Восточный фронт - Владислав Савин

— Люся, это же художественный фильм, не кинохроника — сказала Анна — чтобы ярче, показательнее, это там приветствуется. Как в жизни, серые будни в памяти не остаются — так и в книжке или кино, лишь о выдающемся, делают из жизни концентрат. Да и — так ведь могло быть? Радуйся — ведь теперь тебя не только весь СССР, Италия тоже увидит!

А мне плакать хочется! В этот день по радио объявили — снова война, пусть далеко где‑то, но ведь мой единственный и дорогой там, а вдруг убьют его, о мадонна и сам господь, спаси его и сохрани! Как представлю, что одна могу остаться — так сердце замирает!

— Вернется твой Юра — решительно сказала Лазарева — он два года на фронте, из таких переделок выходил! А эта война долгой не будет — месяц, ну два.

Железная она, что ли? Я много позже узнала, что ее мужа японцы убить хотели, еще без войны — и она, оказывается, о том слышала, и никаких слез! Не умела я еще тогда жить по правилу — если тебе плохо, то плакать должна не ты, а твои враги, кто в этом виноват!

— Опять война, чего хорошего? — сказала Марья Степановна — но я тебе, Люся, по — простому скажу, как понимаю: если эти японцы такие сволочи и фашисты, то правильно сказал товарищ Сталин: коль не нам сейчас, так нашим детям с ними воевать пришлось бы обязательно! Так лучше уж мы сейчас — привычные уже. Чтоб никаких фашистов в мире больше не осталось! Ну а чему быть, того не миновать. Мой вот тоже с осени в Литве с какими‑то "лесными" воюет — пишет, что может быть, скоро в отпуск, а после снова туда.

Приехал Пономаренко. У него и раньше были с Анной какие‑то дела, секретные даже от меня (нет, не думайте — Лазарева даже в мыслях не может быть неверна своему Адмиралу, так же как я моему Кабальеро — ну как можно самого лучшего человека на земле, на кого‑то променять?). Только в этот раз он, после разговора в кабинете, за закрытыми дверями, вызвал меня, и Марью Степановну тоже.

— Сегодня в 16.00 знакомый вам Иван Антонович Ефремов делает доклад в Союзе Писателей — сказал он — думаю, что вы, Аня, можете поприсутствовать там вместо меня. А вы, Люда (Пономаренко отчего‑то так меня называл), составите компанию? Зис с шофером в вашем распоряжении, за два — три часа обернетесь. Марья Степановна, можете пока за подрастающим поколением проследить?

Ой, а что мне надеть? И прическу… Успею себя в порядок привести?

Анна Лазарева.

Съездить в правление ССП, на улицу Воровского. На этот раз не к врагам — бандеровцам, а к нашим, советским писателям, которые не вполне правильно понимают политический момент. За пару — тройку часов, на казенной машине.

— Ефремов, это ведь ваш протеже, Анна Петровна? Заодно развеетесь, в свет выйдете, как раньше говорили. И Людочку можете с собой захватить, пусть на московскую жизнь посмотрит.

Похоже, Пантелеймон Кондратьевич (мой непосредственный начальник, что по партийной линии, что по "инквизиции") окончательно решил меня на фронте идеологии и пропаганды использовать? Разбираться не с врагами, а со своими, у которых убеждения не вполне соответствуют? Читала я про журналы "Звезда" и "Ленинград", дело о которых в той истории было в следующем году — так "Возвращение Онегина" (нашлось, как мне сказали, у нашего "диссидента" Родика на компе) на мой взгляд, просто юмор, никакой антисоветчины нет. И рассказы Зощенко, написанные в войну, вполне патриотичные. Вот только не так все просто — после Киева твердо я усвоила, что в тихом омуте могут водиться самые жирные черти. И Пономаренко мне сказал, еще в прошлую беседу:

— Строго между нами. Если там товарищ Сталин был убежден, что главная дорога уже пройдена, и надо лишь стабилизировать, к порядку привести — то здесь он понял, что чем дальше, тем больше… ну ты понимаешь. И вызов этот он принял! Так что ждет нас действительно, веселая жизнь — в семейном быте не зачахнешь. Конкретно же касаемо всяких там Ахматовых — будем смотреть, что за теми до нас дошедшими сведениями стояло. Беспристрастно смотреть — мы палку перегнули, или и в самом деле эти подрывали авторитет Советской Власти.

Ну а сейчас — всего лишь съездить, Ивана Антоновича морально поддержать. И конечно, после рапорт Пономаренко на стол!

