Политическая история брюк - Кристин Бар

Собирательницы устриц также пользуются почетом среди издателей почтовых открыток. Некоторые изображены в заученных позах в широких штанах, спускающихся ниже колена, с шиньонами по моде 1900 года. Их осиные талии перехвачены корсетом, который, возможно, был надет специально для съемки. Мысль фотографа здесь иная: эти женщины, конечно, работают — это необходимое зло, которое делает их более мужественными, — но они остаются кокетливыми.

Женщинам, работающим на шахтах, было запрещено спускаться под землю; они оставались на поверхности и, похоже, носили юбки, по крайней мере во Франции. Но в Бельгии откатчицы (которые толкали вагонетки) защищают себя с помощью характерных брюк, которые они заправляют в сапоги работника канализации. По данным Джона Гранд-Картре, накладчицы в типографиях тоже носят брюки. Ученицы лионских рабочих шелкоткацких предприятий, по его словам, поддевают под юбку мужские бархатные брюки, поскольку так удобнее лазить по приставным лестницам. Еще один образ: женщина-столяр в бархатных зуавских кюлотах, пальто и кепке — родившаяся в 1882 году Жюльет Карон в 1911 году была единственной женщиной, занимавшейся этой профессией (вместе с мужем). Она сама торговала вразнос открытками с собственным изображением{447}. Ее кюлоты, которые пресса назвала «юбка-кюлоты», выглядят актуальными для парижской моды того времени; таким образом, реальность догоняет вымысел: в то же время ходили юмористические почтовые открытки, изображающие женщин, переодетых для того, чтобы заниматься всеми мужскими занятиями. На почтовой открытке «Святая Иосиф» этот прием использован для того, чтобы показать воображаемую женщину-столяра с сигаретой в зубах. Не будем также забывать о кюлотах и брюках, которые носили совершенные — и поэтому никем не замечаемые — травести. Кто бы мог предвидеть, удивляется Джон Гранд-Картре, что «женщина захочет взять кюлоты, чтобы иметь право на более высокое жалованье за свою работу. Кюлоты, ставшие средством struggle for life[59], — вот совершенно неожиданный выход, появившийся в конце века»{448}. Но это решение не удивляет таких феминисток, как Элен Брион, которая на примере работниц, выдающих себя за мужчин, демонстрирует, что женский труд изначально недооценен. Она цитирует Элизабет Трандл, арестованную в Бруклине за ношение мужской одежды; «Что вы хотите, — говорит та на суде, — по профессии я переплетчица. Если я работаю в мастерской, будучи одетой как женщина, я получаю 30 франков в неделю. Когда я переодеваюсь мужчиной, я получаю 75!»{449} Здесь не нужны комментарии, приходит к выводу Элен Брион.

Будут ли женщины-рабочие бороться за свое право носить брюки? Последуют ли они примеру англичанок? Пресса сообщает, что в 1896 году сотрудницы лондонских Ботанических садов Кью получили право на брюки, чтобы избежать отсыревания и повреждения юбок{450}. Корсет они заменяют на суконную блузу на пуговицах, застегнутую доверху, которая защищает их от холода. Такие модификации костюма — не самая последняя тема в обширной литературе, посвященной увеличению доли женщин в активной части населения: это «вторжение» кажется противным природе, а несоответствие женских костюмов многим профессиям и необычный характер новых женских профессиональных костюмов служат тому визуальным доказательством. Женщин-рабочих нельзя считать меньшинством, которым можно пренебречь: как мы уже писали, в 1906 году они составляли более трети экономически активного населения Франции. Их промышленная деятельность более заметна, а присутствие в «мужских» профессиях, ставшее логичным продолжением того, что они получили доступ к высшему образованию, широко комментируется. Следует учитывать время, которое прошло между тем, когда женщины взяли эти мужские бастионы, и тем, когда их присутствие стало повседневностью, а также надо помнить о расхождении между статистикой и субъективным восприятием, из-за которого казалось, что работающих женщин гораздо больше, чем на самом деле. Многочисленные почтовые открытки высмеивают женщин-адвокатов, которым закон в 1900 году разрешил приносить присягу. Как ни смешно, но их маскулинизировал костюм, однако карикатурист вновь делает их женственными, изображая в типических ситуациях: кормящими грудью или в виде женщины легкого поведения, поправляющей макияж. Серия открыток «Женщины будущего» изображает все профессии и должности (ручной и умственный труд, традиционные и современные занятия) с помощью моделей, одетых в кюлоты или брюки.

