Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Кассандра Клэр

Джинни поменялась в лице, взглянула на брата — но тот упрямо сжал губы. Она покорно пожала плечами и вышла.

— Встретимся на лестнице, — произнесла она в дверях.

Дверь закрылась, и Рон с Гермионой остались вдвоем в этой пустой тихой комнате. Рон, глядя куда-то за ее левое ухо, словно не в силах посмотреть в прямо глаза, скрестил руки на груди и обхватил ладонями локти, словно мерз.

— Ты не можешь уехать, — сказала она, произнеся вовсе не то, что собиралась. — Не можешь.

Он все еще не мог взглянуть на нее.

— Я уезжаю. Решено. И не надо мне говорить, что я не должен уходить в отставку…

— Я рада, что ты сделал это, — холодно перебила она. — Я имела в виду другое. Ты не можешь уехать, не поговорив с Гарри.

Теперь он вскинул на нее взгляд, его синие глаза расширились от удивления:

— Поговорить с Гарри?

— Хотя бы извиниться перед ним.

— Извиниться? — дернулся Рон. — Ты что, думаешь, что это что-то вроде того небольшого недоразумения, что было между нами на четвертом курсе, которое вполне можно разрешить с помощью извинений? Гермиона, после всего того, что я наделал, он меня теперь ненавидит…

— Но ведь на самом деле ты этого не делал…

— Делал, — он снова обхватил себя, так, что побелели костяшки пальцев. — Если рассудить — делал.

— Но почему? — вопрос сорвался с ее губ, хотя она поклялась себе, что ни за что его не задаст. — Зачем ты это делал?

Он замолчал. Через минуту он вдруг опустил руки. Выпрямился. И взглянул ей в глаза.

— Я думал, ты любишь меня. Я думал…

Голос его оборвался, и воцарилась тишина. Она впервые видела его таким бледным и напряженным: рыжие волосы прилипли к вспотевшему лбу, под глазами были круги, до которых было далеко самым ужасным фиолетовым теням Пенси, одежда была такая мятая, словно он в ней спал, — он походил на человека, который болен не первый день.

Она хотела ненавидеть его, она знала, где этот гнев, она потянулась к нему, но ярость утекала прочь, оставив после себя какую-то оцепенелость. Перед ее мысленным взором тенями, несущимися по стене промелькнули картинки-воспоминания.

Одиннадцатилетний Рон в поезде по дороге в школу, на нем потрепанная мантия. Вот он сидит в классе с сосредоточенным видом, жует кончик пера. Занимается обезгномливанием сада — целеустремленно, получая от этого удовольствие. А вот он лицом к лицу со Снейпом и Сириусом, пошатывается из-за сломанной ноги, с перекошенным от боли лицом. Мокрый, когда Гарри вытащил его из озера. Первый раз, когда он её поцеловал. Спасший Гарри из Бездонной пропасти — он толкнул его к ней и тактично отвернулся, пока они обнимались… Его лицо, когда он обратился к ней в камере под Слизеринским замком — она снова удивилась тому, что он хотел сказать… Ее глаза снова скользнули к его левой руке, на которой меч Слизерина выжег крест…

Я хочу, хочу ненавидеть его, но не могу — не более, чем Джинни. Он — часть меня, моя собственная плоть и кровь. Моё детство.

— Конечно же, конечно же, я люблю тебя. И ты меня любишь. И Гарри. И он… он тебя тоже любит.

— Не надо, — сморщился Рон.

— И ты все это отбрасываешь прочь. Зачем?

— Не знаю, — яростно ответил он. — Я же говорил тебе, что не знаю. Я не могу это объяснить. Я словно сошел с ума. Я все равно что смотрел на себя откуда-то сверху, я видел, что творю и оправдывал себя, считая, что поступаю правильно. И я любил тебя… — он снова отвел глаза. — Я больше никого так не любил…

— Ты не меня любил… Кто бы она ни была — ты любил её.

— Она никогда не существовала, — горько возразил Рон. — Я так думаю, она вовсе не была девушкой, просто… дьявол принял тот образ, который я ждал…

— Это что-то вроде демона, — Гермиона тут же мысленно вернулась к страницам учебника по Защите. — Что-то вроде суккубы?

— Я же сказал тебе, что представления не имею, — устало ответил Рон.

— Ты провел с ней столько времени и никогда…

— Я думал, что это была ты! — взорвался он. — Пусть я дурак, пусть я видел то, что хотел видеть, но она чертовски была похожа на тебя, Гермиона! Она переняла все твои привычки — накручивала локон на палец, когда думала, кусала ноготь, носила твою пижаму…

— Знаю. Я видела. Моя пижама, — Гермиона тряхнула головой. — Шесть лет дружбы, — ледяным тоном продолжила она, — и все, что потребовалось, чтобы убедить тебя, — это украденная пижама и покусывание ногтя.

Рон задохнулся, словно его ударили в грудь.

— Возможно, я поверил потому, что хотел в это верить.

— Ты хотел верить в то, что я способна так поступить с Гарри?

— Не все в этом мире связано с Гарри, — холодно возразил он.

— Проклятье…

— Так вот, о Гарри, — Рон поднял руку, словно пытаясь заслонить себя от ее ярости. — Именно поэтому я и уезжаю.

— Почему? Потому что я хочу понять, что ты сделал? Потому что я хочу знать, в чем причина?

— И да, и нет, — голос был бесцветным и измотанным. — У меня нет ответов.

— Но ты же должен знать, почему так поступал…

— Я не знаю. Это был какой-то горячечный бред, — он сгорбился и, дрожа, сунул руки в карманы. — Закрывая глаза, я вижу ее лицо. Твое лицо. Я не спал ночами, мне было плохо от того, что я делал. Мне было плохо по утрам, меня тошнило, выворачивало, потом снова тошнило, — его глаза помрачнели. — Я касался ее, я проводил ночи напролет, разговаривая с ней. Нет, знаешь, это не был просто секс — мы болтали, ели, готовили домашнее задание по Зельям… и я даже не знаю, кто она. Она может оказаться кем угодно. И чем угодно, — он тряхнул головой и прислонился к стене. — Так что не надо, не спрашивай меня, почему я так поступил. Я сам себе задаю этот вопрос и не знаю на него ответа.

— Только не говори мне, как ты страдаешь, — услышав свой голос, она поразилась жестокости тона. — Я уверена, что этого всё равно недостаточно.

Его губы дрогнули.

— Можно я тебя кое о чем спрошу, Гермиона? Я такой ужасный, такой отвратительный — зачем ты просишь меня остаться?

— Потому что… потому я не справлюсь с этим в одиночку, — что ж, она сказала это. — Я не смогу.

— С чем ты не справишься в одиночку?

— Вернуть Гарри… Я… — Рон поднял на нее отсутствующий взгляд, и она прикусила губу. — Я видела его вчера вечером, и он…

По лицу Рона побежала судорога:

— Как?… Как он?

— Он сломлен, — отвела взгляд Гермиона.

Синие глаза Рона потемнели, но голос был тверд:

— Он давно такой, Гермиона. Ты не видела этого, потому что не хотела видеть. Но та, другая Гермиона, та, что притворялась тобой, — она знала об этом, — он снова взглянул на фотографию, что держал в руке, и резким движением сунул ее в нагрудный карман. — Она все подмечала куда лучше, чем мы.