Курчатов ЖЗЛ - Раиса Кузнецова

К пединституту Курчатов относился с большим уважением, чувствовал себя членом его коллектива. «Мы поражались, — продолжает Семан, — с какой невиданной до него энергией работает И. В. Курчатов. Именно его неиссякаемая энергия и была той замечательной уникальностью его личности Учителя. И это оставило глубокое впечатление, надолго сохранилось в памяти у нас — его учеников и сотрудников кафедр. Его глубоко уважали и любили. Всегда бодр, он любил юмор; его „физкультпривет“ мы принимали как радостный призыв к работе; он привносил в круг своих учеников и сотрудников оживление и радость. Запомнились его загадки-эксперименты, например на тему: удастся ли наблюдать то или иное явление с такой-то аппаратурой, которые он предлагал вниманию друзей и учеников в кабинете П. И. Короткевича. В этом же кабинете с участием И. В. Курчатова анализировались неисправности аппаратуры: счетчиков, ионизационных камер и других приборов, а также интересные эксперименты по физике. Такие же обсуждения велись с участием И. В. Курчатова и Я. Л. Хургина по теоретическим вопросам ионной оптики».

По просьбе автора некоторые из первых учеников профессора Курчатова оставили о своем любимом «докторе физики» воспоминания. Как первоисточники, они представляют большой интерес для читателей, передавая собственные представления об учителе, трактуя его образ многогранно, независимо и в контексте студенческой жизни тех лет.

Вот что рассказывает научный сотрудник кафедры экспериментальной физики Ленинградского педагогического института, которой Курчатов заведовал в 1938–1941 годах, Ольга Петровна Закс:

«Все мы, бывшие ее сотрудники, уцелевшие после войны и блокады, вспоминаем годы работы на кафедре как самое светлое, высокое в нашей жизни время… Игорь Васильевич Курчатов, молодой доктор наук, имел основную работу в Ленинградском физико-техническом институте, а кафедрой физики в Ленинградском педагогическом институте им. Покровского заведовал по совместительству с 1935-го до начала войны 1941 г.

Обычно работа кафедры физики в медицинском и педагогическом институтах сводится к работе по неширокому учебному плану, где научная работа присутствует только в небольшом объеме. Не то было на „курчатовской“ кафедре.

Игорь Васильевич читал для 3-го курса физического отделения курс „Электронные явления“, а для 4-го курса — „Ядерную физику“. Также студенты прорабатывали лабораторные работы практикума „Электронных и ядерных явлений“ в объеме 80 часов в специальной лаборатории, где я работала до самой войны.

„В человеке все должно быть прекрасно“. Таким был Игорь Васильевич: высокий, молодой, с быстрой легкой походкой, энергичный, всегда занятый, всегда с приветливой улыбкой. Он никогда не повышал голоса, никогда никого не разносил, но не терпел лжи, пустозвонства. Он был деликатен со всеми. Вокруг него не могло быть интриг и склок, его обаяние облагораживало всех.

Рассказывают, что с ним нельзя было спорить: он всегда был прав. Обсуждая с сотрудниками работу, он видел все впереди — и трудности работы, и ее возможные результаты.

Объем работ Игоря Васильевича был огромен; он умел вовлекать в сферу своего влияния людей, которые не за страх, а за совесть трудились на кафедре. Все без исключения любили Игоря Васильевича, говорили о нем тепло, с нежностью и безграничным уважением, доверяли ему и заботились о том, чтобы все всегда было сделано хорошо и вовремя. Игорь Васильевич не жалел своего времени, каждому уделял внимание, помогал словом и делом, часто обнаруживал, что у него опять пропал билет на концерт в филармонию. Входя в лабораторию, он спрашивал меня: „Ну, чем порадуете меня, хозяйка?“ На кафедре его звали Генералом (Бородой его стали звать позднее, в 1943 г.).

Работа у Игоря Васильевича не казалась „нудной лямкой“, хотя всем нам жилось нелегко в это трудное предвоенное время. На его кафедре кипела жизнь. Кроме учебной работы, у всех сотрудников была масса работы по расписанию. Научную работу вели ассистенты, аспиранты, студенты, лаборанты, помогая друг другу. В каждом уголке, даже на краешках столов, люди „примащивались“ со своими приборами, научными установками. По субботам до позднего вечера проходил научный семинар. Игорь Васильевич делал сообщения о научных новостях, сотрудники делали доклады и отчеты о своей работе. На нашей кафедре были выполнены значительные научные работы. Приходили докладчики и со стороны, главным образом из Физико-технического института, например Г. Н. Флеров, Я. Л. Хургин, Г. Я. Щепкин, даже сам академик А. Ф. Иоффе. Доклады слушали и сотрудники, и студенты. Здесь Флеров делал первые сообщения о спонтанном делении урана.

Кафедра физики выпустила немало ассистентов, доцентов, профессоров, сотрудников вузов, институтов, школ. Были также организованы кружки для студентов. Фотокружок и кружок киномехаников считались для студентов обязательными. На каждом шагу вас мог кто-нибудь сфотографировать. Несмотря на тесноту кафедры, нашли и хорошо оборудовали комнатушку для фотокружка, где всегда над дверью мигал красный сигнал „занято“. Купили переносной кинопроекционный аппарат, вначале узкопленочный, а потом даже звуковой.

В специальной лаборатории число практических работ для студентов достигло двадцати четырех. Методическое руководство было подготовлено Игорем Васильевичем. Я выращивала из расплава монокристаллы КС1. Аспиранты — Крицкая, Никитинская, Симак, Малышев и др. — работали над диссертациями.

Игорь Васильевич любил свою кафедру, своих сотрудников. Особенно он любил старшего лаборанта, незабвенного Петра Ивановича Короткевича, которого он называл „Кулибиным“. Петр Иванович, человек скромный, немногословный, остроумный, пользовался всеобщей любовью. Человек с золотыми руками, Петр Иванович никому не отказывался помочь. Его тонкие, ловкие руки умели делать все: слесарные, столярные, стеклодувные работы. Он мог починить любой прибор, натянуть в электрометре волластонову нить, построить электрометр Лютца. Первая камера Вильсона и счетчик Гейгера на кафедре были построены его руками. Он мог сутками не выходить из лаборатории».

Игорь Васильевич очень ценил Петра Ивановича и очень горевал, узнав, что тот погиб в Ленинграде от голода во время блокады. В течение многих лет Игорь Васильевич помогал семье Короткевича, а после его смерти это продолжала делать его жена Марина Дмитриевна.

16 апреля 1942 года Игорь Васильевич писал вдове Короткевича:

«Дорогая Надежда Ивановна! Должен сообщить Вам горестную весть. В конце января Петр Иванович скончался в Ленинграде, работая до самого последнего времени в ЛФТИ, как подлинный герой нашей страны. Я до октября работал на Черноморском флоте, приехал в Казань в начале января, писал ему, но ответа не получил. Кобеко вскоре сообщил, что Петр Иванович одно время чувствовал себя неважно из-за недостатка питания, но продолжал даже лежа выполнять предложенное им важное изобретение для фронта. Затем он быстро поправился к нашей громадной радости благодаря усиленному питанию маслом, которое устроил ему Кобеко. Но, видимо, здоровье все же было подорвано, и он не вынес тяжелых условий. Похоронил его Алексей Васильевич Морозов, который 25.02 еще был в Ленинграде. Алексей Васильевич писал Вам о кончине Петра Ивановича, но, вероятно, письмо не дошло, т. к. связь с Ленинградом была затруднена.