Верховная королева (Туманы Авалона - 2) - Мэрион Брэдли

- Да уж, этот и впрямь позаботится, - фыркнул Артур, тепло улыбаясь другу. - Не слишком-то ты боишься своего короля, принц Галахад... - Артур взял из рук жены роговую ложку и принялся поглощать месиво из горячего вина с хлебом и медом. - До чего вкусно; и притом согревает; и пряности там есть, не так ли - те самые пряности, что ты велела мне прислать из Лондиниума...

Подошедший Кэй забрал у короля пустую чашу.

- Ну, и как поживает твоя рана после часовой прогулки, лорд мой? По-прежнему болит и ноет?

- Меньше, чем в прошлый раз; вот и все, что я могу сказать, отозвался Артур. - Впервые в жизни я узнал, что такое настоящий страх: я испугался, что умру, не завершив трудов своих.

- Господь того не допустит, - вступилась Гвенвифар. Артур погладил жену по руке.

- Вот и я себе так говорил, однако внутренний голос твердил мне, что это - великий грех гордыни: страшиться, что я сам или кто-либо другой незаменимы для воплощения Господнего замысла... Долго размышлял я обо всем об этом, пока лежал в постели, не в силах подняться.

- Сдается мне, мало чего оставил ты незавершенным, если не считать окончательной победы над саксами, лорд мой, - вмешался Кэй. - Но теперь пора тебе лечь; прогулка утомила тебя.

Артур вытянулся на постели; Кэй забрал его одежду и осмотрел глубокую рану, что до сих пор слегка сочилась гноем сквозь ткань.

- Я пошлю за женщинами; надо бы снова наложить горячие повязки; ты разбередил рану. Хорошо еще, от ходьбы она не открылась.

Женщины принесли дымящиеся котелки, намешали трав и наложили на рану пропитанные водой и сложенные в несколько раз куски ткани - такие горячие, что Артур дернулся и не сдержал крика.

- Ага, и все равно, Артур, можешь почитать себя счастливцем, отозвался Кэй. - Если бы меч скользнул в сторону на расстояние ладони, у Гвенвифар появилась бы причина для горя куда более весомая, а ты бы прославился по всей земле как король-кастрат... прямо как в древней легенде! Ты ведь помнишь эту байку... король ранен в бедро, силы его убывают, и хиреет и увядает земля - до тех пор, пока не явится юноша, способный возродить ее плодородие...

Гвенвифар так и передернулась.

- Отличная история, что и говорить: в самый раз для слуха раненого! раздраженно бросил Артур, беспокойно ворочаясь: обжигающе-горячий компресс причинял невыносимую боль.

- А я думал, ты оценишь, насколько тебе повезло: ведь земля твоя не увянет и не станет бесплодной, - отозвался Кэй. - А к Пасхе, смею надеяться, если посчастливится, королева понесет...

- Дай-то Боже, - откликнулся Артур, но Гвенвифар, вздрогнув, отвела глаза. Да, она вновь зачала, и вновь ее постигла неудача - да так быстро, что она даже толком осознать не успела, что беременна... неужто так будет всегда? Или она бесплодна, или Господь карает ее за то, что она не тщится денно и нощно сделать своего мужа лучшим христианином?

Прислужница сняла повязку и собиралась уже заменить ее на свежую. Артур потянулся к Гвенвифар.

- Нет, пусть это сделает госпожа моя, у нее руки нежнее... - промолвил он, и Гвенвифар послушно взялась за дымящуюся ткань - такую обжигающе-горячую, что едва не обварила себе пальцы; однако Гвенфивар радовалась боли, точно искуплению. Это она во всем виновата, она и только она; надо было Артуру отослать от себя бесплодную женщину и взять жену, способную подарить ему ребенка. Ему вообще не следовало на ней жениться; ведь к тому времени ей уже исполнилось восемнадцать, и лучшие для деторождения годы для нее остались позади. Может статься...

"Будь здесь Моргейна, я бы и впрямь выпросила у нее талисман против бесплодия..."

