Крепостной (СИ) - Злотников Роман Валерьевич

И именно это событие стало главным лейтмотивом их пребывания в Эдинбурге.

Университет в Эдинбурге всегда был на особом положении. Именно благодаря ему столица Шотландии получило наименование «Северных Афин»… и хотя пик славы города и университета, освящённый такими именами как экономист Адам Смит, историк Эдуард Гиббон, написавший «Историю упадка и разрушения Римской империи», поэт Роберт Бёрнс и несколько десятков других славных учёных, поэтов, литераторов и механиков, уже был позади — она ещё далеко не прошла. В университете Эдинбурга по-прежнему было много людей, идей и диковин. Вследствие чего Николай пропадал там целыми днями, по вечерам возбуждённо рассказывая Даниилу, с кем он общался и о чём они беседовали.

В один из дней он вернулся ещё более возбужденным, чем обычно.

— Мы сегодня беседовали с сэром Бэрдом, и я понял, что мы должны срочно открыть в России ещё пять университетов!

«Сэр Бэрд» являлся ректором университета и профессором лингвистики. Причём, преподавал он иврит и семитские языки. Кроме того, он был рукоположенным священником Шотландской церкви и Председателем её Генеральной ассамблеи. В университете ходили злые слухи, что своими высокими постами он более всего обязан удачной женитьбе — его тестем был Томас Олдер, лорд-провост Эдинбурга, но, как бы там оно ни было на самом деле, дядькой он оказался деятельным и особенных косяков не порол. А, наоборот, на всех своих постах старался быть полезным и делать то, что считал действительно нужным.

— О, как! — удивился Данилка. — И зачем?

— Потому что это не дело — в маленькой Шотландии, в которой живёт менее двух миллионов жителей — целых четыре университета, а в огромной сорокамиллионной России всего три!

— Хм-м… — Даниил демонстративно принял задумчивую позу. — Хорошо, а скажите мне в таком случае, Ваше Высочество — кто в них будет учиться?

— В смысле? — удивился Николай.

— Ну-у-у… как мне кажется, для того, чтобы поступить в университет требуется уже обладать кое-какими знаниями. И немалыми. Так?

— Ну да, — кивнул Николай. — Но в дворянских семьях…

— А ты не поинтересовался, сколько дворян учится в Эдинбургском университете? — перебил его Даниил. Николай удивлённо воззрился на него.

— В смысле сколько? Все!

— Да ты что? — саркастически вопросил Даниил. — Тогда ты, может быть, расскажешь мне из какой семьи вышел сэр Бэрд? Кто был его отцом?

— В смысле — кто? — Николай замер, хмуря лоб. После чего нерешительно продолжил: — Ну, судя по тому, что он является зятем…

— А-рен-да-тор, — по слогам произнёс Даниил. — Его отец был арендатором. Сэр Бэрд родился на ферме Инверэвон в приходе Бо’Несс в западном Лотиане. То есть, по существу его отец был обычным крестьянином. Только вот не крепостным. В этой стране крепостных нет уже с XV века, — он сделал паузу, после чего продолжил:

— А недворян в университете более половины. Причём это в этом, Эдинбургском, расположенном в столице Шотландии. А, скажем, в Университете Глазго таких три четверти. А в Абердинском — две трети… И это никого не смущает. Более того, Роберт Бёрнс, поэтическая звезда Шотландии, человек, которым шотландцы гордятся более, чем многими правителями и полководцами и чей День рождения празднуют как официальный или церковный праздник — так же сын крестьянина. Причём грамоте он обучился в приходской школе, образование в которой сейчас доступно практически каждому, — всё это Даниилу рассказали уже не один раз в эдинбургских пабах. Причём, рассказывали в каждом, в который он заходил. И с гордостью добавляли, что Бёрнс у них тоже пил. Вон там — гляди, вон его любимый столик… — Но даже это уже, по мнению, кстати, именно сэра Бэрда, далеко недостаточно. Поэтому он последовательно выступает за создание в каждой деревне полноценной школы, — Даниил замолчал, испытующе глядя на Николая. Тот замер, напряжённо думая.

