Ангел тьмы - Тилли Бэгшоу

Индия. Демартен сейчас мог думать только о том, как прекрасно вписываются новости в теорию Стури о том, где Азраил нанесет следующий удар. Немец и без того задирает нос. Теперь же он станет совсем невыносимым.

Не успел он взять телефон, как раздался новый звонок.

— Привет, Клод. Это я.

— Босс! Как раз вовремя! Слушайте, только что звонил Лю.

— Не важно, — оборвал Дэнни. — Немедленно перешли мне лучшие фото всех вдов. Только лица.

— Сейчас сделаю. Но я насчет Лю. Он требует, чтобы вы немедленно перезвонили. Он…

— Немедленно, Клод. Я жду у ноутбука. — Магуайр отключился.

Что это творится с великими детективами? Почему они теперь не дают времени даже закончить фразу?

Сидя на постели в номере отеля, Дэнни смотрел на страницу электронной почты.

Одна минута. Пять минут. Десять. Какого дьявола?! Сколько времени нужно, чтобы загрузить и послать несколько вшивых фоток?

Услышав наконец короткое «дзинь», возвещающее о новом сообщении в запароленной папке «Азраил», Дэнни облегченно вздохнул, но тут же насторожился, увидев отсутствие прикрепленных файлов.

«Снимки сейчас будут, — писал Клод Демартен. — И кстати, инспектор Лю сказал, что они в Индии и вы должны немедленно ему позвонить».

В Индии?! Прекрасные новости! Как и слово «они». Это означало, что Лайза Баринг жива и все еще с… кем? Фрэнки Манчини? Через минуту Дэнни позвонит Лю и узнает всю историю. Как только Клод пришлет чертовы снимки.

Наконец, после того как прошло целое тысячелетие, а на самом деле полторы минуты, в папку упал большой файл, озаглавленный «Вдовы». Дэнни открыл его дрожащей рукой.

Вот они, улыбаются ему через годы, их лица плывут на экране слева направо в хронологическом порядке.

«Анджела Джейкс… леди Трейси Хенли… Ирина Анжу… Лайза Баринг».

Сначала все было не так очевидно. Чисто поверхностные различия: цвет и длина волос, легкие изменения в макияже, а некоторые снимки, как, например, Ирины, были расплывчаты и немного искажены. Возраст творил обычную черную магию, вытравливая паутину тонких морщинок на когда-то гладкой коже. Вес то прибывал, то убавлялся, из-за чего некоторые лица выглядели осунувшимися, в то время как другие — цветущими и даже с хомячьими щечками. Были и другие значительные изменения. Лицо Анджелы Джейкс было самым прелестным, молодым и невинным, не тронутым временем. Рыженькая Трейси Хенли, с другой стороны, казалась жестче и выглядела более искусственно. Хотя Трейси, несомненно, была красива, Дэнни теперь видел, что кончик носа ее был необычно узок, словно она перенесла пластическую операцию. У Лайзы Баринг был такой же маленькой нос, но казавшийся более естественным. Однако лоб более высокий и более гладкий.

С экрана на него смотрели их глаза. Морщинки и гусиные лапки могли появляться и исчезать, скулы, губы и носы могли переделать хирурги, но глаза не изменишь. Темно-карие, как расплавленный шоколад. Грустные. Чувственные. Завораживающие.

Впервые Дэнни посмотрел в них, когда отвязывал Анджелу Джейкс от трупа мужа. То и дело теряя сознание и снова приходя в себя, Анджела открыла глаза и взглянула на него. И жизнь Дэнни навсегда изменилась.

Годы спустя те же глаза заманили в объятия смерти Пирса Хенли. Загипнотизировали Дидье Анжу. Заколдовали Майлза Баринга. Превратили Мэтта Дейли во влюбленного глупца. Издевались над инспектором Лю.

Все лица были разными. Но глаза их выдавали.

«Азраил не «он». «Она». Это одна и та же женщина».

Глава 24

Мужчина ускорил шаг. Переулок был темным и пах пряностями и человеческим дерьмом.

«Шафран, кумин и экскременты, индийская эссенция». Мужчина рассмеялся собственной шутке. Но смех его был нервным, почти истерическим. За ним снова следили.

Лавируя между рикшами и спешащими коричневыми фигурами, он нырнул за лоток пекаря. Узкий проход вел под кирпичную арку и во двор, где в печах пеклись плоский индийский хлеб и лепешки паратха. Любопытные полуголые детишки так и кишели вокруг, заинтригованные белым лицом чужака. Он с колотящимся сердцем разогнал толпу малышей. Второго выхода со двора не было. Если преследователь видел, как он скользнул за лоток, его точно поймают. Поймают и убьют. Милости мужчина не ожидал.

