Флоренция — дочь Дьявола - Иоанна Хмелевская

Моника описала мне это место и дорогу к нему, начиная от бара «Рысь». Я могла теперь туда без труда добраться. Я ещё раз похвалила её намерения и обещала в самое ближайшее время проведать Флоренцию.

Януш слушал наш разговор по второму аппарату. Он положил трубку, и мы вернулись в кухню.

— Все должны, конечно, следить за своими лошадьми, но я считаю, что больше всех остальных в опасности Флоренция. Перерыв — это всегда, как я понял, какое-то расслабление, хотя уезжает только одна Вонгровская. Этим гадам может представиться оказия, которую они обязательно используют, но, если оказии не будет, они и останутся с носом. Пусть везёт лошадь в этот Трускав…

Если бы я могла предвидеть своё участие в последующих событиях, во мне наверняка родился бы дикий и решительный протест…

Левада была обширной и добросовестно вытоптанной, хозяйские лошади отличались кротким и покладистым характером, конюшня небольшая, но устроенная очень удобно, так что Флоренции её дача понравилась. Монике тоже. Она решила пока поселиться у своих знакомых, которые отослали детей к морю и располагали свободной комнатой. В Варшаву же она собиралась приезжать тогда, когда Зигмусь будет её подменять. Проблем с тренировками здесь не было, дорожки в лесу и в поле отличались замечательными условиями, и все были очень довольны.

Но следовало помнить также и о существовании Ворощака. Внешне он казался очень крутым, но внутри был решительно всмятку. Он весьма легко поддавался на просьбы и уговоры, стараясь всеми силами приспособиться к ситуации. В данном случае его как раз не надо было ни стращать, ни вынуждать, хватило пузыря водки. Прежде чем окончательно упиться, он успел сообщить двоим своим приятелям об отъезде Флоренции. Он собственными глазами видел, как она входила в фургон.

Водитель фургона потом пытался найти кого-нибудь, кому мог бы рассказать о страшной сцене, в которой он играл главную роль. Под дулом пистолета он все-таки признался, куда отвёз кобылу, хотя сперва и врал, что в Лонцк. А эти мерзавцы успели проверить, что в Лонцке её нет, в лошадях они, может, и не разбирались, но такие огромные страшные чёрные звери, как Флоренция, нечасто попадаются. Конечно, в Лонцке гуляет на лужке Дьявол, но Флоренция-то кобыла. Её присутствие — или отсутствие — заметит каждый дурак. Шофёр боялся, что в него будут стрелять, поэтому, когда к виску ему приставили пистолет, сказал правду.

Со своими угрызениями совести он носился весь следующий день. Осики не было, Вонгровской не было, директора не было, в конце концов он пошёл к Еремиашу. Еремиаш отнёсся к делу серьёзно, но наткнулся на то же самое препятствие — никого не было. В итоге он позвонил мне.

Моё удовлетворение по поводу удачно решённого вопроса с Флоренцией лопнуло как мыльный пузырь. Угадав, кто разболтал про отъезд лошади, водитель фургона поймал этого орангутанга, поставил ему литровку и получил от Ворощака подробности, которые передал Еремиашу, а Еремиаш — мне. Тот самый мафиозный шеф, упрямая скотина, якобы заявил, что покажет, кто тут правит бал, и согнёт строптивых в бараний рог через их любимую лошадь. А все остальные пускай посмотрят, чем оборачивается непослушание. С людьми поступать будет точно так же.

Люди меня мало касались, но из-за Флоренции я страшно разволновалась, даже не могла уснуть, потому что Еремиаш позвонил поздно вечером, и я в бешенстве потребовала у Януша, чтобы он хоть что-нибудь сделал! Пусть, по крайней мере, найдёт Гжеся!

Гжесь, как выяснилось, слегка подпортился. Дело в том, что склонность стеречь и беречь главным образом Монику он должен был подавлять прямо-таки нечеловеческим усилием воли. Склонность эта страшно мешала ему в его остальных обязанностях. Гжеся смогли найти и подтолкнуть в нужном направлении, так что ночь я могла бы спать спокойно. Однако мне это не удалось, и чудовищно ранним утром я тронулась в путь. После очереди на бензоколонке и непонятной пробки на Вислостраде утро перестало быть ранним. Я плюнула на Маримонт, поехала в сторону Липкова, и, прежде чем выбралась из города, прошли долгие столетия.

Зигмусь тем утром остался с Флоренцией, подменив Монику, а она поехала в Варшаву и должна была вернуться поздно вечером. Он оседлал Флоренцию и медленным шагом отправился на пленэр.

Лето было сухое. Земля на лугах, пригорках и пустошах закаменела. Галопировать Зигмусь позволял лошади только на ровных грунтовых дорогах, но шажком она могла ходить везде, и чем труднее территория, тем лучше было для неё. Флоренция была не изнеженной куколкой, а форменным драконом, сама выбирала, куда поставить ногу, и Зигмусь старательно культивировал в ней эти склонности согласно распоряжениям Моники. Оба упрямо мечтали о Большом Пардубицком и с самого начала решили приучать Флоренцию к дополнительным трудностям. Но было очень похоже, что она сама считает эти штуки не трудностям, а исключительно развлечением.

