Прощение - Жаклин Митчард

Я уверена в этом вопреки тому, что Бог щедро наградил меня, даровав и радость, и свет. Я упорствую в своем упрямстве, потому что сердцем ощущаю собственную правоту. Моя мама сказала бы, что я выказываю непокорность уготованной мне судьбе, ведь у Бога для каждого из нас есть чудесный – предначертанный Божественной дланью – путь. Мама любит меня, несмотря на мою воинственность и наивность. Я верю: то, что я сделала, возможно, и было частью этого чудесного пути, и он должен открыть что-то новое и моим родителям.

Оглядываясь назад, я понимаю, что смерть Беки и Руги была подобна затмению, которое я наблюдала в шестилетнем возрасте. На какое-то время все исказилось и потемнело. А затем солнце вернулось, и все осталось, как было, кроме нас самих. Мы пережили темноту в полдень, и это так испугало нас, что мы разуверились даже в силе великого светила. Смерть моих сестер была больше, чем сумма всех наших жизней. Все жертвы преступлений воспринимают свою жизнь разделенной на две части. Жизнь «до» всегда радужная. Если у меня тогда болело горло или я уставала от работы, достаточно было собраться и сказать: «Раз, два, три, за дело!» Все спорилось в руках. Если проблемы слишком давили, я давала себе отдохнуть. Я просто думала о том, что даже безоблачный день может быть омрачен внезапным порывом ветра. Теперь любое воспоминание окрашено для меня в особые тона. Обычный день моего детства «до» теперь представляется мне самым счастливым на свете. Память любит шутить над нами, но все же.

Я внезапно переношусь мыслями в тот день, когда мы с Беки и Рути ехали верхом на Руби, и девочки сидели передо мной. Как только на горизонте показался ручей, мы спрыгнули на землю. Беки попыталась поймать солнечный зайчик на воде.

Наверное, тот факт, что в последний год только я осознавала, что мы стали жертвами затмения, лишь усугубил ситуацию. Мама носила джинсы для беременных, она готовила еду, танцевала под любимую музыку и играла с Рейфом. Я ждала этого годы. Но родители отдалились от меня, потому что их согревал покой, дарованный им за то, что они простили Скотта Эрли. После этого мы уже не могли быть прежней семьей, ведь они решились на шаг высшего милосердия – или глупости. Только новое потрясение могло снова вернуть нам единство, утраченное, как мне казалось, навсегда.

Я стала делать первые шаги, чтобы получить свободу. Или совершить возмездие. В то время я не мыслила такими категориями.

Я начала брать уроки вождения у одного немолодого мужчины, который приносил сыр дли Джеки и Барни. Несмотря на плохое зрение, у него было несколько учеников. Серена тоже помогала мне. Если она не была занята в театре драмы, а я была свободна от работы в храме, где мы запаковывали овсяные хлопья и зубную пасту в большие коробки, мы ездили с ней по извилистым горным дорогам, как герои какого-нибудь шоу из семидесятых годов. У Серены была маленькая «Хонда», которую родители подарили ей на семнадцатилетие, но так как ей лучше удавалось делать педикюр, чем водить машину, Серена передавала руль мне. Даже элементарный разворот давался ей с трудом. Я умела шить, я умела прекрасно держаться в седле, но все-таки я не могла вести машину без риска для наших жизней. Мы съезжали на обочину, откуда нам, двум хрупким девушкам, приходилось выталкивать двухтонную машину.

– Итак, Ронни, – сказала Серена, когда мы, взмокшие и уставшие, снова сели в машину.

Тяжело дыша, как будто пробежали на огромной скорости целую милю, мы пристегнули ремни.

– Помни, Ронни, никаких резких движений. Не надо поворачивать руль так круто, словно ты хочешь обогнуть на «Титанике» айсберг.

