Нова - Сэмюель Дилэни

— Минутку, я сейчас узнаю.

Банни, где бы она там ни находилась в этом улье, несколько ослабила контроль, и девушка-диспетчер удивленно подняла брови.

— Так вы к Циане Морган? — спросила она теперь уже собственным голосом.

— Вот именно, — улыбнулся Лок.

В этот момент Банни снова включилась в разговор.

— Все в порядке, Лок. Она встретится с тобой на Юго-Западной, двадцать. Там не так многолюдно.

Лок повернулся к экипажу.

— Почему бы вам пока не побродить вокруг музея? Я получу то, что мне нужно, в течение часа.

— Можно ли ему брать эту, — девушка смотрела на Себастьяна, — эту вещь с собой в музей? У нас нет специального места для животных.

Банни ответила:

— Это ведь человек из твоего экипажа, Лок? Животное выглядит вполне домашним, — она повернулась к Себастьяну. — Оно смирное?

— Конечно, оно будет вести себя тихо.

— Можете взять его с собой, — разрешила Банни через девушку. — Циана уже вышла к месту встречи.

Лок обернулся к Катину.

— Почему бы тебе не пойти со мной?

Катин постарался не высказать своего удивления.

— Конечно, капитан.

— Юго-Западная, двадцать, — повторила девушка. — Вы можете подняться на этом лифте на один этаж. Больше никого?

— Никого, — Лок повернулся к экипажу. — Пока.

Катин последовал за ним.

Рядом со спиральным лифтом, на постаменте из мраморных блоков, высилась голова дракона. Катин задрал голову, разглядывая гребни вокруг каменной пасти.

— Мой отец подарил ее музею, — сказал, Лок, когда они вошли в лифт.

— Да?

— Она с Новой Бразилии, — они начали подъем вокруг центрального столба, и оскал пасти исчез за поворотом. — Когда я был ребенком, я играл внутри ее сородичей.

Внизу толпились туристы, казавшиеся отсюда крохотными. Золотая кровля накрыла их.

Они вышли из лифта.

Картины, развешанные на галерее тут и там, освещались особым образом. Многолинзовая лампа бросала на каждую висящую здесь раму свет — согласно предположениям нескольких ученых Алкэйна — наиболее близкий к тому, под которым была написана каждая картина: искусственный или естественный, свет красного солнца или белого солнца, желтого или голубого.

— Она будет здесь только через несколько минут, — сказал капитан. — Она только что вышла.

Катин прочитал название выставки: «Лица моего народа».

Вверху находился экран объявлений, меньший, чем в вестибюле. Сейчас на нем светилась надпись, сообщавшая, что все представленные здесь картины и фотографии созданы за последние триста лет и показывают мужчин и женщин разных миров за работой или развлечениями. Взглянув на перечень авторов. Катин вынужден был признать, что ему известны лишь два имени.

— Я позвал тебя с собой, потому что мне надо поговорить с кем-нибудь, кто сможет понять суть сказанного. Удивленный Катин поднял голову.

— Мое солнце — моя Нова. В мыслях я почти привык к ее сиянию. Я стал человеком, освещенным ее лучами. Всю мою жизнь окружающие меня люди делали то, что я хочу. Если же нет...

— Вы заставляли их?

Лок сузил желтые глаза.

— Если же нет, я искал то, что они могут делать, и использовал их для этого. И всегда находился кто-то еще, кто мог выполнить нужную мне работу. Я хочу поговорить с человеком, который может понять. Но разговор не выражает того, что я хочу сказать. Хотел бы я сделать что-нибудь, чтобы показать, что все это значит!

— Я... Я не понимаю.

— Поймешь.

«Портрет женщины» (Беллатрикс IV): одежда двадцатилетней давности. Она сидит у окна, улыбаясь, в золотом свете солнца, оставшегося за рамой картины.