С дороги на Малый Трускав они свернули налево, в луга, через которые далеко вилась грунтовая дорога. Кобыла рвалась в галоп. Зигмусь как раз собирался ей это позволить, когда произошло нечто ужасное.

Из-за густого кустарника позади рва выскочила какая-то фигура. Фигура держала в руках нечто длинное и замахнулась, целясь этой штукой не в лошадь, а во всадника. Зигмусь должен был бы получить страшный удар по голове, который надолго бы вычеркнул парня из рядов трудоспособных людей, но карате выработало у него великолепную реакцию. Когда нападающий замахнулся, Осика как раз наклонился над Флоренцией, чтобы потрепать её по шее. Тут он заметил противника, мгновенно выпрямился и отклонился влево, так что удар палкой пришёлся ему в плечо, причём удар был ослаблен движением Зигмуся.

Флоренции враг не понравился. Бог его знает, чем он там вонял, никто его не нюхал, но Флоренция решительно сочла этот запах омерзительным, потому что немедленно рванулась и укусила мерзавца. Бандит оказался слишком близко от головы кобылы. Руки она ему не раздробила, он каким-то образом сумел вырваться, но оружие при этом выпало. Флоренция с визгом рванулась в бой, а Зигмусь, который как раз в этот момент уклонился от удара, впервые в жизни вылетел из седла.

Появились ещё два агрессора, двое остались возле жокея, а третий помчался за лошадью. Зигмусь сумел упасть на ноги и без малейших колебаний применил уже усвоенную технику боя. Двое противников, хотя оба и вытащили ножи, были для Зигмуся сущей ерундой, если ещё учесть укушенную руку одного из них. Однако из безуспешной погони за Флоренцией вернулся третий. Ушибленный палкой Зигмусь стал все же слегка бракованным ниндзя, так что в конце концов все могло кончиться весьма скверно, если бы не то, что откуда-то из воздуха появился Гжесь и немедленно принялся за дело.

На этом этапе я видела драку в зеркальце заднего обзора. Я подъехала в тот момент, когда Зигмусь сворачивал на луг, а я сама стала заворачивать на эту дорожку, аккурат когда на него замахнулись палкой. Моя личная помощь могла ему только помешать, хотя я в первый момент и попыталась задавить одного из бандитов. Тот, правда, отскочил с дороги, и я занялась другой проблемой. Выпущенная из рук Флоренция неслась прямо вперёд со скоростью железнодорожного экспресса, и мысль о том, что после придётся искать её Бог весть где, ударила мне в голову, словно колокол. Я в своё время столько пережила, разыскивая собаку, а тут ещё и лошадь! Тем более что на собаку тогда никто не покушался…

«Фольксвагенам» ужасно нравится ездить по грунтовым дорогам, но все-таки Флоренция в этом виде спорта оказалась впереди. Она удалялась от меня; к счастью, мчалась она по-прежнему по дороге, не сворачивая. Я отчаянно пыталась вспомнить топографию окрестностей: нет ли по дороге какой-нибудь канавы, овражка, воды.., словом, какого-нибудь препятствия, через которое она радостно перепрыгнет, а я повешусь на ближайшей ветке. Гнаться за ней на машине — это ещё куда ни шло, но пешком…

Ни одной живой души в округе не было видно, потому что местность в принципе принадлежала заповеднику. Дорога петляла, на обочине возникали кусты, временами я теряла Флоренцию из виду. Один раз над дорогой метнулась чёрная тень, и я поняла, что Флоренция сократила себе путь, перепрыгнув через что-то. Меня терзали смертельные опасения, что она запутается в брошенном поводе, зацепится ногой, свалится… Ведь её сейчас дополнительно подгоняют бьющие по бокам стремена… Я проклинала в мать-перемать Зигмуся, Монику и их пардубицкие тренировки: слишком много сил было у этой проклятущей кобылы, нормальная лошадь уже давно замедлила бы галоп! Смилуйся, Боже, надо мной, где она остановится, если вообще остановится?!

Где именно она остановилась, я никогда не узнала, потому что она мне этого не рассказывала. С того момента, как посмотрела на спидометр, я накрутила ещё одиннадцать километров, а посмотрела я на него только где-то на половине бешеной погони. Рысак может пройти пятьдесят километров, но она-то мчится галопом… Я совершенно потеряла её из виду и лихорадочно металась всюду, куда мне только удавалось въехать, напряжённо оглядывая окрестности, поскольку сообразила, что в этой местности встречаются ещё и небольшие болотца. Лошадь, может, и проскочит, а вот машина увязнет — и поминай как звали… Днищем я зацепила какую-то корягу. Потом пыталась подкрасться к чёрной стае ворон, уверенная, что это затаилась Флоренция… Словом, что я пережила, — то моё.