Между прочим… - Виктория Самойловна Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В один из дней она отправилась в магазин ИКЕА, купила книжные полки. К полкам Тамара добавила саморезы и шуруповерт, который топит саморезы в стене.
Вернувшись домой, Ираклий не узнал свою квартиру. Углы были пустые и чистые. А все книги взлетели на полки, и стена смотрелась пестрой. Разнообразные корешки книг делали цветовую гамму.
Ираклий был поражен. Тамара вела себя непривычно. Московские подруги Ираклия считали, что главное их украшение – недоступность. Это их ценность, как бриллиант в царской короне. И за доступ к бриллианту полагается все: и подарки, и слова, и клятвы в верности.
Тамара приезжала к Ираклию исключительно затем чтобы украсить его жизнь: убрать в доме, накормить, обрадовать. Она квасила капусту, солила рыбу. Тамары не было заметно в доме. Она растворялась, как воздух в лесу. Ираклий этим дышал. А когда она уезжала, дышать становилось нечем.
Время шло. Нана вернулась в Грузию. Она хотела жить в грузинском языке, грузинском климате, грузинских жестах. Человек должен жить там, где родился.
Ираклий оставался в Москве. Русская культура была ему необходима. Она его питала. Слияние двух культур давало небывалые результаты: Фазиль Искандер, Булат Окуджава…
Время от времени Ираклий приезжал в Тбилиси к Нане, но долго не задерживался. Его тянуло обратно по понятным причинам.
Нана замечала перемену, но не упрекала мужа. Ираклий творец, неординарная личность. Живет по своим правилам.
В одно из московских посещений Тамара объявила, что хочет поступить в текстильный институт. Ираклий поперхнулся. Нана могла приехать в Москву в любой день, будет неудобно, если дверь ей откроет Тамара.
– Иногородним предоставляется общежитие, – сказала Тамара.
Ираклий облегченно вздохнул.
– Я тебе помогу, – сказал Ираклий.
У него были знакомые во всех областях человеческой жизни. Люди к нему тянулись.
– Нет, – жестко запретила Тамара. – Если я узнаю, что ты вмешиваешься, я заберу документы.
– Почему? – удивился Ираклий.
– Потому что это стыдно. Я все сделаю сама.
Тамара поступила сама. Ее тянуло в ту страну: ткани, мода, модели, пропорции, сочетания цветов, линий.
Тамара создала свою коллекцию, послала на конкурс, и ее пригласили в Японию. Коллекция называлась «Королева бомжей».
Рассматривая эту коллекцию, Ираклий подумал: «Нане бы понравилось». Но сводить этих двух женщин он не хотел. Ираклий тщательно скрывал Тамару от Наны. Но…
Шила в мешке не утаишь. Соседка Ираклия по лестничной площадке донесла Нане о постоянном пребывании посторонней женщины.
– Какая она? – растерянно спросила Нана.
– Никакая, – ответила соседка. С ее точки зрения, Тамара была никакая. У нее не было ни турецкой кофточки со стразами, ни яркой косметики.
Нана дождалась очередного приезда Ираклия и спросила прямо с порога:
– Это правда?
Ираклий молчал. Потом решил не увиливать и сказал:
– Правда.
– А что дальше?
– Ничего.
– Ничего – это развод?
– Это развод, – согласился Ираклий.
Сколько можно жить двойной жизнью?
Нана открыла входную дверь и вывезла чемодан Ираклия на лестничную площадку. Ираклий ступил на площадку следом за чемоданом, но не успел. Нана с силой кинула дверь, и дверь ударила Ираклия по спине. Это называется «поджопник». Ираклий пробежал несколько шагов вперед и остановился. Так была отмечена их серебряная свадьба, двадцать пять лет совместной жизни.
Ираклий и Нана развелись.
Совместно нажитое имущество отошло Нане как неустойка. Ираклий нарушил клятву любви и верности, значит, должен возместить материально.
Ираклий ушел от Наны, престарелый, больной и бедный. Зато появился новый сыночек. Тамара родила мальчика и назвала его Ираклий. Для нее не было имени прекраснее. Получилось: Ираклий Ираклиевич Квирикадзе. Длинно. Как песня с припевом.
Теперь у Тамары было два Ираклия. Один кончится когда-нибудь. Другой продолжится.
Ираклию исполнилось семьдесят лет. Тамаре – тридцать. Но они не выглядели как папа с дочкой. Смотрелись гармонично.
Ираклий ходил с голой головой по последней моде. У него была совершенная форма черепа. Выражение лица прежнее, как будто знает что-то смешное, но не скажет.
Тамара обожала своего Ираклия. Он открыл ей новый мир, в котором были другие ценности, другие задачи. Это немало. Им всегда было интересно друг с другом.
Ираклий набрал новый курс, но быстро охладел к преподавательской работе. В Советском Союзе, то есть до перестройки, было интереснее. Студенты изменились, стали совершенно другие. Скучные люди. Сидели на занятиях, уставившись в свои телефоны, ничего их не интересовало.
Ираклий не умел превозмогать себя. Он привык любить все, к чему прикасался: работу, женщину, жизнь.
Ираклий бросил преподавание и ушел на вольные хлеба. Но какие вольные хлеба в семьдесят лет? Денег на фильм не давали. Старый. Вернее, устарел. В семьдесят лет другие мозги.
Неожиданно к Ираклию привязалась бессонница. Он трудно засыпал, часто просыпался. Необходимо было проверить свое здоровье, пройти диспансеризацию. Обычно Ираклий лечился в Германии. У него была немецкая семейная страховка, совместно с Наной. Он ездил в Берлин, и за неделю его просеивали, как муку сквозь сито.
Сердце работала исправно. Немецкие врачи считали: самое полезное лекарство – это счастье. Многолетняя любовь к молодой женщине держала его организм на плаву. Тем не менее все изнашивается со временем. Даже самолеты.
Правая нисходящая артерия с байпасами служила как положено, а вот правая сонная артерия забилась холестерином. В ней образовалась бляшка, которая мешала кровотоку. Не катастрофа, но лучше, чтобы ее не было.
Ираклий позвонил в Германию. Ему вежливо ответили, что страховка ликвидирована. Клиент больше не обслуживается.
Страховка была оформлена на два лица. Значит, Нана отменила Ираклия. Страховка вошла в неустойку.
Ираклий набрал тбилисский номер. Трубку взяла Нана.
– Я себя неважно чувствую, – сообщил Ираклий. – Ты не могла бы восстановить мою страховку?
Он не узнавал своего голоса. Обычно они общались легко, с юмором, а сейчас тон был неуверенный, нищенский. Хотелось скорее окончить разговор.
– Ты меня бросил, – спокойно напомнила Нана. – Подыхай!
В трубке раздались короткие гудки.
Эльдар Рязанов задумал снять фильм о великом сказочнике. Его имя Ханс Кристиан Андерсен.
Постоянным соавтором Рязанова был гениальный драматург Эмиль Брагинский. В детстве Брагинский был вундеркинд. Со временем выровнялся в нормального человека, но крупицы гения застряли в его полушариях. Эмиль Брагинский звучал непередаваемо прекрасно. Я слушала его с открытым ртом. Когда он говорил, корабли разворачивались и шли в другую сторону. Самолеты входили в турбулентность.
Однажды Рязанов не пригласил Брагинского для совместной работы. Причина неизвестна: может, поругались, а может, просто надоели друг другу. Так бывает.
Рязанов пригласил в соавторы Григория Горина. Они написали
