеньке, но вдруг остановился, постоял и упал спиной назад – вниз, по ступенькам платформы. В пять часов вечера того же дня июльское солнце висело за высокими окнами театра, и тяжелые портьеры были опущены. Только в дальнем конце фойе, у входа в буфет, занавеси были отдернуты, и солнце лилось потоками на пол, на стены – горели стекла актерских фотографий и сверкал паркет. В затененной части пустынного фойе (в театре был выходной) сидели двое: режиссер К. и молодой критик Ф. (После размолвки между режиссером К. и критиком Д. по причине восторженных отзывов о Мещерякове критик Ф. занял место главного почитателя режиссера К.) Критик Ф. только что посмотрел макет декорации «Прометея», после чего сделал несколько кругов по фойе и уселся молча рядом с режиссером (это круговращение означало: макет прекрасен и слов нет).

Макет «Прометея» был действительно прекрасен.

– Я уже представляю себе фигуру Осьмеркина в этих декорациях, – сказал наконец Ф.

Режиссер К. чуть улыбнулся:

– Осьмеркин – это Прометей из НИИ. Нужен совсем другой актер, молодой, максимум двадцать два года, и красавец обязательно, ведь Прометей – из племени богов. И здоровенный красавец, потому что украсть огонь – это тяжело. Для этого нужна сила! Итак, молодой, атлет, совершенное тело… И эта роскошная плоть, созданная для радости, для любовных утех – взамен уготовленного ему рая – выбирает скалу! Молодой критик Ф. слушал, затаив дыхание. К. продолжал:

– Недавно я слушал пластинку Остужева, его монолог Отелло.

Когда-то мне казалось, друг мой, что все это несколько… ну, скажем, наивно. А сейчас – изумился. Грандиозная личность! В нем – двадцать планов! А в Осьмеркине – два, Осьмеркин – обычен. Он общий, он везде… Вчера я перелистывал фотографии греческих скульптур, – говорил К., уже перепрыгивая на новый предмет. – Один мрамор поразил: хохочущий юный Марс, сделанный в Коринфе… Ночью он даже мне приснился… Режиссер К. не позировал. Он действительно видел это лицо во сне и даже придумал ему название: «Смеющийся Прометей». Он похитил огонь и смеется от восторга, от своей силы! Он готов на любые муки в борьбе с богами, но он еще не знает, что боги ему придумали самую страшную – неподвижность. И не боль ему будет страшна, и не коршун, клюющий печень, а это бездействие – вечное бездействие, ужасное для всякой силы… И в упоении от грядущей работы режиссер К. зашагал по пустому фойе, туда, в дальний угол, к буфету, где горел луч солнца. Он прошел сквозь строй вечно молодых лиц своих актеров на фото, бормоча под нос стихи Эсхила и слыша за спиной восторженные вздохи юного критика. Он дошел почти до входа в буфет, утонул в столбе солнца – и замер. Со стены, сверкая стеклом, смотрело на него лицо молодого Мещерякова.

Да, это был он – «Смеющийся Прометей».

Актриса (Конец одного стихотворения)

Зина Пряхина из Кокчетава, словно Муромец,

в ГИТИС войдя, так Некрасова басом читала,

что слетел Станиславский с гвоздя…

Зину словом никто не обидел, но при

атомном взрыве строки: «Назовимне такую

обитель…» – ухватился декан за виски.

И пошла она, солнцем палима, поревела

в пельменной в углу, но от жажды подмостков

и грима ухватилась в Москве за метлу.

Стала дворником Пряхина Зина, лед

арбатский долбает сплеча, то Радзинского,

то Расина с обреченной надеждой шепча…

Зина Пряхина из Кокчетава, помнишь –

в ГИТИСе окна тряслись? Ты Некрасова

не дочитала. Не стесняйся. Свой голос возвысь.

Ты прорвешься на сцену с Арбата и не с черного

хода, а так… Разве с черного хода когда-то

всем народом вошли мы в рейхстаг?!

Евгений Евтушенко. «Размышления у черного хода»

Она вошла в ванную. Съела таблетки перед зеркалом. Запила водой из-под крана. Потом вернулась в комнату, легла на ковер у кровати и стала ждать.

Это и был – конец стихотворения, Женя. Три дня и три ночи ее пытались спасти.

