Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана - Екатерина Глаголева

Подобная тактика приводила к успеху на протяжении многих лет. Отец Лаба, отслуживший молебен в честь благополучного исхода сражения, в котором капитан Пинель на корвете с шестью небольшими пушками захватил два английских судна — одно с двенадцатью орудиями и сорока пятью членами экипажа, а другое с восемнадцатью пушками и командой в 58 человек, — в удивлении расспрашивал победителей о том, как такое возможно.

«Один флибустьер сказал мне, что на все пушки и прочие оборонительные приспособления не стоит обращать внимания. Даже их собственные орудия использовались больше для ритуала, чем по необходимости, поскольку они почти всегда пускали в ход только две кулеврины,[56] стоящие на носу[57]

Флибустьеры всегда нападают на корабль только спереди или сзади, и стрельбы из ружей бывает достаточно, чтобы вывести его из строя, прежде чем пойти на абордаж. Английские корабли, видя, что к ним приближается маломощный корвет, возомнили, будто смогут им завладеть, а потому спустили паруса и стали его поджидать. Флибустьеры подошли к самому большому кораблю, который сильно палил из пушек, но мало из мушкетов, по обыкновению англичан. Наши три четверти часа обстреливали его раковину (часть судна между бизань-мачтой и кормой. — Е. Г.) и кормовой набор из пушек и ружей, после чего капитан Пинель перепрыгнул на него во главе семидесяти человек.

Те, что зашли с носа, случайно обнаружили небольшой люк, который англичане не подумали закрыть, уйдя на бак; туда бросили склянку, наполненную порохом, с четырьмя или пятью зажженными фитилями, которые подожгли порох в тот момент, когда склянка упала и разбилась. Семь-восемь англичан были ужасно обожжены и запросили пощады; таким образом был захвачен бак, который иначе доставил бы немало хлопот и заключил бы флибустьеров между двух огней.

Тем временем те, кто был на палубе, обнаружили заряженную пушку и направили ее на ют, наделав много шуму; другие срывали подвесные гранаты (фитиль от такой гранаты уходил внутрь помещения, где оборонявшиеся могли поджечь его при приближении врага. — Е. Г.) и прорубали в кормовой надстройке отверстие топорами, оставшиеся же на палубе укрылись за шлюпкой, которую англичане неосторожно там бросили, и вели огонь по бойницам и орудийным портам, да так удачно, что напор англичан вскоре ослабел, потому что среди них было много убитых и раненых.

Но завершили бой несколько пороховых склянок и гранат, которые бросили в дыру проделанную на юте. Англичане запросили пощады и сдались: они потеряли 15 человек убитыми и около двадцати ранеными; у флибустьеров четверо были убиты на корабле и пятеро ранены, еще шесть выбыли из строя еще до абордажа.

Пока шел бой, второй корабль вел огонь из пушек и мушкетов по корвету флибустьеров, который отвечал, не отдаляясь от корабля, взятого на абордаж Но как только те увидели, что флибустьеры победили, то сдались в свою очередь».

Подобное соотношение потерь — не исключение. В 1б92 году в заливе Сан-Себастьян знаменитый баскский корсар Курсик[58] завидел два голландских корабля, которые шли в Бильбао. Он догнал их через два дня и атаковал первое судно водоизмещением 500 тонн, вооруженное тридцатью шестью пушками и с командой из ста моряков. Несмотря на разницу в размерах кораблей, Курсик дважды шел на абордаж, но был вынужден отступить под огнем противника. Тем не менее он обратился с речью к своим матросам — французским баскам — и убедил их не сдаваться. Кровавый бой продолжался пять часов, у голландцев в живых остались только 18 человек. Второй голландский корабль тоже потонул, а баски потеряли лишь пятерых. Через несколько дней Курсик снова вышел в море. Едва он показался в устье Адура, как ему навстречу устремился английский корвет с шестьюдесятью четырьмя пушками на борту и 120 членами команды. Бой начался в восемь часов утра и закончился в три часа пополудни победой басков и пленением англичан. Местное население, собравшееся на обоих берегах реки, шумно приветствовало победителей. На волне всеобщего воодушевления Курсик устроил ускоренные «курсы» для моряков, оснастил еще девять корсарских кораблей под своим началом и отправился на розыски новой испанской флотилии.

