В активном поиске - Сергей Александрович Плотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было так внезапно и так чудовищно, настолько перечеркивало все планы и надежды всех жителей Чаши, что растерялся даже Мурат. Мы продолжали висеть, молча созерцая картину медленно нарастающих разрушений, просто не понимая, что делать. Не знаю, сколько времени прошло — секунды или целая минута, когда в оцепеневший от ужаса мозг пробилась-таки мысль о детях. О моих только что рожденных или еще не рожденных детях!
— К кальдере, быстро!!! — заорал я, и джин сразу же подчинился. Под ногами земля и скалы ходили ходуном и кое-где трескались, рассыпался на трубы, плачущие водой, временный водопровод. Но здания стояли и осыпей пока почти не было — первые устояли раньше, доказал свою прочность, а все опасные участки мы успели так или иначе обезопасить. Обычно просто зарастив под магическим бустом цепкими растениями Шелы.
Мурат выбрал параболическую траекторию движения, пытаясь за счет “горки” выиграть время — как я потом узнал, горизонтально джинны не умеют “без всего” быстро летать. Из-за этого к каменной крыше “Скромного приюта” мы подходили сверху-сбоку. Мысленно я уже, не чуя ног, мчался в родильный зал… но выносливость все еще хранила остатки моего самообладания. Именно потому я заметил бегущую по гребню человеческую фигурку. Поправка — дриадскую. И бежала она к месту, где мы договорились проводить древесный ритуал с родами. Чёрт!!! Неужели никак потом?! Ты же говорила про неделю!
— Туда!!! — я рукой указал нужно место посадки. Но легконогая айруни все равно оказалась первой. Запрыгнула на круг, образованный побегами и корнями её собственной растительной компоненты, ранее отделенной — и рванувшие ветви принялись её оплетатать. Проклятье! Землетрясения я еще не умею останавливать!!!
— Что б мне в лампе тысячу лет с поносом… — прошептал синекожий таким тоном, что у меня едва волосы на голове не зашевелились. А потом я понял, о чем он — и прическа все-таки пострадала.
Казалось, пришел в движение весь остров — во всяком случае, весь видимый отсюда сектор. Мы коснулись набитой тропинки именно в тот момент, когда из-за зданий, из садов, прямо из скал полезли извивающиеся на зависть самым резвым змеям корни. Корни, толщиною в хороший дом! Прямо на моих глазах они, словно нить в руках хирурга, стали закрывать трещины и сшивать поверхность разбуженного стратовулкана.
Через мгновение до меня дошло, что то же самое происходит и в глубине. И происходит за счет того, что Шелковица одно за другим сжигает залежи ебонита! Не даром мы вместе с ней оплели её зеленью все развалины выведенных из строя Источников и подготовили возможность подрыва каждой кубышки! Надеялись, что трех хватит обеспечить быстрые и безопасные роды… и вот как вышло.
— Шел! — я бросился к “нашему” месту. Даже не знаю, зачем — отвлекать спасительницу острова, наверное, не стоило. Но подобраться не смог: на месте ветвистого круга теперь поднималось толстенное дерево с кроной, начинающейся в трех метрах над моей головой. И продолжающее расти! Но вдруг кора пошла рябью, как круги на воде, и сформировала лицо айруни.
— Четыре, — я больше угадал, чем услышал число.
Да, так плохо с головой у меня давно уже не было. Иначе как объяснить, что я обхватил, как смог, поверхность древесного ствола и запечатал её губы в поцелуе? Дебил… Но пронесло. Может, потому что с подвижной корой все же целоваться… странно.
— Ты как и как ребенок?!
Я уже говорил, что временно съехал глуздом? Повторю.
— Израсходовала пятую башню, — на миг лицо моей жены стало почти настоящим, хоть и деревянным, только глаза засветились синим… и потухли. — Чувствую, моим корням удается стабилизировать это место…
И правда, тряска почти прекратилась. И рокот просыпающегося вулкана стих.
— Еще одной должно хватить, — голос перестал напоминать скрип, стал почти похожим на тот, что был у Шелковицы до трансформации. — Возьми дочь и неси, не задерживаясь к нашим. Они родили, у двоих на третью должно хватить молока.
— А сама?! — я вдруг понял, что любимая и не собирается выбираться из дерева сама. — Есть же еще!
— Им, — указала она мне глазами, одновременно окончательно растворяя лицо в коре. Я обернулся — и увидел уже близко подобравшийся к острову дирижабль. Огромное, наверняка безумно дорогое воздушное судно, скорее всего единственное в своем роде — ресурсов у Хималии много, но не бесконечно же. И этим воздушным флагманом рискнули, чтобы подвезти запрошенный мною гарнизон и “продемонстрировать флаг”. А мы тут сейчас весь ебонит сами сожгем… Да ну и хрен с ним. На складе уже добытый лежит, и еще что-нибудь приду… Шел!!!
На коре не осталось и следа милого лица. Зато сформировалась длинная щель, которая медленно и осторожно раскрылась, выпусти немного жидкости. На почти сухой коре остался ребенок с зеленоватой кожей, грудной младенец женского пола. Без пуповины, но с выпирающим пупочком. Дочь немедленно залилась истошным плачем!
Не помню, как сорвал с себя рубашку, чтобы укутать её. Почти не помню, как бежал по тропинке к родильному отделению. Мне даже в голову не пришло, что рожениц успели вывести от катаклизма. Не успели. Возмущенный рев тут же подхватили еще две маленькие, но на диво голосистые глотки.
Все хорошо. Все живы, хоть и напугались! И Шелковица тоже — хоть и предпочла ради успеха мужниной политке в дереве застрять. Ничего, вытащу! Всего-то и надо наладить массовое производство ебонита и привезти сюда пару-тройку трюмов этого материала. И мы все опять будем вместе, и Цветочек не будет скучать по своей собственной маме. И ничего я не плачу — просто что-то в глаз попало. И в другой. И…
— Командир, “Киров” передает по оптическому телеграфу: команды кораблей эскадры принуждены спустить флаги и сдаться. В процессе линейному кораблю “Сокрушительный” нанесены повреждения средней тяжести. Клипперы его сейчас буксируют в порт, — четко доложи Мурат, открыв дверь родильного зала.
— Киров, значит, — посмотрев на заснувших рядком младенцев и прикорнувших над альковом матерей, проговорил я. Жизнь продолжается — только долгов у меня стало сегодня побольше. — Пойдем, приготовим встречу. Хоть объясню
