Каирская трилогия - Нагиб Махфуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Извини меня. Я до сих пор в своей жизни не сталкивался с проблемой расизма. С самого начала моя мать воспитала во мне любовь ко всем. Затем я вырос в революционной атмосфере, чистой от шовинистских предрассудков, и потому не знаком с этой проблемой.
Когда они возобновили свой путь, Рияд сказал:
— Надеюсь, что не будет проблем вообще. Мне грустно сообщать тебе, что мы выросли в домах, где полно горестных мрачных воспоминаний. Я не шовинист, но тот, кто пренебрегает правами человека даже в самых отдалённых уголках земли — не обязательно в своём отечестве — тот пренебрегает правами всего человечества…
— Красивые слова. И не удивительно, что истинные гуманистические послания часто появляются в среде меньшинств или среди тех людей, чья совесть обеспокоена проблемами меньшинств. Но всегда имеются и фанатики…
— Всегда и везде. Люди существуют не так давно, а вот животные — давно. Ваши фанатики считают нас проклятыми безбожниками, а наши считают вас безбожными захватчиками, а о себе говорят, что они потомки египетских царей, которые смогли сохранить свою веру, выплачивая мусульманам налог с иноверцев.
Камаль громко расхохотался и сказал:
— Вы говорите одно, а мы другое. Интересно, а суть этих разногласий заключается в религии или в человеческой природе, которая всегда склонна к спору?! И среди мусульман не всегда есть согласие: ты обнаружишь постоянный спор между суннитами и шиитами, как и между арабами Хиджаза и иракцами, или между вафдистами и конституционалистами, студентами-филологами и студентами с факультета естественных наук, болельщиками футбольных клубов «Аль-Ахли» и «Арсенал». Но несмотря на всё это, мы очень огорчаемся, когда в газетах читаем новости о землетрясении в Японии! Послушай. Почему бы тебе не описать это в своём рассказе?
— Проблему коптов и мусульман?…
Рияд Калдас на некоторое время умолк, а затем сказал:
— Я боюсь, что меня неправильно поймут…
Затем, ещё немного помолчав, продолжал:
— И не забывай, что несмотря на всё, сейчас у нас золотой век. Шейх Абдуль Азиз Джавиш в прошлом предлагал мусульманам делать себе обувь из нашей кожи…
— И как мы можем искоренить эту проблему?
— К счастью, она растворилась в общенациональной проблеме. Сегодня проблема коптов — это проблема всего народа. Если угнетают народ, нас тоже угнетают, а если народ освобождается, то и мы вместе с ним…
«Счастье и мир… Это мечта. Моё сердце оживёт только с помощью одной лишь любви. Но когда мой ум найдёт верный путь? Когда же я заявлю тем же тоном, что и мой племянник Абдуль Муним „да, да“? Моя дружба с Риядом научила меня как нужно читать его рассказы. Но как мне поверить в искусство, когда саму философию я нахожу историями, что не годятся для жизни?»
Тут вдруг Рияд спросил его, искоса поглядев на него:
— О чём ты сейчас думаешь?… Скажи мне правду!
Камаль догадался, что стоит за его вопросом, и откровенно ответил:
— Я думал о твоих рассказах!
— Тебя не огорчает моя откровенность?
— Меня? Да простит тебя Аллах…
Рияд виновато засмеялся, а затем спросил:
— А ты читал мой последний рассказ?
— Да, он довольно милый, но мне кажется, что искусство это несерьёзно. Хотя замечу, что неизвестно, что из двух: работа или забава играют более важную роль в жизни человека. Ты образованный специалист в области наук, и возможно, тебе известно о них намного больше, чем всем прочим людям, не учёным, но вся твоя деятельность понапрасну тратится на эти рассказы, и я иногда задаюсь вопросом: «В чём именно наука помогла тебе?»
Рияд Калдас воодушевлённо заявил:
— Я взял из науки и перевёл в плоскость искусства искреннее служение истине, готовность смело противостоять фактам, какими бы горькими они ни были, беспристрастность суждений и всеобщее уважение ко всем живым существам…
«Громкие слова, но какая связь между ними и смешными рассказами?»
Рияд Калдас поглядел на Камаля и прочитал сомнение на его лице, затем громко рассмеялся и сказал:
— Ты плохо думаешь об искусстве. Но я утешаюсь тем, что ничто на этой земле не может спастись от твоих сомнений. Мы всё видим и понимаем своим умом, но живём-то сердцем! Вот ты, например, несмотря на свой скептицизм, любишь, работаешь вместе с другими и более-менее участвуешь в политической жизни своей страны. И за каждой из этих сторон стоит сознательный или неосознанный принцип, не уступающей по своей силе вере. И искусство это выразитель человеческого мира. И помимо этого, некоторые авторы внесли вклад в искусство, участвуя в мировой полемике идей. В их руках искусство превратилось в один из видов борьбы за мировой прогресс. Искусство не может быть несерьёзной деятельностью…
«Он защищает искусство или ценность самих его деятелей?.. Если бы у продавца дынь были способности вести дебаты, он доказал бы тогда, что играет важную роль в жизни человечества. Вполне возможно, что у всякого есть своя ценность по сути, как и возможно также, что такой ценности не может быть. Сколько миллионов человек сейчас, должно быть, испускают свой последний дух?! И одновременно с этим сколько детей плачут, потеряв игрушку, и сколько стонов издают любовники в ночи, передавая муки своего сердца? Смеяться мне или плакать?!»
Камаль сказал:
— Кстати, по поводу мировой полемики идей, о которой ты говорил. Позволь мне рассказать тебе о том, как она отражается в небольшом масштабе в нашей семье. У меня есть племянник — сын сестры — который является одним из членом «Братьев-мусульман», и есть ещё один племянник — но только коммунист!
— Такая картина, должно быть, будет в каждом доме рано или поздно. Мы больше не живём как джинн в запечатанном кувшине. А разве ты не думал о таких вещах?
— Я читал о коммунизме, ещё когда учил материалистическую философию, наряду с книгами о фашизме
