Одержимые - Таня Хайтман

Леа еще раз осмотрела наряды и пришла к выводу, что на первый взгляд Меган все вроде бы сделала правильно. Но если призадуматься, то выходило, что в итоге должна была материализоваться одна из появляющихся словно грибы после дождя копий Одри Хепберн. "Итак, плохой вкус этого ада заключается в том, чтобы выглядеть особенно мило", - утешала она себя.

После этого воображаемого поединка с Меган, Леа перескочила на вопрос о том, нужно ли соблюдать указания Адама или нет. Это далось ей с несказанным трудом; в этом пункте следовало признать правоту Меган: она будет на месте, как и требовалось, потому что правила игры, как и прежде, устанавливал Адам.

Вечером, войдя в оперу, Леа подарила себе мгновение покоя и ощутила оживление, царившее в фойе. Она всегда особенно сильно наслаждалась минутами до того момента, когда занимала свое место в зрительном зале и поднимался занавес. Волнение и предвкушение словно вливали в нее струю жизненной энергии. Она наблюдала за тем, как люди снимают пальто, подмигивают друг другу через головы и группки болтающих или быстро осушают бокал шампанского, с видом знатока разглядывая наряды остальных. Часто яркое оживление в фойе было интереснее происходящего на сцене.

Этим зимним вечером люстры в опере сверкали, переливаясь во всей красе, и Леа охотно закрыла бы глаза, чтобы прислушаться к постукиванию каблучков и шороху платьев. Но непонятное напряжение в животе и понятное напряжение от непривычно высоких каблуков не давали возможности насладиться этой роскошью. Что ж, она здесь не для собственного удовольствия, а потому, что так приказала Меган, точнее, Адам.

Испытывая острый приступ упрямства, Леа окинула взглядом фойе и тут же заметила среди лиц профиль Адама. Должно быть, он только что прибыл, потому что стоял в окружении группы людей, приветливо здоровавшихся с ним. Как обычно, он сильно выделялся из толпы, словно на него был направлен луч яркого света. Леа смущенно разглядывала его строгие черты, зеленые кошачьи глаза под четко очерченными бровями, темно-русые волосы, которые он, когда на него никто не смотрел, отбрасывал назад, чтобы они постоянно не лезли в глаза, слегка склоненная набок голова, уверенная осанка... Тот факт, что, несмотря на свою неприступность, он притягивал ее словно магнит, рассердил Леа сильнее, чем вынужденное переодевание и необходимость выдержать встречу до конца.

Адам и небольшая группа элегантно одетых посетителей оперы стояли немного ниже балюстрады, которую Леа выбрала в качестве наблюдательного пункта, потому что оттуда все хорошо просматривалось. Она неподвижно застыла в ожидании, пока его взгляд найдет ее. На доли секунды ей показалось, что в его глазах промелькнуло восхищение, но уже в следующий миг в них было только холодное внимание. Она подняла подбородок и почувствовала, как между глазами пролегла сердитая морщинка.

Некоторое время они смотрели друг на друга как непримиримые враги. И только когда Адам нетерпеливо кивнул, давая понять, что она должна немедленно спуститься к нему, Леа подчеркнуто неторопливо сдвинулась с места. На миг ей пришла в голову мысль: а не стереть ли тыльной стороной ладони с губ красную помаду, тем самым превратив свое дивное появление в карикатуру. Но она тут же одернула себя. Чего бы она этим добилась? Не в ее интересах, чтобы Адам обращался с ней как с упрямицей. Кроме того, настойчивый внутренний голос интересовался тем, как пахнет Адам с его свежевыбритыми щеками и все еще влажно поблескивающими волосами.

Подойдя, она приложила все усилия к тому, чтобы напустить на себя безразличный вид и воспротивилась желанию оказать больше внимания, чем легкий поцелуй в щеку.

- Ты великолепно выглядишь, - необычайно серьезно произнес Адам. Его пальцы мимолетно коснулись ее талии,затем он быстро одернул руку. - Даже в упрямой складочке возле губ есть нечто очень соблазнительное.

Как ни трудно было это сделать, но Леа заставила себя оторваться от его глаз и сосредоточиться на окружавших Адама гостях. К ее удивлению, ей уделили очень много внимания. Леа ничего не говорили ни имена, ни лица, хотя она не могла отделаться от ощущения, что со всеми этими людьми она однажды уже встречалась.

Кивая, она заметила, что расчет Адама сработал: они представляли собой очень необычную пару. Блестяще одетые, удивительно отчужденные, окруженные ореолом тайны. Одобрение во множестве устремленных на нее глаз было невозможно не заметить. Когда Адам наконец приобнял ее одной рукой за бедра, она поймала себя на том, что это доставляет ей удовольствие. Неужели это и в самом деле она? Смутившись, она приняла предложенную Адамом руку и проследовала с ним по лестнице на места.

В маленькой ложе к ним присоединился изысканный господин с седыми волосами и сытым брюшком. Некий ван Вайнхуус, бурно приветствовавший Леа в фойе как хороший знакомый.

- Как красиво вы опять оделись, дитя мое, - радостно обратился он к ней. - Совершенно восхитительно, грация во плоти, все дамы при виде вас умирают от зависти. - Во время своей восхищенной тирады ван Вайнхуус постоянно похлопывал холодно взирающего на все это Адама по плечу, словно поздравляя с успешным финишем беговой лошади.

Леа тем временем отчаянно копалась в воспоминаниях. Откуда она знает этого человека? Ей смутно казалось, что она помнит эти обвислые щеки ван Ванхууса. Наконец она начала припоминать ужин, состоявшийся пару дней назад в итальянском ресторане, во время которого она была совершенно не в себе из-за дикого коктейля из снотворного и алкоголя. Наконец-то она поняла, почему ван Вайнхуус обращается с ней как с маленьким ребенком, которого лучше не расстраивать и не требовать слишком многого. Очень может быть, что ей следует благодарить себя за то, что этот вечер скрыт от нее за пеленой забытья.

Тронутая, Леа отвела взгляд в сторону и увидела супругу ван Вайнхууса: снежную королеву, словно из книги сказок; здесь была и застывшая улыбка, и вечно удивленный взгляд. Мадам Супруга давно уже заняла свое место в ложе вместе с остальными зрителями и теперь нетерпеливо смотрела на них.

Но, похоже, ван Вайнхуус не спешил присоединяться к ней. Более того, он отошел на шаг в сторону, и все увидели азиата средних лет в очень элегантном смокинге. Мужчина с достоинством поднялся и откровенно уставился на Адама, а тот, в свою очередь, не отрываясь смотрел на него.

На круглом лице мужчины больше всего выделялись глубоко посаженные глаза за толстыми стеклами очков. Его кожа с крупными порами по цвету напоминала газету, на несколько недель забытую на хорошо освещенном солнцем подоконнике. Уголки губ были опущены, словно у придирчивого и вечно всем недовольного человека. Однако мимика и осанка излучали дисциплинированность и честолюбие в сочетании с большой долей любопытства. Этот концентрированный интерес скрыть было трудно, поскольку он неприлично долго не отводил взгляда от лица Адама, который был выше по меньшей мере на две головы.