День солнечный и жаркий, скорее как для июля, чем для июня. Так что можно в одном платье — натягиваю свое любимое крепдешиновое "солнышко" в горошек, в котором я и за своего Адмирала замуж выходила, и в Киев летала (легче всего себя чувствую в нем, привыкла). В груди чуть тесно, зато в талии как прежде — ура, не растолстела почти, хотя надо перед Пантелеймоном Кондратьевичем вопрос поставить, насчет тренировок, как себя в форме поддержать. В зеркало себя оглядываю, вид как раз для культурного учреждения, и в то же время официального мероприятия — строгое закрытое платье с длинным рукавом, узкой талией, и широкой юбкой до середины голени, к нему туфли — лодочки, перчатки, сумочка. Соломенную шляпку с вуалеткой перед зеркалом надеваю, и особой булавкой к прическе прикалываю, чтобы не ловить при каждом порыве ветра. Моему Адмиралу нравится, когда я так одета — да и мне намного приятнее, чем в военной форме!

Люся, и ты готова? Платье на мое похоже, лиф облегающий, талия тонкая, юбка солнцеклеш, и шляпка с большими полями, и без вуали лицо затеняет (смотрится эффектнее моей, но не будем обижаться, мы же подруги) — жалко, что Юрка тебя не видит сейчас! Ну вот, остается лишь ждать, когда за нами машина придет.

Что такое Союз Писателей и для чего он нужен? Так считается, что люди творческие, иных достаточных заработков не имеют, а потому надлежит их поддерживать, помимо гонораров, ну и конечно, снабжение, лечение, отдых и творческие командировки. И работа с людьми — и с улицы приходящими, кто приносили собственноручно написанные творения (в большинстве графомания, но иногда попадалось и стоящее), и со своими же новопринятыми — их почтенные мэтры наставляли на путь истинный, своими советами, которыми лучше было не пренебрегать. Хотя мероприятие вроде как и неофициальное — обсуждение творческих планов Ефремова И. А. Что там могло встревожить Пономаренко? Послушаем, решим!

Внутрь я и Лючия прошли свободно, никто у нас не спросил, куда и зачем. Зато охотно показали, в какой комнате будет все происходить. Увидели Ивана Антоновича, поздоровались, он тоже был рад. Зал большой, мужчины в костюмах с галстуками, женщин меньше, и они четко разделяются на две группы: кто нарядные, как мы, так обязательно с кем‑то из мужчин под руку, надо думать, это писательские жены или близкие знакомые? А те, кто пришли одни, одеты строго по — деловому, как "товарищ брекс", эти сами пишут? Председательствующий тут же подошел, улыбаясь — товарищ Ефремов, представьте меня вашим очаровательным дамам?

— Простите, а почему не начинаем? — спрашиваю я, демонстративно взглянув на часы.

— Человека из ЦК ждем — ответил он, смотря на дверь — предупредили нас, что будет. И не один, а с помощником — референтом. Знаете, начальство не опаздывает никогда — оно лишь задерживается.

— Тогда можете приступать — говорю я серьезно — вот мое удостоверение.

И показываю "корочки" Инструктора ЦК ВКП(б). У товарища вид, в первую секунду, совершенно ошарашенный.

— Тогда, товарищ Лазарева, прошу в президиум.

Хорошо, что тут сцены нет, и трибуны на ней. А просто стол со стульями, за которым тотчас находится место для меня и Лючии. Товарищи с ответственным видом кладут перед собой блокноты и карандаши. А я — свою сумочку, не в руках же держать все время, и на коленях неудобно? И мероприятие начинается.

Насколько я поняла, Иван Антонович, после издания сборника своих рассказов, задумался о фантастике — ой, это выходит, раньше чем в мире "Рассвета", там ведь у него еще "На краю Ойкумены", две книги вышли, и лишь после "Туманность Андромеды"? И еще больше десяти лет до того — хотя если человеку уже под сорок, характер сложился, опыт набрался, мировоззрение сформировалось, то вполне может взяться — вот только будет это совсем другая вещь, интересно! И кто же это идею подал — или Ефремова кроме меня еще кто‑то опекает? Хотя мог и сам дойти, раз он после такие замечательные книги написал, значит сидело уже это у него в душе? И "андромеда" там начала издаваться в "Технике — молодежи" с января 1957, еще до спутника, это уже после космическая фантастика косяком пошла — вот интересно, кто это на "Воронеже" такой любитель, и кто мне на ноут подборку делал? Которую я читала, среди прочих занятий — когда в Москву вернулась, а Владик не родился еще, времени свободного было навалом. Так вполне мог Ефремов беляевской "Звездой КЭЦ" вдохновиться, или "Прыжком в ничто". Если сумеет еще один важный компонент в книгу добавить…

А мэтры считают фантастику чем‑то несерьезным. И советуют прекратить баловство, и заняться соцреализмом, то есть воспеванием боевого и трудового подвига советских людей. Что кое‑кто из них в кулуарах называет "обязаловкой", "тягомотиной" и даже "моральным госзаймом", есть уже сигналы, с конкретными именами — но это пока другая история. Ой, как очередной критик обличает, с каким пылом — не иначе, от зависти, что кто‑то может летать мыслью, а ему не дано! Однако, надо Ивану Антоновичу помочь — а то заклюют! И не родится Великая Книга — ну не может же человек на взлете своего таланта плохую вещь написать!