Негодование по поводу «новой женщины»

«Новая женщина» — так Прекрасная эпоха назвала новый тип женщин: эмансипированных, подвергшихся прямому или косвенному влиянию феминизма{451}. Для обозначения этой фигуры, курсирующей между воображаемым и реальным миром, чаще всего используется такой признак, как отказ от традиционной одежды. В этом разделе мы приведем три примера негативных комментариев в адрес таких женщин (они взяты из трех различных источников, выбранных, в свою очередь, из сотни возможных).

Для начала вернемся к Октаву Юзанну, графоману и заслуженному наблюдателю за нравами своего времени. В 1894 году он сатирически описывает своих современниц, которых называет «гинандрами» или «женщинами-мужчинами». Это представительницы состоятельных кругов, объясняет он, где считается хорошим тоном «уметь вести себя грациозно и уверенно, со знанием дела седлать лошадь, умело велосипедировать [sic!], кататься на коньках, как полячка, охотиться со страстью Дианы, фехтовать с итальянской гибкостью и заниматься ходьбой в соответствии со строгими pedestrian [sic!] принципами»{452}. То есть виновата англомания, которой предается «праздная плутократия». Среди современных «ужасных андрогинов» много и артистов. По мнению Октава Юзан-на, они гротескным образом маскулинизируются в традициях «синего чулоче-ства», но при этом к концу века их стало больше, чем во времена blue stockings. Теперь у них новый статус: для них «литература — это ремесло и товар»{453}. Большинство из них бесталанные. Некоторые избегают его уничтожающей характеристики, например Жип, чей антифеминизм он ценит, а также Северин, «этот взволнованный общественный хроникер, которая так хорошо умеет использовать свои женские качества в статьях, где гуманная благотворительность объединяется со справедливостью, что не может быть удостоена звания синего чулка; она ничем не отреклась от своей роли женщины»{454} (выше мы уже отмечали ее враждебное отношение к маскулинизации костюма).

Второй пример — это Шарль Тюржон, преподаватель политэкономии на факультете права Университета Ренн. В 1902 году он публикует два объемистых тома «Французского феминизма». Несколько страниц посвящены «феминистским модам и новинкам», которые делают женщину «мальчикоподобной»{455}. Этот университетский ученый здесь острит, и свою долю иронии получают «феминистские шишки». Благодушие, с которым он описывает некоторые категории женщин (например, тех, которые выживают, получая доступ к мужским профессиям, или «девиц из богатых сословий», которые повторяют за своими братьями), исчезает, когда речь заходит о «решительно эмансипированных женщинах», известных под ярлыком «новая женщина», которые стремятся только к одному — «стать мужчиной».

Это та, которая трескучими фразами бичует отвратительную тесноту корсета и требует права носить костюм и кюлоты. Ей не хватает только усов, но и это еще не все <…>! Аномалия, бесполая, которую с трудом можно назвать человеком, почти монстр — вот третий тип человека будущего <…>! Жаль, она не может сменить пол! Запомним, что, несмотря на такие трудности, она работает над этим изо всех сил.

И все же Шарль Тюржон отмечает, что такой тип «тронутых» еще редко встречается во Франции, чаще это англосаксонки. Он протестует против подобострастного повторения за мужчиной с эстетических позиций: «Как будто наши манишки стоят их корсетов! Надо оставить это англичанкам!» Он говорит о том, что это в интересах самих француженок, которые могут лишиться своего влияния: этот аргумент постоянно противопоставляется требованиям женщин, в том числе и требованию права голоса. Нет, мужчины не заслуживают того, чтобы им подражать: «И в тот день, когда она станет такой же уродливой, такой же брутальной и такой же грубой, как мы (я достаточно скромен?), ее правление закончится, а ее пол лишится своей короны». Это «мы», употребляемое в труде, многое говорит о точке зрения ученого, который ничем не отличается от посредственных памфлетистов. «Мы, мужчины» — это нечто само собой разумеющееся, как и национальное превосходство: вопреки резолюции против корсета, принятой на международном конгрессе в Берлине, Тюржон полагает, что француженки не захотят отказываться от этой одежды, потому что «у них есть чувство прекрасного и они испытывают ужас перед смехотворным». То же касается и кюлотов, которым «будет непросто скинуть с трона юбку», несмотря на принципиальное решение в пользу «дуальной одежды» (несомненно, речь идет о брюках, это перевод английского bifurcated garment), принятое на конгрессе феминисток в Чикаго.