- Сдается мне, что лекарское искусство Моргейны ныне оказалось бы нам куда как кстати, - промолвила Гвенвифар. - С Артуровой раной дело обстоит скверно, а Моргейна - прославленная целительница, как и сама Владычица Авалона. Отчего бы нам не послать на Авалон и не попросить кого-либо из них приехать сюда?

- Не вижу в том нужды, - нахмурился Кэй. - Рана Артура заживает неплохо; видывал я и похуже, и те исцелялись благополучно.

- И все же рад был бы я повидаться с моей доброй сестрицей, промолвил Артур, - как и с Владычицей Озера, другом моим и благодетельницей. Но судя по тому, что рассказывала мне Моргейна, не жду я когда-либо увидеть их вместе...

- Я пошлю гонца на Авалон и попрошу мать приехать, - тебе стоит лишь повелеть, Артур, - промолвил Ланселет, однако смотрел он на Гвенвифар. Глаза их на мгновение встретились. На протяжении всех этих месяцев Артуровой болезни Ланселет, кажется, не отходил от нее ни на шаг; всегда был для нее опорой и поддержкой - несокрушимой, словно скала; и что бы она без него делала? В те первые дни, когда никто не верил, что Артур выживет, Ланселет дежурил у постели вместе с нею, не смыкая глаз; видя его любовь к Артуру, она начинала стыдиться собственных мыслей. "Он - кузен Артура, как и Гавейн; и столь же близок к трону; он - сын родной сестры Игрейны; если с Артуром что-то случится, он станет тем самым королем, что так нам нужен... в древние времена королем считался супруг королевы, и не иначе..."

- Так что, пошлем за госпожой Вивианой? - уточнила Гвенвифар.

- Только лишь если тебе угодно увидеться с Владычицей, - со вздохом отвечал Артур. - Думается мне, сейчас мне требуется лишь побольше терпения - такой совет дал мне епископ, когда я беседовал с ним в последний раз. Господь и впрямь ко мне добр: я не лежал беспомощным тогда, когда нагрянули саксы, и ежели Господь не оставит меня своей милостью, я смогу выехать в поход, как только враги объявятся снова. Гавейн собирает войско на севере для Лота и Пелинора, верно?

- Ага, - рассмеялся Ланселет. - Он сказал Пелинору, что сперва должно расправиться с белым конем, а дракон пусть подождет... и велел вооружить всех его воинов и прийти по первому зову. Явится и Лот, хоть он уже и стар... этот не упустит ни тени возможности сделать так, чтобы королевство все-таки отошло его сыновьям.

"А ведь так оно и выйдет, если я не подарю Артуру сына", - подумала Гвенвифар. Любое слово - произнесенное кем угодно и о чем угодно оборачивалось для нее стрелой, насмешкой, нацеленной прямо в сердце, ибо она не исполнила первейшего долга королевы. Артур к ней искренне привязан, они могли бы быть счастливы, если бы она хоть на мгновение сумела избавиться от чувства вины за свое бесплодие. Какое-то время она почти радовалась этой ране, ибо пока Артур и не помышлял о том, чтобы возлечь с женщиной, и то не было ей упреком; она могла заботиться о нем, холить его и нежить, владеть Артуром безраздельно, - редко так случается в жизни жены, если супруг ее принадлежит не ей, но королевству. Она могла любить Артура, не размышляя непрестанно о своей вине; ощущая его прикосновения, думать об их любви, а не только о своих страхах и отчаянном уповании: "Уж на сей-то раз я наконец забеременею; а если да, то все ли пройдет хорошо или я вновь не сумею выносить бесценную надежду королевства?" Гвенвифар ухаживала за мужем, нянчила его денно и нощно, точно мать - хворого ребенка, а когда к Артуру начали понемногу возвращаться силы, она сидела с ним рядом, разговаривала с ним, пела ему - при том, что чудесным голосом, в отличие от Моргейны, природа ее не наделила, - сама отправлялась в кухни и готовила для него все то, что способно пробудить аппетит у недужного, лишь бы Артур поправлялся, - ведь в начале лета изнурительная болезнь превратила короля в собственную тень.