Больше чем страсть - Кэролайн Линден

– Никаких? Разве это возможно?

Себастьян медленно покачал головой:

– Лес густой и тянется на мили. Полагаю, грот не единственное место, куда можно свалиться и навсегда исчезнуть. И потом, есть еще река, которая за час может унести человека за несколько миль отсюда.

Абигайль нахмурилась:

– В таком случае, почему люди говорят, что вы убили его?

– Потому что нет доказательств, что я этого не делал. Возможно, именно так поступил бы любой из них. Но, скорее всего… потому что я виноват, что отец остался без присмотра.

Абигайль затаила дыхание. Себастьян продолжил, не сводя с нее своих темных глаз.

– Это была моя обязанность запирать его дверь каждый вечер, но той ночью она осталась открытой. Я забыл об этом… Время от времени мне все еще требовался лауданум, чтобы заснуть. Поэтому я не слышал, как отец ускользнул. Это стоило ему жизни.

– Но это не то же самое, что убить человека, – тихо сказала она.

Себастьян горько усмехнулся.

– Но результат тот же, не так ли? Безумец исчез. Никому больше не нужно жить в страхе. – Он пожал плечами. – Мне остается только надеяться, что отец встретил свой конец без особых страданий.

Абигайль была слишком потрясена, чтобы шелохнуться, но ее чувства, должно быть, отразились на лице.

– Какое бессердечное признание, не так ли? – Вейн повернулся на бок, лицом к ней, и подпер голову рукой. – Надеюсь, я не испортил ваше хорошее мнение обо мне? Потому что вы должны знать: я не сожалею, что он мертв.

– А вы уверены, что он мертв? – спросила она, запинаясь.

– Да, – ответил Вейн без тени колебаний. – К тому времени разум отца так помутился, что он не мог выжить. В течение нескольких дней я думал, что он, возможно, вернется, но этого не произошло. – Себастьян помедлил, пристально глядя на нее. – И я… рад.

Абигайль была слишком шокирована, чтобы говорить.

– Он умолял меня убить его, – начал Себастьян так тихо, что она едва дышала, чтобы не пропустить ни слова. – Отец знал, что теряет разум. Он боролся с этим, но безумие поглощало его целиком по несколько дней подряд. Однажды вечером он обратился ко мне со слезами, струившимися по его лицу, умоляя положить этому конец. «У тебя есть шпага, – кричал он. – Вонзи ее в меня». – Себастьян стиснул зубы, уставившись во мрак за фонарями. Последовала долгая пауза. Абигайль прикусила губу чуть не до крови, представляя муку, которую ему доставило это признание. – Я не мог этого сделать. Ничто не могло спасти отца. Он хотел умереть, и в глубине души я знал, что для него это единственный выход из ада. Но я не мог этого сделать.

– Конечно, нет, – мягко сказала Абигайль.

Себастьян покачал головой:

– Не знаю. Иногда мне кажется, что я должен был выполнить его просьбу. Я подвел отца как сын, не сделав то, что он просил. Вместо этого я спрятал все острые предметы в доме и посвятил себя тому, чтобы наблюдать за больным день и ночь. Не то чтобы это что-нибудь меняло. Все, кто знал, как далеко зашло его безумие, услышав, что он исчез посреди ночи, решили, что, должно быть, я покончил с ним. – Он снова горько улыбнулся. – Полагаю, это вписывается в образ калеки, склонного к приступам ярости, который сложился обо мне в округе.

– Они не правы, – отозвалась Абигайль тихо, но страстно. – И тогда, и сейчас.

Себастьян крепче сжал ее пальцы и повернулся к ней лицом:

– Вы редкая женщина, мисс Абигайль Уэстон. Вы заслуживаете большего, чем такая развалина, как я.

– Вы не развалина.

– Я не чувствую себя таким, только когда я с вами. – Вейн подался ближе, склонившись над ней.

Абигайль могла видеть за его плечом изображение русалки, тянущей руку к своему возлюбленному и обреченную на вечную разлуку. Десятилетиями – нет, столетиями – она томилась одна в темноте, невидимая и ненужная, не в силах изменить свою судьбу. Бедная русалка!

– Я уже говорила вам, что не вам решать, чего я заслуживаю.

Вейн улыбнулся.

– Я помню. – Его губы коснулись ее губ, прежде чем он снова поднял голову. Длинные волосы Себастьяна растрепались, отбрасывая на его лицо неровные тени. Секунду он молча изучал ее. Абигайль ждала, охваченная желанием, но неуверенная, что знает, как поступить дальше. В прошлый раз она совершила ошибку в своем нетерпении понять, насколько правдивы откровения леди Констанс. На этот раз она постаралась выбросить из головы скандальные сюжеты. Это вымысел, плод воображения. А мистер Себастьян здесь, реальный и живой, и она хочет, чтобы он преподал ей урок любви и страсти.

И тут Вейн поцеловал ее, по-настоящему. Обхватив пальцами затылок Абигайль, он прижался к ее губам в поцелуе, жарком и обольстительном. Большой палец Вейна ласкал ее щеку и уголок рта, призывая его раскрыться. Абигайль подчинилась, позволив настойчивому языку Себастьяна скользнуть внутрь, и затрепетала, когда их языки соприкоснулись.

Себастьян прерывисто вздохнул и переместился, еще больше нависнув над ней. Одной рукой он придерживал голову Абигайль, а другой поглаживал внутреннюю поверхность ее руки, которую он поднял, уложив над ее головой подушку. Поцелуй длился и длился, то легкий и возбуждающий, то настойчивый и жадный, а его пальцы порхали вверх и вниз по нежной коже Абигайль, пока ее не пронзила дрожь от этих почти невесомых прикосновений.

– Так за этим вы сегодня пришли? – выдохнул Себастьян, оторвавшись на секунду от ее губ.

Абигайль покраснела так сильно, что он наверняка мог видеть это даже при таком свете.

– Не совсем…

– В таком случае, может, мне остановиться? – Его пальцы прошлись по ее ключице, и Абигайль содрогнулась, не способная ни на что, кроме как отрицательно покачать головой. Голос Себастьяна смягчился. – Вы думали обо мне, когда читали рассказ, который я вам прислал?

Перед мысленным взором Абигайль пронесся вихрь образов. Леди Констанс пригласила к себе в постель музыканта, и он играл на ее теле, как на струнах, извлекая из него целую симфонию томных вздохов и сладострастных стонов.

Не было смысла отрицать, что Абигайль думала о Себастьяне, – точно так же, как глупо было отрицать, что она пришла сюда в надежде, что он снова поцелует ее. Ее тело изнывало от желания, кожа жаждала его прикосновений. Абигайль ощущала это притяжение с самого начала, а «Пятьдесят способов согрешить» только ухудшили ситуацию, дав ее воображению пищу – восхитительно порочные образы, которые изумляли и в то же время вызывали мучительное томление. Особенно два последних выпуска.

– Да, – прошептала Абигайль и почувствовала, как тело Вейна пронзила дрожь.