Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине - Николай Давидович Жевахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С такими великими рабами Божиими Господь и приводил меня встречаться в жизни… Об одном из них, Николае Николаевиче Иваненке, я и рассказываю в нижеприводимом кратком очерке, воспроизведенном по памяти в 1924 году. К несчастью, мне не удалось вывезти свой архив из России, и ценнейшие бумаги, в том числе и переписка с Н.Н., дававшая обильный материал для его жизнеописания, сделались достоянием большевиков…
Жизнь человека многогранна и многообразна… Но в чем бы она ни сказывалась, мы видим, что не человек руководит ею, направляя по известному, заранее намеченному пути, согласно воле Божией, навстречу к определенным задачам и целям, а жизнь играет волею человека и точно издевается над ним… И на склоне дней своих, подводя итоги прожитой жизни, редкий человек остается доволен своей жизнью, и многие, многие с глубоким вздохом сознаются в том, что, если бы им пришлось начать новую жизнь, то они бы и жили иначе, чем раньше, и делали бы не то дело, какое делали прежде, что вся их прожитая жизнь была не «настоящей» жизнью, а в лучшем случае лишь приготовлением к ней… Самая счастливая жизнь, полная радостей и наслаждений, не способна удовлетворить духовно развитого человека и оставляет горечь разочарования, ибо никакие радости и утехи не могут убить тоски по небу…
И только ту жизнь можно назвать «настоящей» жизнью, в последний момент которой умирающий может повторить слова, написанные за несколько минут до кончины великим алтайским миссионером архимандритом Макарием Глухаревым († 18 мая 1847 г.).
«Мой Бог! Мой Царь! Отец!
Спаситель дорогой!
Пришел желанный день.
Паду перед Тобой…
Еще я на земле, но дух Тобой трепещет…
Зрю – светит горний луч!
Заря бессмертья блещет!»
Примером такой «настоящей» жизни и была жизнь Николая Николаевича Иваненко с момента его обращения к Богу.
Слава милосердию и долготерпению Божьему, воздвигающему в наши дни подобных людей!.. Горе тем, кто проходит мимо них, не замечая, или осуждая их!..
Здесь только слабое отражение этой жизни, но и оно показалось резким тем, кто, взглянув на него, увидел в нем свое собственное отражение. Я не нашел возможным смягчить внешнее содержание рукописи, памятуя, что там, где резкость, там в большинстве случаев – правда, а там где правда – там назидание, там же, где назидание, – там польза для души. Писатель же, если он добросовестен, должен думать не о себе и о том, будут ли его хвалить или порицать, а должен думать только о читателе и его духовной пользе.
Бари,
Подворье Св. Николая,
17/30 декабря 1933 г.
Николай Николаевич Иваненко
(† 6 августа 1912 г.)
Россия, как великая культурная ценность, не существовала для Европы. Россию боялись, но ее не знали и не понимали. И вместо того, чтобы черпать из России источник своего морального могущества и благополучия, источник подлинного знания и духовного просвещения, Европа на протяжении веков ослабляла и унижала Россию, даже не догадываясь о том, что толкала себя в бездну того хаоса, из которого и доныне не может выйти.
Сила России заключалась не в ее территориальных пространствах и богатствах, а в ее великой духовной мощи. Только Россия являла жизнью своих лучших сынов примеры осуществленного Царствия Божия на земле, только в России можно было научиться «настоящей» жизни и узнать, в чем такая жизнь заключалась. И, если бы Западная Европа познала духовную мощь России, то тот «кризис западной культуры», о котором теперь так много говорят и пишут, предрекая гибель этой культуры, давно бы наступил, и европейцы признали бы, что вся их культура давно утратила свои национальные черты, была порабощена еврейством, вытеснившим христианские основы культуры, имела ложное основание и зиждилась на обмане.
Русская культура тем и отличалась от Западно-Европейской, что сберегла свои христианские основы и в своем поступательном движении вперед не только не отрывалась от религии и ее требований, но и руководилась этими требованиями и сообразовалась с ними. Православие тем и отличалось от прочих религий, что было вне – национально, и русский подвижник, достигший горних высот, тем и отличался от подвижников инославных церквей, что становился в буквальном смысле слова гражданином неба, для которого не существовало ни преданий и писаний, ни догматов и обрядов, ни расовых и национальных различий, ни всего, что нужно земле, но не нужно небу, и для которого культура сердца была единственным путем восхождения к Богу.
Ему были непонятны не только догматические споры законников, с огрубелым сердцем, кишащим страстями, но непонятна была даже самая область догматов, непознаваемая умом и не могущая быть предметом теоретического усвоения, а доступная лишь духовному созерцанию – пределу человеческого совершенства на земле. Русский подвижник рассматривал окружающих его людей не с точки зрения их принадлежности к той или иной расе и вере, а с точки зрения их расстояния от Бога, и в его глазах язычник, поклоняющийся идолам, стоял нередко ближе к Богу, чем христианин с окаменелым сердцем. И чем выше он поднимался к небу, чем ближе восходил к Богу, тем всё более утрачивал свой земной облик, сбрасывая с себя всё то, что являлось уделом земли, но не могло существовать в пределах вечности, тем очевиднее превращался в земного ангела и небесного человека, свидетельствуя о том, что путь на небо открыт не православным или инославным, а человеку, покорившему свои греховные страсти всепобеждающею любовию к Богу и ближнему (I посл. к Коринф. 8, 2–3; Посл. к Галат. 5, 6; 6, 15).
В I томе своих «Воспоминаний», в главе 58-й «Природа русской души, Русские проблемы духа», я сделал попытку теоретического построения пути восхождения русской души к Богу. Всякой теории предшествует опыт, и моя глава заключала в себе не отвлеченные мысли, не предположения и возможности, а самую обыденную действительность на фоне русский жизни, ибо указанным мною путем шли не только выдающиеся русские подвижники, но и все совестливые люди, с неугасшим сознанием своей ответственности пред Богом, отличаясь друг от друга только расстоянием.
В настоящем очерке я хочу указать конкретный пример из жизни двух замечательных русских людей, из которых один стал известным всему миру, а другой и жил и умер никому неизвестным. Как ни различны были внешние условия их жизни, но их связывала общность душевных движений, общность исканий Бога и то, что общим был их первый шаг по пути к Богу. Но затем пути их разошлись в разные стороны; один дошел до Бога, другой свернул с пути и погиб, ибо