Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская

Её ресницы снова поднялись, и блестящий увлажнившийся взгляд устремился мимо меня.

– Потому что он этого не хочет.

– Парадокс, – невесело усмехнулся я. – Он принадлежит всем и никому. Когда думаешь о целом человечестве, порой бывает невозможно сосредоточиться на одном человеке.

– Что ж… – со вздохом промолвила она, на лету подрезая тонкие крылышки моих мечтаний, – значит, такова моя судьба. Просто быть рядом с ним. До конца… – Её голос дрогнул, оборвался в тонком всхлипе. – Я боюсь за него… У меня ужасное предчувствие…

В лунном свете я увидел её лицо целиком, с искусанными в кровь губами и изломанными ресницами, из-под которых струились по белым щекам мерцающие ручейки. Она быстро провела ладонью по глазам и опустила голову.

Никогда не мог вынести женских слёз. Особенно, если они предназначались другому мужчине. Странно, но не недавнее признание Магдалин, а именно этот её безответный плач поразил меня в самое сердце. Мне показалось, что она оплакивает разом своё безрадостное прошлое, неясное будущее, неразделённое настоящее.

– Всё будет хорошо, – пробормотал я. – Обещаю тебе.

Я знал, что нельзя давать невыполнимые обещания. Но был готов сказать что угодно, лишь бы вернуть не улыбку, но хотя бы спокойствие на её лицо и в сердце. И она сделала вид, что верит.

– Спасибо…

И поцеловала меня в щёку. Как друга, как брата.

Мне ничего не оставалось, как снова вернуться к двери, но уже с тем, чтобы плотно затворить её за собой.

Впервые я завидовал Равви.

Я понял, что всё-таки заплутал, причём меня не оставляло странное чувство, будто я обретаюсь вокруг, да около, и искомая дорога совсем рядом, стоит лишь свернуть. И я сворачиваю, но, будто в аттракционе «Зеркальный лабиринт», открываю всё новые отнорки, ведущие куда угодно, только не туда, куда нужно мне. Новые ряды величавых кедров и паразитирующей на могучих стволах вьющейся дребедени, ор цикад и трескотня сварливой местной птицы. Я в сердцах плюнул, вопреки наставлениям Равви чертыхнулся и уже собрался повернуть обратно, как увидел, что мне навстречу прогулочной походкой движется человек. Судя по вялой неторопливости и нарочитой замедленности шага, прохожий явно никуда не спешил, чувствовал себя в лабиринте местных тропинок как я на сквозняках митинских новостроек, и, несомненно, мог помочь мне с ориентацией. Я решительно направился к нему, и он, похоже, нисколько этому не удивился, а, напротив, мне показалось, что и он сам собирается заговорить со мной: на тонких тёмных губах заиграла приветливая улыбка, будто он всё это время только и ждал, что кто-нибудь разрушит его одиночество. Было в нём что-то завораживающее и одновременно нездешнее. Я не мог объяснить себе самому, что именно. На прохожем был длинный антрацитовый, отливающий чёрным золотом, плащ, который струился, текуче переливаясь всеми оттенками чёрного цвета. На голову наброшен капюшон, скрывающий часть лица. Холёная бородка, гладкие смуглые пальцы, унизанные массивными перстнями с огромными чёрными камнями и, наконец, вместо классических сандалий – чёрные штиблеты с узкими острыми мысками – всё говорило о том, что случайный прохожий – персона важная и богатая. Отчего-то мной овладела странная, несвойственная мне робость, будто встретился на узкой тропинке с крёстным отцом всей российской мафии, или, по меньшей мере, сицилийской. Я тотчас обругал себя за мальчишество: подумаешь, важная птица, местный крутой дядька дышит воздухом! Я же не на ужин к нему набиваюсь, и не милостыню прошу. Только поинтересуюсь, как лучше выбраться к реке, да и все дела. И только я собрался с мыслями и открыл рот, как прохожий сам обратился ко мне на чистейшем, провалиться мне на месте, русском:

– Заблудились, молодой человек? Заплутали, образно говоря, во времени и пространстве?

Мой рот распахнулся ещё шире. Если бы у меня была вставная челюсть, то выпала бы безо всякого сомнения. Но к счастью зубы, за исключением двух, удалённых давным-давно, были у меня на своих местах. Я смог лишь промычать нечто нечленораздельное, но странный прохожий, улыбаясь обаятельно и дружелюбно, продолжил:

– Нет ничего приятнее путешествия, не так ли? Вам ещё не надоел здешний климат? Не соскучились по дому, по девушке? Ведь у вас, как у любого нормального молодого человека, наверняка есть красивая страстная девушка?

Мне показалось, он сделал небольшой акцент на слове «нормального».

– В Москве сейчас дожди… Б-р-р… – продолжил странный человек. – Он зябко передёрнулся, будто сам только что вернулся с продрогшей московской улицы, но тотчас радостно улыбнулся. – А вчера было солнце.

Моё сердце безумно заколотилось. Горло сдавило стальными тисками, и я ощутил небывалой силы прилив острой тоски по мокрым тротуарам, забитым ворчливыми прохожими и заляпанными грязью автомобилями, пыльным лопухам и подорожникам, сонному коту на окне первого этажа… По Магде. Взбалмошной, страстной, доступной… По всему, что было просто и понятно, что имел без усилий, утратил в одночасье и почти успел позабыть.

– Кто вы? – прошептал я, чувствуя, как слабеют ноги и по спине и груди начинают монотонный бег противные мурашки. – Вы можете мне помочь?

– Разумеется.

Он с готовностью кивнул, вновь растянув в улыбке смуглые губы, и я, наконец, увидел его лицо. Довольно интересное, с тяжёлыми мужественными чертами, из тех, что пользуются успехом у женщин, только цвет его был нездоровым, землисто-пепельным. И глаза мне не понравились. Они были какие-то пустые, безжизненные, непроницаемые, как прорубленные в толстом льду полыньи. Приветливая улыбка не затрагивала этих холодных глаз и казалась приклеенной, ненастоящей.

– Я для того и пришёл, чтобы помочь тебе, мой мальчик. Поскорее отправить тебя домой. На работе уж, наверное, заждались. Да и девушка твоя как бы не загуляла: молодая, красивая, кровь играет. Хорошей вы были парой. Кажется, её зовут Магда? Красивое имя.

Я сделал шаг назад и прирос к земле.

– Кто вы?

– Ну что ты пристал: кто, да кто? – Проговорил он с отеческой усмешкой. – Что тебе в моём имени? Имя лишь звук. Назовусь я Иваном Сидоровым, или Абрамом Рабиновичем, или Хуан Карлосом. Скажу, что я – врач. Или инженер. Инженер человеческих душ… Что это изменит? Разве в этом дело? Дело не в том, кто я, чем занимаюсь, какие университеты закончил, а в том, что я единственный могу помочь тебе, а ты, соответственно, в порядке взаимовыручки, поможешь мне.

Он обнял меня за плечи, словно окутал покрывалом, сотканным из ледяных нитей, так что аж зубы застучали. На безымянном пальце блеснул чёрный камень, в глубине которого мерцало красное свечение, словно разливался живой огонь.