Сначала он думал, что его преследует полиция, но это заблуждение скоро развеялось. Тени, маячившие за спиной, были куда более зловещими. Выходя в город, он чувствовал их присутствие, холодное и угрожающее, словно за ним следовали злобные призраки. Он изнервничался. И ему становилось все труднее принять решение.

Однако на этот раз ему, похоже, удалось ускользнуть. Никто не последовал за ним во двор пекаря. Он осторожно вышел в переулок, прошагал несколько кварталов и оказался на большой улице, где вездесущие рикши уступили дорогу более современным желтым такси. Почти Нью-Йорк. Он вытянул руку:

— «Тадж-Махал-Пэлис», пожалуйста. Поскорее!

Этот человек бывал в барах самых дорогих в мире отелей. «Шато-Мармонт» в Лос-Анджелесе, «Сан-Пьетро» в Позитано, «Пининсула» в Гонконге. Но ничто не могло сравниться по богатству и роскоши с «Тадж-Махал-Пэлис» в Мумбаи. Великолепному смешению мавританского, восточного и флорентийского стилей мог позавидовать любой махараджа. Главный бар выходил в вестибюль — огромное пространство с мраморными полами и сводчатыми алебастровыми потолками. Арку, покрытую изысканной резьбой, поддерживали две колонны из оникса. За аркой начинался бар, погруженный в полумрак и освещенный одними свечами. Обстановка здесь была более интимной, но такой же роскошной: диваны, обитые винно-красным бархатом, такие мягкие, что посетители словно сидели на облаках, и антикварные персидские ковры самых невероятных расцветок. Богато одетые пары смеялись и болтали, их хрустальные бокалы, в которых плескалось вино или лонг-айлендский чай со льдом, сверкали, как бриллианты. Короли на день…

Он уселся на свое обычное место, в самой дальней уединенной нише, и заказал диетическую колу и цыпленка с кумином на гриле, которого подавали в закусочной бара. Он не был голоден, но придется поесть. Ждать и наблюдать придется всю ночь.

Сара Джейн Хьюз не заметила американца, сидевшего в углу. Она была слишком взволнована, чтобы думать о ком-то, кроме Дэвида. Опаздывать не в его принципах.

Может, он все-таки передумал после того дерьма, в которое я его окунула?

Она не могла точно сказать, пугает ее такая перспектива или радует. Временами давление становилось невыносимым.

«У меня почти миллиард долларов! Нравится тебе это или нет, такие деньги — это куча проблем».

Проблемы. Это еще слабо сказано.

Вынув из сумочки маленькое зеркальце в черной оправе, Сара Джейн освежила макияж и уложила волосы, как нравилось Дэвиду. Расправив юбку на коленях, она расстегнула блузку ровно настолько, чтобы намекнуть на роскошь фигуры. Дэвиду, как и большинству мужчин, нравилась скромность. Так он чувствовал себя в безопасности. И считал, что прелести Сары Джейн существуют исключительно для его глаз. Что, разумеется, так и было.

Пока смерть нас не разлучит.

Но тут появился Дэвид и пошел ей навстречу, осветив комнату, как умел только он: живая шаровая молния харизмы. Так красив. Так обаятелен.

Я не смогу это вынести…

Она вынудила себя дышать глубоко, размеренно, чтобы хоть как-то успокоиться.

— Дорогая, прости, я опоздал.

— И намного! — Она поцеловала его в губы, провела ладонями по волосам, слегка тронутым сединой на висках. — Я уже начала волноваться.

Завистливые женские взгляды буравили ее. Сара Джейн ослепляла их ярким сиянием обручального кольца с сапфиром и бриллиантами.

Дэвид Айшег ответил на ее поцелуй.

— Глупышка! Тебе ни к чему волноваться. Ни сейчас, ни потом. Я всегда о тебе позабочусь.

Мужчину в углу трясло. Он не мог вынести этой сцены. Сара Джейн и Дэвид. Так больно. Однако он не мог заставить себя отвернуться.

К его столику подошла официантка.

— С вами все в порядке, сэр? Принести что-нибудь?

Верните мне мой рассудок, пожалуйста. А если у вас его нет, тогда прозак со льдом и капелькой хлорпромазина.

— Бурбон, пожалуйста. Без льда.

В другом углу бара вел наблюдение другой человек. Он замечал все: бледность иностранца, отчетливую дрожь его рук, державших стакан. Он преследовал белого человека уже несколько дней и постепенно стал думать о нем, как о старом друге.

Бедняга. Его сердце не может смириться с правдой, которую видят глаза. Есть ли худшее в мире безумие, чем безумие любви?

В сердце мужчины росли сострадание и жалость к потерянной душе. Как жаль, что придется его убить!