Но она правильно все рассчитала – она работала медсестрой.

Три пачки димедрола плюс четыре пипольфена,

и девять часов до того,

как пришла с работы подруга…

А потом наступила ночь тринадцатого января,

и люди, которых она в записке

просила «никого не винить в своей смерти»,

сидели за столиками в ресторанах

и сыто, и пьяно провожали Старый год,

чтобы потом, во тьме постелей,

прижавшись телами к другим телам,

благополучно доплыть до конца новогодней ночи…

А в это время ее обнаженное тело

лежало в беспощадном свете мертвецкой,

и безумный голос ее подруги

орал в замерзшую трубку:

«Как она?»

И мужской голос – сумрачно и сухо: «Такие данные не сообщаем по телефону».

Действительно!

Зачем тревожить сограждан «такими данными»? Засекретим смерть,

и пусть у нас всегда торжествует жизнь, как в конце твоего стихотворения, Женя…

Вчера я встретил ее

в первый раз – после ее смерти.

На дачной эстраде танцевали девочки.

Я узнал ее сразу –

она танцевала последней.

Кровавые пятна носков для аэробики,

ураган волос а-ля Пугачева…

Шаровая молния в конфетной обертке!

Балдели дачные мальчики

с теннисными ракетками, на складных велосипедах.

И голос матери, нарочито громкий:

«Будет артисткой!»

Все это происходило под Москвой,

а совсем не в Кокчетаве, где еще верят, что «в артистки» надо ехать в Москву

и завоевать талантом сияющую столицу, как в конце твоего стихотворения, Женя. Она поехала…

Вчера я встретил ее на улице. Она только что приехала в Москву и шла в ГИТИС,

или в «Щуку», или в «Щепку», или во МХАТ.

И это было нашим вторым свиданием

после ее смерти…

…Ковер, на котором она лежала…

Она вошла во двор

и прочла объявление:

«Абитуриентов прослушивают в тире».

Маленькая головка на теле Венеры,

точеные черты Натали Гончаровой

и волосы, перехваченные черной ленточкой…

Пушкинская красавица в хипповой диадеме!

О, как она орала в тире:

«Я – Мэрлин!.. Я – героиня

самоубийства и героина!»

Молодые режиссеры широко улыбались

и слушали стихи Вознесенского

про самоубийство Мэрлин Монро.

(О, как она им нравилась!)

И «сам» широко улыбался –

эта красавица, полная сил и здоровья,

что она знала про самоубийство?

Про самоубийство и героин?

(О, как она ему нравилась!)

«На обороте у мертвой Мэрлин…»

Она победно вышла из тира.

И жались к стенке,

стараясь не глядеть на нее,

жалкие соперницы.

«Звезда абитуриентуры» –

так ее назовут после трех лет ее поражений,

когда она узнает, каково вглядываться

в тускло напечатанные списки принятых,

а потом кружить вокруг канцелярии

со сводящей с ума надеждой –

а вдруг пропустили?

А вдруг пропустили ее фамилию?

Такую смешную фамилию…

И режиссер, который набирал этот курс,

которому она так нравилась тогда в тире

во время отстрела юных дарований,

не объяснит ей,

что такое звонки по телефону,

сводящие с ума звонки по телефону –

звонки знакомых и родственников,

звонки сподвижников и сподвижниц по театру,

звонки из вышестоящих организаций,

звонки из нижестоящих организаций,

звонки с просьбой об элементарной человечности,

звонки с угрозами и истериками,

звонки с проклятьями и воплями…

И он положит ее смешную фамилию

на алтарь этих звонков

как жертвоприношение

во имя того человеческого,

которое всем нам так не чуждо.

В конце концов,

на алтарь и следует положить

самое прекрасное…

А вместо нее выберут кого-то

из этой толпы «позвоночных» дурнушек,

которых сейчас она так презирает.

Возьмут некрасивую дочь красавцев родителей

(природе нужен отдых)…

О, бездарные отпрыски кумиров,

сводивших с ума в шестидесятые!

Ваши знаменитые фамилии никогда не уйдут с нашей сцены!

И профессия актера скоро станет у нас наследственной,

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Перейти на страницу:
Тут вы можете бесплатно читать книгу «А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник) - Эдвард Радзинский.
Комментарии