Личная храбрость имела в бою огромное значение. Хотя теоретически капитан мог оставаться на своем судне, корсары и флибустьеры так не поступали, не желая рисковать своим авторитетом. Бартоломью Роберте всегда лично вел команду в бой, причем держался так, будто был заговоренным; пираты верили, что пуля его не берет. Жан Барт зашел еще дальше: однажды он взял с собой в море юнгой двенадцатилетнего сына. Как только заговорили пушки, мальчик побледнел от страха. Отец велел привязать его к грот-мачте, чтобы сын видел всё до конца, и устремился на абордаж. В дальнейшем юный Франсуа Корниль Барт участвовал во многих боях, а со временем стал вице-адмиралом. Граф де Турвиль (1642–1701) бросался на абордаж 20–30 раз в год.

Турвиль уже в 17 лет поступил на службу к Мальтийскому ордену: прежде чем стать офицером королевского флота, полагалось послужить в корсарах. Однако рыцари-иоанниты занимались по большей части не морским разбоем, а борьбой с североафриканскими и турецкими пиратами. В первом же походе на 36-пушечном фрегате, когда была отдана команда «На абордаж!», Турвиль первым перепрыгнул на борт берберского судна и после получасового боя, получив три раны, поднял на мачте флаг с мальтийским крестом. В 1661 году три французских военных судна встретились в Эгейском море с тремя тунисскими корсарами. Разгорелся бой, в самом начале которого один французский капитан был сражен пушечным ядром. Команду возглавил юный Турвиль. Внезапно ему доложили, что судно получило пробоину, нет никакой возможности справиться с течью и через несколько минут корабль пойдет ко дну, а экипажу придется сдаваться мусульманам. И Турвиль решился: забросил абордажные крючья на галеру тунисцев и перебежал со своим экипажем на ее палубу Одновременно 150 пиратов устремились на французский корабль для грабежа и тот пошел ко дну, увлекая их за собой. Но в распоряжении Турвиля оставалось лишь восемь десятков человек, тунисцев же было много больше. На каждом клочке палубы закипела схватка, мусульмане побеждали. В этой ситуации Турвиль вновь нашел неожиданный выход: велел своим матросам освободить галерных гребцов — невольников-христиан. Около пятидесяти человек выбрались на палубу и внесли решающий перевес в схватку — через полчаса тунисцы сдались.

Уже в 20 лет Турвиль стал капитаном. Однажды он встретил алжирского корсара с экипажем, по численности превосходившим французский. Разбойники, уверенные в победе, безрассудно бросились на абордаж, но, подойдя вплотную к судну, попали под убийственный залп всех кормовых пушек. Несмотря на большие потери, около ста человек всё же перебрались на корабль. Тогда Де Турвиль приказал обрубить тросы абордажных крючьев и с помощью опорных шестов быстро оттолкнул свой корабль в сторону. Всех врагов, оказавшихся на судне, изрубили или бросили в трюм. Корабль противника, однако, опять оказался рядом — и Де Турвиль повторил маневр, не вызвав у алжирцев и тени подозрения, что им готовится ловушка. Вновь был достигнут полный успех, после чего уже сами французы взяли корсарское судно на абордаж и захватили его.

Абордажный бой представляется нам, как правило, поединком двух кораблей, двух капитанов, двух команд. Так, действительно, чаще всего и бывало, когда корсарское или флибустьерское судно преследовало торговую шхуну, отбившуюся от каравана или отправившуюся в плавание в одиночку, на свой страх и риск. Но некоторые корсары действовали сообща, пираты порой тоже отправлялись в поход «коллективно», торговые суда объединялись в караваны под эскортом военных фрегатов, а потому в сражении могли участвовать несколько судов, и ситуация менялась не то что с каждым часом — с каждой минутой. В 1622 году капитан Ян Якобсен, прадед знаменитого Жана Барта, командуя испанским кораблем «Святой Винцент», вступил в бой с девятью (!) голландскими кораблями. После тринадцати часов сражения, потопив вице-адмиральский корабль «Герман Клейлер», он понял, что силы слишком неравны, и приказал взорвать корабль, чтобы не сдаваться.

Абордаж мог произойти в любую погоду — не только тогда, когда море стелилось ровной гладью, но и когда оно вздыбливало свои валы, подгоняемые злым ветром. Передадим в очередной раз слово Клоду де Форбену:

«Я начал переводить пленных к себе на борт, но тут один из моих капитанов, г-н де Турувр, которого не было на абордаже, встал на траверзе перед носом моего корабля и того, который я только что захватил. Мы все трое оказались в большой опасности, поскольку ветер, дувший в корму, толкал нас на корабль Турувра и не давал нам расцепиться, а нашими судами было невозможно управлять. В довершение всего на корабле, с которым я сцепился, вдруг вспыхнул пожар. Дул сильный ветер, и корабль занялся мгновенно. Я с удвоенной энергией старался отцепиться от него, как вдруг еще один вражеский корабль решил взять на абордаж меня самого.