Когда мы выехали на шоссе, дело пошло лучше. Мне казалось, что я прирожденный водитель. Я умела припарковаться, как самый опытный шофер. Машину Серены можно было сравнить с игрушечным грузовиком Рейфа, и это значительно облегчало задачу.

Я едва разговаривала с родителями, разве что в виде исключения могла вежливо спросить, нужна ли моя помощь, или ответить на прямой вопрос, поэтому я не могла попросить папу быть моим инструктором. Он наверняка использовал бы это время для того, чтобы убедить меня в их с мамой правоте. Папа умел выманить разговорами лису из норы, и, думаю, ему вполне удалось бы перебороть мое упрямство. Случись такое, я еще больше разозлилась бы, и это стало бы для моих родителей настоящей драмой. Я любила их обоих, но папа понимал меня лучше. То, что именно он стал инициатором примирения со Скоттом Эрли, лишь ухудшало наши отношения.

Однажды, когда мы собирались покормить Джейд и машину вела я, папа заметил:

– Меня удивляет, как уверенно ты переключаешь скорости и держишься за рулем.

– Я уже чувствую себя довольно уверенно, папа. Я готова получить права.

– Я всегда думал, что сам научу свою старшую девочку водить, – обиженно проговорил папа.

– Мы ведь почти не разговариваем, – сказала я. – Ты это заметил сам.

– Но это был твой выбор.

– Да, это был мой выбор.

– Ты хороший водитель? Я ответила в его духе:

– Вполне пригодный для работы на государственной должности.

– Тогда я договорюсь о дне экзамена, хотя мы обычно так не делаем.

– Мы, то есть мормоны, или мы – это мы? – Мы – это мы, – сказал он.

– У нас уже нет прежних устоев, папа. И я опечалена этим не меньше тебя.

Он сообщил мне новость.

Скотта Эрли собирались освободить. Он очень хорошо зарекомендовал себя во время домашних посещений («Еще бы, – язвительно сказала я, – раз его жена оказалась беременной»). Они переезжали на побережье. Скотт Эрли собирался учиться на библиотекаря, так как начал осваивать эту программу еще в клинике. У него не было больше ни одного «инцидента».

Услышав последнее замечание, я нажала на газ.

– Тише, Ронни, – предупредил меня папа, – если сейчас тебе выпишут штраф, то с мыслью о правах можешь проститься.

Я подумала о другом океане, теплом и ласковом, каким мне описала его Серена. Папа начал рассказывать о том, где живет Скотт Эрли, так как по закону требовалось, чтобы мы знали о его местонахождении, но я попросила папу остановиться. Я пыталась сосредоточиться на дорожных знаках, на пешеходных переходах и на правилах обгона на четырехполосной дороге. Я выучу все, но позже. Сейчас меня занимала только мысль об океане, дарующем покой.

На сдачу теста по вождению я отправилась в Седар-Сити с папой.

Он подписал все документы, удостоверяющие, что я прошла курс вождения.

Мужчина, принимавший у меня экзамен по вождению, был братом-близнецом человека, который доставлял сыр Джеки и Барни. Я все сдала с первого же раза.

Теперь пришло время определиться с машиной.

У меня были сбережения – деньги, подаренные мне на Рождество, но я отложила их, чтобы оплатить два семестра учебы в училище. Я решила, что хочу учиться на ассистента врача «скорой помощи», так как смогу потом устроиться либо в частную клинику, либо в пожарную часть. Мне прислали каталоги курсов из Бостона, Аризоны, Чикаго. Отовсюду мне написали, что эта профессия требует напряженной работы, часто в дополнительные часы (но по гибкому графику), и что она сопряжена с риском, поскольку придется сталкиваться с ситуациями, когда от быстроты принимаемого решения зависит жизнь пациента. Они хотели настроить абитуриента на самый серьезный лад. Однако я решила, что стрессы и напряженная работа меня не испугают. Я ко всему привыкну. И не было ничего такого, чего б я не знала о страданиях людей. Может, при новом раскладе я сумею обыграть судьбу.