— То есть ты считаешь, что если не решить вопрос с крепостной зависимостью и всеобщим образованием — новые университеты не нужны? — юный Великий князь, в принципе, был совершенно не против освобождения крестьян. Как и всеобщей грамотности. Даже строго за. Такие у него были учителя… Кстати, по большей части те же самые, что и у его брата Александра. Который тоже признавал все недостатки крепостничества. Но, признавая это, что Александр, что Николай воспринимали вопрос его отмены как… этакий чистый гуманизм. Рабство — это не хорошо. Крепостничество — суть рабство. Значит надо как-то расстараться, поднатужиться, и искоренить крепостничество. Пусть с потерями и расходами, но такова уж доля культурного и цивилизованного человека. Так что надо, надо заняться этим… но в своё время. И не сильно обременяя казну. Ну и, естественно, не создавая особенного напряжения в среде дворянства. А то ещё прилетит как papa табакеркой по голове…

— Ты, похоже, кое-что не понимаешь, — медленно продолжил Даниил. — Если не решить эти вопросы — университеты не помогут. Тем более, что их нужно вовсе не «ещё пять», — слегка передразнил он Николая, — а-а-а… сколько там в Шотландии на два миллиона населения? Четыре? Значит, на сорок требуется восемьдесят. И это только чтобы догнать Шотландию. А она, как ты помнишь, в своё время проиграла Англии и стала её частью… Но у нас даже на восемь студентов будет взять неоткуда! Потому что дворянское семейное образование — оно о-о-очень разное. Мы ж с тобой Фонвизина читали. Митрофанушку помнишь? Ну вот… Так что, если этого не сделать — страна начнёт быстро отставать от той же Англии, а также от Франции, Австрии, Голландии и других передовых стран. Сейчас-то мы блистаем — как же, самая сильная страна Европы! Победители Наполеона! Наша армия неисчислима, а пушки мощны… вот только — вспомни паровозы. И паровые машины вообще. Как нам рассказал Уатт, уже сейчас в Британии трудятся десять тысяч паровых машин — откачивают воду из шахт, приводят в движение станки, таскают грузы по железным дорогам и рекам… Так вот — пройдёт немного времени и пароходы повезут грузы и людей даже через океаны, а в промышленности, на сотнях тысяч заводов и фабрик, большая часть которых будет создана отнюдь не дворянами, а сотнями тысяч этаких английских вариантов Аникиты Демидова, который у нас, отчего-то, за столько лет появился всего один — свободными, грамотными людьми, способными оценить или, даже, создать самостоятельно новые продукт, товар или технологию… Ну как наш знакомый Джордж Стефенсон, например — сын шахтёра, между прочим! Так вот, на этих заводах и фабриках начнут работать не десяток, а многие сотни тысяч паровых машин, обслуживаемых грамотными и образованными механиками, с помощью которых будут создаваться невиданные механизмы и инструменты. И оружие. Оружие, которое так же потребует грамотную и образованную обслугу. Зато один образец подобного оружия будет одним выстрелом сметать целые роты солдат, вооружённых петровскими дульнозарядными фузеями… Не ждёт ли нас в этом случае судьба Индии? Там ведь тоже было развитое государство, с искусными крестьянами и ремесленниками, продукцию которых с удовольствием покупали британские купцы. И живёт там куда больше народу, чем в России. Под двести миллионов. Или уже за двести? Неважно. А важно то, что их ремесленники делали великолепные, удивительные, замечательные… зачастую куда лучше английских мечи, сабли, копья и луки. Иначе с чего бы-то их покупали английские купцы. А ты сам видел сколько в Англии лавок, продающих индийское оружие, ткани, посуду, мебель, дары земли… Но, когда туда пришли солдаты с ружьями и пушками — всё это оказалось бесполезно. Сделать же свои ружья и пушки они не смогли. Не оказалось технологий. И всё. Многочисленность не помогла. Как и великолепные сабли и луки, — он сделал паузу, бросив взгляд на Николая, который выглядел слегка пришиблено. Потому что, по словам его слуги и-и-и… друга? Да, друга. Он сейчас понял, что на самом деле так считает… Так вот, судя по его словам — вопрос уничтожения крепостной зависимости и всеобщей грамотности, это не вопрос гуманизма и человеколюбия, а вопрос выживания государства. И если это так… Николай аж зажмурился от открывающейся перспективы.