Тайный узел - Евгений Евгеньевич Сухов

— И что было дальше? — поторопил Щелкунов.

— Что было дальше — я не видела. Через какое-то время из комнаты показался Калина. В его руках была бельевая веревка. «Помоги мне!» — крикнул он. Я вошла в комнату и увидела, что Модест лежит на полу и не шевелится. Я с ужасом поняла, что Печорский мертв. «Ты что наделал?!» — закричала я в ужасе, но Калина закрыл мне ладонью рот и прошипел, что если я не хочу тянуть червонец за мокруху, то должна просто молча делать все, что он будет мне говорить… Потом он из одного конца веревки соорудил петлю, подтащил с моей помощью мертвого Печорского к двери и надел петлю ему на шею. Другой конец веревки он перекинул через верх двери и велел мне тянуть. Сам же стал поднимать труп Печорского. Модест был мужчиной тучным, но Калина как-то быстро поднял его — Степа ведь сильный, и даже очень. Когда Печорский повис на двери сантиметров в сорока от пола, Калина велел привязать натянутую веревку к ручке с обратной стороны двери. Я это сделала. Он подошел, посмотрел, насколько крепко я привязала веревку к ручке, и остался доволен. После чего обрезал длинный конец веревки и сунул его в карман. Затем прошел на кухню, принес оттуда табуретку и положил ее набок возле ног мертвого Печорского. Как будто это сам Модест повесился на двери, опрокинув табуретку. Потом Калина подошел к тайнику с распахнутой дверью и выгреб из него все деньги.

— Сколько было денег в тайнике?

— Сколько денег там было — я не знаю. Скажу одно — много…

Селиверстова замолчала. По ее раскрасневшемуся лицу было заметно, что она заново переживает то, что случилось с ней вечером тридцать первого декабря тысяча девятьсот сорок седьмого года. И ей становилось не по себе…

— Что было потом? — вывел Галину из задумчивости очередной вопрос майора Щелкунова.

— Потом Калина стал обыскивать квартиру.

— Что он искал?

— Искал драгоценности жены Печорского и его самого. Ну, кольца, вещи дорогие… Я сказала ему, что лучше нам уйти, вдруг вернется жена Модеста. «Тем хуже для нее», — так ответил мне Калина, но все же послушал меня, и мы поспешно ушли, не забрав ничего, кроме денег. Когда мы выходили из подъезда, мы увидели пожилого прохожего в армейской шапке-ушанке. Он уже прошел мимо подъезда и шел спиной к нам. Нас он не видел. Так что наш приход и уход остались никем не замеченными.

После еще пары вопросов Виталий Викторович дал Селиверстовой расписаться в протоколе допроса и велел конвойным отвести ее в камеру.

* * *

Как только Селиверстову увели, Щелкунов велел привести на допрос Степана Калинина.

— Что ты, начальник, все меня тревожишь? — недовольно проговорил Калина, когда вошел в сопровождении конвойного в кабинет. — На кой ляд мне это нужно? Лучше ищи того, кто это сделал.

— Присаживайтесь, — предложил майор, а когда Калина сел, спросил: — И на квартире у него никогда не были?

— Не бывал. Чего мне там делать? Я даже не знаю, где он живет. Вы ж об этом меня спрашивали, гражданин начальник, — немного удивленно глянул на майора Калина. — О чем-нибудь другом спросили бы. Ну не думаете же вы, что я буду брать на себя мокруху? — Он немного помолчал и добавил с заметной издевкой в голосе: — Да, и цацки с липовыми сверкальцами — про то я тоже не ведал ни сном ни духом.

Виталий Викторович с интересом посмотрел на Калину.

— Сейчас, гражданин Калинин, как-то не до цацок… Как-то неправильно ты себя ведешь. Вроде человек неглупый, воровской масти, в своей среде вполне уважаемый, а ведешь себя как пацан.

— С чего вы это взяли-то, гражданин начальник?

— Пренебрежение свое показываешь. Держишься так, как будто бы тебе сам черт не брат! А всего же ведь ты не знаешь!

— А что я должен знать, начальник, если у вас на меня ничего нет. Нынче я не при делах.

— А свою напарницу хочешь увидеть?

— Это кого же?

— Галину Селиверстову. Как-никак не один месяц вместе сожительствовали. Может, даже чувства какие-то к ней были.

— Мне эта встреча без надобности. И чувств у меня к Галине никаких нет. Сегодня одна баба, завтра — другая. И разницы между ними особой не нахожу.

Мысль о проведении очной ставки между Степаном Калининым и Галиной Селиверстовой пришла Щелкунову на предыдущем допросе Калины, когда тот, развалившись на стуле, откровенно издевался над ним. С него следовало сбить спесь.

Подняв трубку, майор Щелкунов распорядился:

— Приведите Селиверстову.

Когда в кабинет привели Галину, Калина насторожился. На такой поворот событий он явно не рассчитывал. Селиверстова, увидев бывшего сожителя, неприязненно скривила лицо и, когда ее усадили напротив, спросила с укором:

— Вот скажи мне, Степа, зачем ты дал показания против меня? Что же я тебе такого дурного делала?

— О чем ты? Окстись!

— Окстись, говоришь? А разве не ты сказал следователю, что это я тренировалась подделывать почерк Печорского? Ведь это же ты пытался подделывать его почерк. Сколько бумаги на это потратил! Для этого и попросил меня найти в квартире Модеста какой-нибудь документ с подписью, написанный его рукою, и принести тебе.

— Молчи, дура! — вскричал Калина. От прежнего благодушного настроения не осталось и следа.

— Это я-то дура? — вознегодовала Селиверстова. — После того как я поила-кормила тебя, а ты на шее у меня сидел, я стала для тебя еще дурой? А может, я и есть дура, что любила такого паразита, как ты! А ты тогда — убивец!

— Ну, погоди, кошка[23] драная, — вскипел Калина и предпринял попытку подняться со стула, но тотчас был посажен на место конвойным сержантом-милиционером, стоящим за спиной допрашиваемого. — Ты мне еще за все ответишь, кобыла ты старая!

— Я кобыла старая? — выпучила глаза Селиверстова, уязвленная до глубины души. — Да ты посмотри на себя, кобель ты облезлый… Начальник, — обратилась она к Виталию Викторовичу, — это он ту записку писал, чтобы все подумали, будто Модест сам повесился. На самом деле это он его убил. Задушил той самою веревкою…

Калина снова попытался вскочить и снова был остановлен стоявшим рядом конвойным милиционером, который обеими руками с силой надавил ему на плечи.

— Еще раз дернешься, — предупредил сержант, — получишь от меня от всей души!

Щелкунов с осуждением посмотрел на конвойного. Впрочем, осуждал он для виду. После этого майор обратился к Галине:

— Гражданка Селиверстова, расскажите снова и по порядку, как происходило убийство гражданина Печорского.

— Ну, к Печорскому мы пошли вдвоем. Это Калина