Проверка на любовь - Андреа Семпл

— Марта, с тобой ведь все в порядке, да?

— Ну, да, конечно. А что?

— Сама не знаю. Мне просто кажется, что ты проводишь слишком много времени с Джеки. — Фиона, если захочет, может быть и грубоватой.

— Фи, но я ведь живу у нее.

— Это мне известно, — вздыхает она, стягивая волосы в тугой «хвост». — Но ты сама говорила, как это печально: постоянно куда-то выходить, и все это только ради того, чтобы забыться. А это означает, что с тобой что-то происходит. Пойми, я забочусь о тебе.

— И что ты хочешь этим сказать?

Фиона вертит в руках край одеяла, а лицо у нее морщится и принимает страдальческое выражение:

— Ничего страшного. Просто я не хочу, чтобы ты превратилась в сисястую стерву и вертихвостку.

Ну, это уже слишком. А главное, от кого я все это слышу? От Фи, которая никак не может забыть грудастую шлюху с обложки какого-то журнала, и вспоминает ее при каждом удобном случае. От той, которая глотает таблеток больше, чем самый законченный ипохондрик, и при этом заявляет, что беспокоится обо мне! И главное, это говорит та, которая умудряется вытравить любые следы неприятностей в своей жизни, и при этом успевает заметить малейший пустяк в моей.

— Значит, по-твоему, я сисястая стерва и вертихвостка.

— Я этого не говорила.

— Говорила, причем только что.

— Нет. Я говорила, что ты можешь в нее превратиться.

— Это одно и то же.

— Неправда.

— Да это и неважно. Просто ты — завистливая злючка. Прости, я неверно выразилась. Ты можешь превратиться в завистливую злючку.

— В завистливую?

— Ну конечно. Ведь я выхожу в высший свет и прекрасно провожу свое свободное время. И мне наплевать на то, что ты в это время сидишь в своих четырех стенах и готовишься стать примерной женушкой, чтобы вечно торчать на кухне, в то время как у твоих ног будут возиться от двух до четырех спиногрызов, постоянно хнычущих и дергающих тебя за фартук.

Конечно, даже пока я произношу весь этот кошмар, я думаю вовсе не о Фионе. Я сержусь на Дездемону. Я ей завидую. Впрочем, это одно и то же. Никогда в жизни у меня не возникало желания оскорбить Фиону в ее чувствах. Но тут я как с цепи сорвалась. Не знаю сама, что на меня нашло. Я стала вести себя, как… как она там выразилась? — Ну, да, как стерва и вертихвостка. Я отвратительно себя чувствую от всех тех ядов, которые еще бродят у меня в организме после вчерашнего. Я вам скажу честно: как только вы увидите, что я направляюсь за десятой порцией текилы, немедленно остановите меня. Прошу вас, потому что это очень серьезно.

— Послушай, Фи. Прости меня. Я не хотела. То есть я сейчас немного раздражена. — И вдруг, сама того не желая, я начинаю изливать ей все, что накопилось у меня в душе. И слова текут сами собой. Я не останавливаюсь и выпаливаю все одним махом: — Ну, тут Люк и все, что он натворил, а потом еще время месяца не то, и как мне может удаться стать великим специалистом по любовным отношениям, когда моя собственная личная жизнь напоминает разве что кусок собачьего дерьма, а у тебя при этом все хорошо, и ты можешь ни о чем не волноваться, и, глядя на тебя, я вспоминаю, какая я жалкая и несчастная, но и не в этом даже дело, а в том, что Дездемона выходит замуж, но вот беда, я бы должна за нее радоваться, я это точно знаю, потому что радость подруги всегда радует другую подругу, а я никак не могу порадоваться, и мне становится страшно, потому что причина тому, что я не могу за нее радоваться…

Теперь Фиона сидит, выпрямившись, прижавшись спиной к стене, скрестив ноги, на лицо ее вернулась привычная теплота. Хотя, конечно, она смущена моим потоком — нет, журчащим и пенящимся ручьем — сознания.

Меня так и подмывает сказать: «Не могу я радоваться, потому что люблю Алекса и люблю Люка, и при этом не могу заполучить ни того, ни другого». Но я тут же останавливаю себя. Это неправда. Не могу же я любить их обоих одновременно, да?

— И в чем же причина? — Фиона выжидающе смотрит на меня.

— Причина в том…

И в этот момент, как знак спасения, в дверь просовывается по-жирафьи вытянутая физиономия Стюарта:

— Мы пойдем за видео, вам что-нибудь прихватить?

— Э-э-э… да нет, спасибо, нам и так хорошо.

Когда он уходит, мы обе сидим тихо и просто молчим. Через некоторое время Фиона бесшумно выбирается из кровати, чтобы поставить диск на портативный стереокомбайн. Я наблюдаю за тем, как она перебирает пальцами стопочку дисков, лицо ее напряжено: она выбирает музыку. Наконец, она ставит альбом «Лунное сафари» группы «Эйр», причем сразу же переходит к композиции номер три. Она помнит, что это моя любимая вещь.

Добравшись домой, я включаю компьютер и одновременно пытаюсь с такой же легкостью включить и свои мозги. В общем-то, я уверена, что смогу это сделать (хотя голова у меня поначалу все еще отказывается работать). Но проблема не в этом. Проблема заключается в одном проклятом электронном послании. Оно от девушки, которая просит меня пояснить ей, что мужчины в основном ждут от любовных отношений. Сама она считает, что мужчина, как вид, является существом совершенно обособленным. Мне хочется ответить ей, что мужчины такие же, как мы, они вовсе не инопланетяне, во что нас настойчиво заставляют верить. Кроме того, меня тянет напомнить ей, что только одна пара хромосом из двадцати трех отличает один пол от другого.

Но все дело в том, что мы хотим услышать о все-таки существующей разнице. И на этой разнице постоянно играет журнал «Глосс». В этом, как мне кажется, и заключается моя основная беда. И мужчины не просто представляют собой отдельный биологический вид. Они явились на Землю с Марса. Мы никогда до конца не поймем их, и это весьма распространенное убеждение. Вернее, даже не так. Наверное, я все же даю вам немного неверное представление о «Глоссе». Он не всегда призывает своих читателей «Помнить о различии» между полами. Вот, например, в рубрике «Исповедь профессионала» говорится даже, что женщины и мужчины способны выполнять одинаковую работу. Как радикально меняется мнение журнала, да?

Однако там, где дело касается любви, мы все же придерживаемся старых стереотипов. Насколько я это понимаю, правда весьма проста. Мужчинам нужна любовь. Мужчинам нужен секс. Так же, как и женщинам. Это понятно. Но мы упорно пытаемся разделиться. Мы начинаем притворяться, что говорим на другом языке и живем в разных временных поясах. Поэтому ничего хорошего из этого не выйдет. Может быть, Платон и признавал тот факт, что «мужчины и женщины принадлежат одной и той же материи», но, заметьте, у него не было рекламодателей, а потому он, наверное, чувствовал себя отлично. К тому же ему не приходилось волноваться за реализацию тиража и переживать при каждом появлении нового конкурирующего журнала.