«С Аштоном Кларком» (не указано): старик. Его рабочий комбинезон вышел из моды лет двести назад. Он собирается отключаться от какой-то машины, настолько огромной, что нельзя понять, что это такое.

— Удивительно, Катин. Моя семья — по крайней мере, со стороны отца, происходит из Плеяд. Однако я с детства разговаривал у себя дома как выходец из созвездия Дракона. Мой отец принадлежит к тому обособленному кругу старой гвардии граждан Плеяд, которые позаимствовали множество идей у своих предков с Земли и из созвездия Дракона, только это была Земля, которая умерла через пятнадцать лет после того, как старейший из этих художников взял в руки кисть. Когда я обзаведусь семьей, мои дети тоже будут так говорить. Не кажется ли тебе странным, что ты и я, похоже, ближе, чем я и, скажем, Тай и Себастьян?

— Я с Луны, — напомнил Катин. — Я знаю Землю только по визитам на нее. Это не мой мир.

Лок не обратил на его слова внимания.

— Но в некоторых отношениях Тай, Себастьян и я очень похожи. В эмоциональном смысле мы ближе друг другу.

И снова Катину понадобилась целая секунда (довольно неприятная секунда), чтобы вспомнить, что означает выражение боли на рассеченном лице Лока.

— Некоторые ваши реакции на возникающие ситуации будут понятны кому-то другому, а не тебе. Да, я знаю, что так дальше не пойдет, — он замолчал. — Ты не землянин, Катин. Но Мышонок — с Земли. И Принс. Один — беспризорник, другой... Принс Ред. Существует ли какая-нибудь связь между ними, как между мной и Себастьяном? Цыган просто очаровывает меня. Я не понимаю его. Но только в том, в чем, как мне кажется, я понимаю тебя. Принса я тоже не понимаю.

«Портрет нетрайдера». Катин посмотрел на дату: задумчивый нетрайдер просеивал туман сквозь свою сеть двести лет назад.

«Портрет юноши». Современника, конечно. Он стоял на опушке рощи...

— В середине двадцатого века, в 1950 году, если быть точным, — Катин снова взглянул на капитана, — на Земле была маленькая страна, называемая Великобританией, в которой существовало пятьдесят семь довольно сильно разнящихся друг от друга диалектов английского языка. Была также большая страна, называемая Соединенными Штатами, с населением в четыре раза большим, раскинувшаяся на в шесть раз большей территории. Там тоже существовали диалекты, но только две крошечные группы, насчитывающие менее двадцати тысяч человек, употребляли язык, который мог быть непонятен человеку, владеющему только литературным английским. Я привел этот пример, чтобы пояснить свою точку зрения: обе страны говорили на одном и том же языке.

— Что же у тебя за точка зрения?

— Соединенные Штаты были продуктом коммуникационного взрыва, развития способов передвижения, перемещения людей, информационной революции, развития радио и телевидения, что стандартизировало речь и образ мышления — не сами мысли, а способы их выражения, так что персона А может понять персону В, но также и персон Х и У. Люди, информация и мысли пересекают сейчас Галактику быстрее, чем Соединенные Штаты в 1950 году. Возможность взаимопонимания резко возросла. Наши родные миры разделяет треть Галактики. За исключением случайных воскресных визитов в Университет созвездия Дракона во время моей учебы сейчас я впервые покинул пределы Солнечной системы. Однако вы и я по способности к обмену информацией гораздо ближе врут к другу, чем уроженцы Уэльса и Корнуэлла тысячу лет назад. Помните об этом, когда размышляете о Мышонке или о Принсе Реде. Хотя Великая Змея свернулась вокруг колонны, символизирующей всего сотню миров, жители Плеяд и Окраинных Колоний признают ее. Мебель Республики Вега то и дело напоминает то же самое о своих хозяевах. Аштон Кларк значит одинаково много как для вас, так и для меня. Морган убил Андервуда, и это частично сделало наши познания... — он остановился, потому что Лок нахмурился.