Чистилище. Янычар - Александр Золотько

Янычар тронул рукой висок, место, куда ударила бейсбольная бита первый раз. И снова не почувствовал боли, не нащупал ни шишки, ни ссадины.

– Вот только чудес не хватало, – сказал Янычар и вошел с балкона в квартиру.

Прошел на кухню и сделал еще одну отметину на стене возле двери.

Прошло восемь дней с начала катастрофы. И он еще жив.

Глава 07

В бункере воняло. Техники и пост контроля утверждали, что все нормально, что содержание посторонней ерунды в воздухе не превышает нормы, что фильтры работают в штатном режиме, а рециркуляция воды и воздуха происходит согласно инструкции и предписаниям, но полковник Иванченко не мог избавиться от ощущения вони.

Разило чем-то гнусным, отвратительным и тошнотворным. Безнадегой воняло, а эту субстанцию ни один фильтр отловить не мог. Мерзко, тошно, страшно.

Да, страшно.

Иванченко никогда не признался бы никому из своих подчиненных, членам своей семьи, священнику на исповеди в том, что ему страшно. Он и себе не сразу признался в этом, долго делал вид, что, в общем, все идет нормально, даже удалось перестать быть бунтовщиком. Он честно связывался с Лидером по спецлинии, продиктовал список обитателей Узла-три и каждый вечер докладывал о том, что в бункере ничего эдакого не произошло.

Ему в ответ сообщили, что средства борьбы с вирусом пока не нашли, но обнадежили, что защита работает и если не выходить наружу, то можно не бояться заразы. Держись, полковник, сказал Лидер, имей в виду, что главная для тебя опасность не снаружи, а внутри. В тебе самом, в первую очередь.

– Ты же гуманист у нас, – сказал Лидер. – Ты же ради спасения семьи… Ради спасения жизней своих подчиненных на присягу наплевал и на приказы высшего командования положил с прибором. И я подозреваю, что там у себя в лесу ты занимаешься демократией, полковник. Занимаешься, признайся.

Полковник не ответил.

– Красноречиво молчишь, – засмеялся Лидер. – Ну так имей в виду: человек – тварь неблагодарная, а человек праздный – еще и смертельно опасная тварь. Мне знакомый дрессировщик рассказывал – рано или поздно тигры и львы станут дрессировщика проверять. На мелочи поначалу – на тумбу не захочет садиться, сквозь обруч прыгнуть. Поначалу. И если дрессировщик им это спустит – то сожрут они его. Во всяком случае – попытаются. И придется тигров-львов убивать в количестве, а не ограничиться показательной поркой одного из них. Улавливаешь намек?

– У меня больше нет новостей, – сказал холодно полковник. – Я могу прервать связь?

– Ты даже генерала устранил без разрешения, что тебе сеанс связи, – снова засмеялся Лидер. – Что касается новостей… То, что вы там еще живы – хорошая новость уже сама по себе. Для тебя и немного даже для меня. И то, что вы уже почти две недели там живете и не перегрызлись – просто чудо. Я тебе по секрету скажу: даже у нас тут небольшие эксцессы имели место. Представляешь? Даже у нас. Мы проблему решили, и ты имей в виду. Усек?

– Усек, – кивнул полковник, будто собеседник его мог видеть.

– Тогда – до связи.

– До связи, – сказал Иванченко и отключил линию.

Советовать он будет! Советчик нашелся… Как будто полковник и сам не понимает. Если солдат получает прорву свободного времени, то начинает всякой ерундой заниматься. Тут тебе и дедовщина, и падение дисциплины, и поиск идиотских развлечений.

В бункере почти пятьсот женщин. Говорят, что две хозяйки на кухне – уже скандал, а тут… Жена Иванченко жаловалась, что бабы шептаться начали. Переговариваются о чем-то с недовольными лицами, а когда она заходит в помещение – тут же замолкают с испуганно-недовольным видом.

Две недели. Всего две вонючих недели, а уже имеем три драки среди солдат, десяток скандалов между женами офицеров и прапорщиков. Бабы устраивали склоки за очередь на стирку, при получении продуктов, на занятие в спортзале.

Пока все удавалось прекратить вмешательством мужей. Офицеры растаскивали своих супруг, некоторые возвращались из кубриков, выделенных под жилье семейных, с царапинами на лице, но, в общем, особых проблем не было.

Но проклятый Лидер словно в воду глядел. Часа через два после телефонного разговора – полыхнуло.

По внутренней связи позвонил Мухаметшин и сказал, что у них серьезные проблемы. Нужно вмешательство полковника.

Взбунтовались женщины. Собственно, не все пятьсот представительниц прекрасной половины, активно кричали и гремели посудой всего десятка три, но остальные наблюдали за всем происходящим со стороны, и было понятно, что их дальнейшие действия будут полностью зависеть от развития событий.

– Какого хрена нас этой баландой кормят? – кричала жена капитана Петруненко, размахивая пластиковой миской. – Это что – еда? Для детей еда? Да у хорошей хозяйки свинья такого есть не станет… Правильно я говорю, бабы?

– Правильно! – подхватили двое или трое молодых лейтенантских жен, остальные ограничились неопределенным гудением.

– Да что вы мнетесь, как целки? – Петруненко замахнулась и швырнула миску в полковника, тот уклонился, миска ударила в стену и отлетела в сторону, оставив на ней белесую вязкую массу. – Сам-то небось…

– Да… конечно… свою семью небось кормит!.. – подхватила активная часть женской толпы. – Сволочь…

Это было нечестно и несправедливо, семья полковника питалась с остальными из одного котла, но объяснять это сейчас было бессмысленно – получилось бы, что он оправдывается. У него потребуют доказательств, и даже если он покажет на этот ужин тарелки своей семьи, ему все равно заявят, что это он прикидывается, что у него в люксе есть своя кладовая, из которой он и сам питается, и жену свою с сыном подкармливает.

И самое обидное заключалось в том, что кладовая и вправду была. Генерал-майор Федоров планировал провести время в изоляции со вкусом и без особых лишений. В объемистой комнате за кабинетом находились стеллажи с выпивкой и ящики с консервами, мясными, рыбными, фруктовыми. Там даже запасы французской минеральной воды.

Если бы кто-то из этих взбесившихся баб увидел запасы, убедить их в том, что сам полковник и его семья не вкушают от сих изысков, было бы невозможно. Логика, как обычно, была простая и понятная – если бы у нее, у Таисии Петруненко, была такая возможность, то она ни на секунду не задумалась бы. Ей всегда было очень легко выбирать линию поведения, весь мир для нее делился на Таисию Петруненко с дочкой и весь остальной мир, состоявший из лохов и сволочей.

– Что, нечего сказать? – взвизгнула Петруненко. – Видите, нечего ему сказать! Язык проглотил…

– Таисия, – попытался образумить супругу капитан Петруненко, но та лишь пренебрежительно отмахнулась: